Даханавар (СИ)

Уже за воротами зеленщица передала ребенка в руки мужу, а сама спрыгнув с телеги подбежала к лошади Илаи. Взволнованно посмотрев в глаза юноши, она оглянулась по сторонам и очень тихо сказала:
— Вижу вы хорошие люди, мой Гастон в таких делах не ошибается, и я надеюсь вам все-таки повезет снять себе комнату. Но если нет, мой вам совет, не оставайтесь ночевать на улице. Жирная неделя праздник не только для честных и добропорядочных людей она и для разного ворья и чего похуже жирная. Если у вас есть золото в кошельке отправляйтесь на улицу красильщиков, спросите, где живет Диего Беспалый. Это мой троюродный брат, думаю за пару золотых монет он сдаст вам угол. Но не платите ему более трех, скажите, что вас прислала кузина Марта.
И, не дожидаясь благодарностей, женщина поспешила обратно.
2
После того, как они покинули третий по счету гостиный двор, тут тоже не было мест, Илая не выдержал:
— Все, с меня хватит! Сибрис, нет смысла продолжать эти поиски, давай воспользуемся советом зеленщицы и поедем к этому Диего… Как его там?
— Беспалый. — напомнила девушка, в ее голосе уже сквозили нотки усталости.
— Вот-вот, сколько можно кружить по городу? А так мы хотя бы сможем оставить лошадей и немного повеселиться на празднике.
— Ну если ты так хочешь…
— А разве ты нет? Мы уже почти месяц в пути, и это ничуть не напоминает увеселительную прогулку. А что будет потом? Возможно ничего не выйдет, я стану чудовищем и даханавары меня уничтожат, а это не очень-то веселые перспективы! — потом Илая повернулся к девушке и примирительно сказал — Послушай, Сибрис, если уж мы тут застряли, неужели тебе самой не хочется немного развлечься?
— Ладно, ты прав. К тому же я действительно не видела ни одной открытой лавки. В этом городе только едят, пьют и веселяться. Ну никакого порядка! — сдалась под натиском неопровержимых аргументов девушка. — Поехали, улица красильщиков всего в двух кварталах от площади.
— Откуда ты это знаешь? — удивился Илая.
— Ну, я порасспросила об этом людей на улице, пока ты пытался выбить нам угол в том дорогущем клоповнике.
— Обычная гостиница это была, а вовсе не клоповник… — и тут до Илаи дошло. — Ах, Сибрис, да ты я смотрю хитрюга! А сама-то: "Давай еще поищем, давай поглядим!" — Илая со смехом толкнул девушку в плечо.
— Ну, я просто подстраховалась, на всякий случай. И нечего на меня так смотреть! — Сибрис сделала невозмутимое лицо и повернула свою лошадь на улицу ведущую к площади.
Огромный костер высотой в два человеческих роста, сложенный из бревен и хвороста возвышался прямо по центру городской площади. Справа от церемониального костра был сооружен помост, где сейчас разыгрывали свое представление лицедеи. Это была классическая история про похотливую королеву, ее глупого венценосного мужа-рогоносца и любовника-проныру. Любовник был в маске шута. Толпа, собравшаяся посмотреть представление, то и дело взрывалась смехом и возгласами подбадривающими актеров. Хитрый шут колотил короля огромной бутафорской дубиной, мастерски сделанной из бумаги и отдаленно, но весьма не двусмысленно, напоминающей мужской детородный орган. Когда король поворачивался, что бы наказать своего обидчика, шут прятался: то за стоящий в углу сцены трон, то заходя за спину самого короля, пока тот ошалело тряс патлатой головой, то скрывался за портьерой королевского ложа, стоявшего в противоположном от трона углу сцены. На ложе, среди пухлых подушек и смятых простыней, победно восседала королева-изменщица. Она громко вскрикивала, притворно удивляясь и пугаясь происходящему, когда недотепа муж поворачивался к ней лицом, но стоило ему отвернуться, королева обольстительными улыбками и жестами подначивала своего любовника-шута. Актриса была молода и хороша собой, к тому же, она была обнажена до пояса. На ней, кроме бутафорской короны, с прикрепленной к ней белой полумаской, была только тонкая золотистая юбка с длинными разрезами почти до самого серебряного пояса на талии. Юбка распахивалась при каждом движении и было понятно, что под ней ничего больше нет. Каждый раз, когда королева притворно закатывала глаза поднося белую ручку ко лбу, или же вставала на колени то заламывая, то простирая руки к зрителям, будто прося их о помощи, ее пышные белые груди с подведенными кармином сосками, призывно покачивались, а мелькавшие из разрезов белые бедра и аппетитная круглая попка, вызывали бурю восторга и улюлюканья у зрителей. Особенно у мужчин и юношей.
 
По бокам помоста, обратившись суровыми лицами к толпе, стояли четверо крепких парней, они охраняли актеров от излишне возбужденной зрелищем публики. Дубинки, прикрепленные к их поясам, были совсем не бутафорские.
На сцене разворачивалось финальное действие пьесы: король почти поймал шута в вечной гонке по кругу. Он уже был готов надавать обидчику тумаков, но проворный шут, сделал сопернику подножку и король, взмахнув руками, растянулся на сцене. Корона слетела с его головы, а шут размахнулся дубиной и огрел поверженного короля по лысой макушке. Враг был повержен, королева ликовала и посылала шуту страстные поцелуи. Шут поднял корону, скинув колпак он водрузил ее себе на голову, затем он изобразил неприличный жест в сторону королевы, приставив дубину к своему паху. Толпа засвистела и одобрительно заулюлюкала, и тогда шут-король скрылся со своей возлюбленной за опустившимся пологом их ложа. Бурные аплодисменты, звонкие монеты и радостные выкрики стали достойной наградой для актеров, вышедших к зрителям на поклон.
Пока Илая и Сибрис смотрели фривольное представление, празднование на площади шло полным ходом. После выступления комедиантов на сцене появились музыканты и заиграли кадриль, приглашая собравшуюся толпу к танцам. Илая огляделся вокруг, красно-белые полосатые палатки стояли по периметру площади. Во многих из них торговали сладостями: пирожными, пирожками, орешками и яблоками в корочке из золотой карамели, которые так любят дети. Прямо тут, на телегах, стояли огромные бочки с вином и пивом, это виноделы и пивовары со всей долины привезли на праздник свой товар. В других палатках продавались сувениры, дамские безделушки, ленты и цветы — живые или сделанные из бумаги или ткани. И конечно же, здесь можно было приобрести маски! Были и палатки с разнообразной уличной едой: острыми колбасками, которые хорошо шли под пиво, жареными, в кипящем масле, пирожками с мясной и рыбной начинкой, бобовыми лепешками с пряной зеленью, горячей похлебкой из рыбы и речных мидий. Везде, возле каждой из палаток, толпились люди.
— Подожди меня здесь! — Илая соскочил с лошади и передал поводья Сибрис.
— Но, куда ты? Нам нужно поторопиться, мы и так потратили уйму времени, смотря это дурацкий спектакль!
— Расслабься, Сибрис, я скоро! — и, подмигнув опешившей подруге, Илая скрылся в толпе.
Проезжая мимо палатки со сладостями, Илая увидел, что на прилавке среди засахаренных орехов, глазированных пряников и прочей сладкой снеди, есть несколько ярких леденцов в форме сердец и зверушек. Они были такие блестящие будто вырезаны из цельного куска янтаря, а потом отшлифованы до блеска. Такие леденцы в детстве покупала ему мать, когда брала с собой на ярмарку Хастфилд. С тех пор он больше их нигде не встречал. Увидев сейчас этот золотистый осколок своего счастливого детства, Илая просто не смог удержаться и не купить его. От чего-то ему показалось, что Сибрис никогда ничего подобного не пробовала.
Он подошел к прилавку. Тут сладостями торговала благообразная старушка с серебристыми букольками седых волос вокруг круглого сморщенного личика. Возле старушки вилась маленькая девочка с огромным, почти в половину ее роста тряпичным зайцем. Илая улыбнулся пожилой торговке, подмигнул малышке и спросил:
— Сколько стоят эти леденцы, уважаемая?
— Смотря кто спрашивает? — уклончиво, но совершенно беззлобно ответила ему старушка.
Илая оторопело уставился на нее, такой вопрос поставил его в тупик. Внимательнее присмотревшись к женщине Илая понял, по застывшему взгляду той, что она слепая. Теперь стало понятно зачем кроме самой торговки в шатре присутствует девочка.