Даханавар (СИ)

Илая недоверчиво посмотрел на старуху, потом на Сибрис и сняв перевязь с мечом протянул девушке. Сибрис и сама заинтригованная происходящим взяла меч в руки и попыталась вытащить его из ножен. Но меч к ним будто прирос. Она приложила усилие, но опять ничего не случилось. Сибрис поднялась на ноги, зажала ножны между коленями, приложила все свои силы, однако это не сдвинуло клинок не на дюйм. Меч оставался в своих ножнах. Сибрис решила повторить попытку и даже издала боевой клич, помогая своим напряженным рукам. Меч, не покидая ножен выскочил из захвата коленями, Сибрис от неожиданности полетела обратно на шкуры. Когда ее упругие ягодицы приземлились на землю, навершие пребольно стукнуло девушку прямо посередине лба. Гарантированная шишка, подумал Илая. Красная, с влажными от гневных слез глазами Сибрис силой впихнула непокорный клинок в руки Илаи.
— Не смешно! — обиженно выпалила она, злясь одновременно и на старуху, и на юношу.
— А теперь попробуй сам. — старуха проигнорировала гневные взгляды и пыхтение девушки.
Илая потянул за рукоять и клинок легко обнажился, на добрую ладонь длинною.
— Да ну вас в пекло! — выпалила Сибрис и выскочила из хижины.
— Сибрис! — Илая хотел было последовать за девушкой, но Матушка Иеле его остановила.
— Погоди, я еще не закончила. — повелительно произнесла она. — Конечно же Евстахий не захочет расставаться с амулетом, но есть у него одна страсть — кости. Предложи ему сыграть на амулет. Ты ведь умеешь играть в кости, не так ли?
— Конечно умею и весьма неплохо. Так мне надо просто выиграть этот волчий клык?
— Погоди, не все так просто. Евстахий не проигрывает в кости — никому и никогда.
— Мухлюет, что ли? Так и я умею!
— И нет и да, я же говорила тебе, кудесник он. — женщина покачала головой, как бы поражаясь недалекости юноши.
— Но, если ты незаметно подменишь его игральные кости на вот эти. — из складок своего рубища она достала два предмета, вырезанных из желтоватой старой кости.
— Это — Кости Справедливости! — заговорщицки прошептала она. — Они очень, и очень особенные. В них выигрывает только тот, кто действительно прав. Возьми их и не потеряй.
Она вложила кости в ладонь юноши и крепко ее сжала.
— А теперь иди. И скажи своей подруге пусть не сердится на меня старую. Скучно тут в лесу, да и чувство юмора у меня явно испортилось. А чего ожидать, когда вокруг одни ели да пелли?! — как бы в свою защиту попыталась объяснить старуха. — Скажи пусть скорее возвращается, приложим холод, сделаю так, чтобы ее славный лобик шишка не украсила.
Илая вышел из хижины, Сибрис сидела невдалеке на пне и ковыряла кинжалом землю, вымещая на ней свое негодование.
— Старая лесная ведьма! — бурчала она себе под нос. — То лечит, то калечит! Вредная карга!
— Сибрис, прости, пожалуйста. Матушка Иеле просила передать, что ей жаль, что так вышло. Она говорит, чтобы ты пришла приложить ко лбу холод, ну, что бы шишка не выросла.
— Пусть она этот холод засунет себе под хвост и шишкой заткнет — еловой! — огрызнулась Сибрис.
— Ладно. Но ты не кипятись, хорошо.
— В деревню едешь? — спросила девушка, потирая ушибленный лоб.
— Угу. Я скоро. Не скучай.
— Какая здесь может быть скука, с такой-то компанией?! — язвительно ответила Сибрис.
Подъезжая к деревне Илая, сразу увидел нужный ему дом. Выкрашенные красной краской ставни на окнах и высокое крыльцо пламенели под ярким утренним солнышком. На красном фоне ставень местный живописец с любовью изобразил круглобокую вазу с белыми и голубыми цветами и двух белых голубей. Окна так же были украшены резными наличниками, окрашенными в белый цвет. Домик кудесника выглядел нарядно, выгодно отличаясь от других домов, стоявших вверх по улице. Илая подумал, что возможно этот Евстахий самый зажиточный обитатель деревни.
Деревня встретила его привычными уху Илаи звуками. По улице бегали босоногие дети весело вопя. Возмущенно гоготали потревоженные этой суетой гуси и утки, вышедшие погулять на улицу. В одном из дворов мычала корова, в ответ ей блеяли козы, и заливисто брехали собаки. Где-то звонко пела женщина. Легкое чувство, подобное грусти о чем-то очень знакомом, но навсегда утраченном, вдруг коснулось сердца юноши, но тут же исчезло.
 
Илая подъехал к редкозубому деревянному забору, окружавшему дом кудесника. Легко спешившись, юноша закрепил поводья за одну из штакетин, показавшуюся ему более надежной чем другие, и направился к крыльцу. Приблизившись к дому Илая, увидел, что яркая красота дома, так поразившая его издалека, уже нуждается в обновлении. Яркая алая краска потрескалась, а местами даже отслоилась от дерева. Крепкое прежде крыльцо надрывно скрипело под ногами гостя, перила покосились, а некоторые из балясин и вовсе отсутствовали на своих местах. На Илаю вдруг накатило неприятное чувство обманутых ожиданий. Вдруг показалось, что красивый прежде дом отныне принадлежит человеку, который совершенно его не заслуживает.
Илая взялся за металлическое кольцо, служившее дверным молотком, и постучал три раза. Тишина. Илая прислушался, приложив ухо к двери, но не услышал ни звука. Может хозяина нет дома? Юноша уже был готов спустится с крыльца, чтобы спросить кого-нибудь из ребятишек, резво бегавших туда-сюда по улице. Но в этот момент дверь немного приоткрылась и вместе с ароматом густого перегара из темноты сердито донеслось:
— Кого это с самого утра бесы принесли?! Сказано же, до полудня не принимаю! — затем послышался приступ надсадного кашля, и в открытый проем двери высунулась опухшая красная рожа самого хозяина дома.
Евстахий оказался крупным, кряжистым мужчиной с нечесаной, кудрявой, пшеничного цвета бородой и шевелюрой. Оглядев с ног до головы Илаю, мужик крякнул и расплылся в улыбке, обнажив крепкие красивые зубы.
— О! Да ты видать не местный! Вот это удача! Заходи, нечего за зря крыльцо-то топтать. — и Евстахий широкой ладонью втолкнул Илаю в плохо освещенное нутро дома. За спиной хлопнула дверь, содрогнувшись от мощного удара об косяк. На столе жалобно тренькнули стеклянные бутылки с крепким вином. Многие из них были уже пустые и валялись под столом.
В доме было душно, пахло разлитым алкоголем, перегаром и потом. Шторы на окнах были плотно задернуты и потому в комнате царил полумрак. Евстахий грузно плюхнулся на лавку возле стола, открыл новую бутылку вина и щедро разлил по двум кружкам.
— Проходи, присаживайся да выпей со мной. — гостеприимно прогудел он Илае. Голос у него был глубокий и низкий. — Рассказывай кто таков, и что тебе от меня надобно.
Мужик в пару глотков ополовинил свою кружку и уставился из-под густых бровей на юношу. Илая поднял кружку и тоже сделал пару глотков, чтобы не рассердить кудесника. Вино, как ни удивительно, было очень приятное, с богатым ягодным вкусом, и весьма дорогое.
— Хорошее вино. — прокомментировал Илая.
— Еще бы! Я бы и не стал пить ту прокисшую мочу, которую подают в нашей деревенской корчме. Я же кудесник, мне это вино из самого города привозят, по два ящика каждый месяц. Почти три серебряных за бутылку. Так сказать, подарок от одного городского купца, которому я смог помочь.
— Похоже ты действительно хорош! — согласился Илая.
— А то! Сделать так, чтобы восьмидесятилетний хрыч молодых девок пахал, как горячий жеребец, это уж поверь не каждый городской маг сможет! — с гордостью пояснил Евстахий.
— Ну а ты, тоже ради этого ко мне явился? Может хочешь удачи, денег или славы, а может неуязвимости в бою? — Евстахий хитро прищурился, сверля взглядом Илаю.
Юноша заметил в этих глазах тот особенный свет, который отличал обладателей волшебного дара от всех других людей.
— А ты все это можешь? — Илая тщательно изобразил восторженное удивление простака, провоцируя Евстахия на бахвальство.
Мужик поднялся с лавки, подошел к шкафу, заполненному разными склянками, и снял с верхней полки большую шкатулку, украшенную серебряными накладками.
— Вот! — кудесник бережно поставил шкатулку на стол. — Они могут.