НеТемный 4 (СИ)

Барда явно потянуло на философию.
— Запомню, господин Виол.
— А что приемлет? — я с лёгкостью поддержал беседу, мысленно поражаясь, как я всё меньше и меньше похож на мрачного Десятого.
— Всё приемлет! Правду и ложь, любовь и ненависть, радость и гнев… Всё, что делает нас живыми.
— А предательство?
— Ну, громада, как бы тоже приемлет… Если жить надоело, — Виол рассмеялся.
— А ты слушай и запоминай, Бам-бам, — Лука поднял палец, совсем как бард, — Потом найдём тебе медовую ежиху.
Мы улыбнулись, а Бам-бам только довольно проурчал в ответ. Навряд ли он понимал мальчишку.
* * *
Медоёж, кстати, быстро принял мои правила игры. Он легко мог убить врага по моему приказу, но жрать не жрал… На первый взгляд, это странное правило для бывшего Тёмного Жреца.
Но, во-первых, так требовало лиственное нутро Малуша, грызущее меня совестью. Но ведь когда мне было надо, я легко наступал на горло праведным хотелкам проповедника.
Поэтому тут было и во-вторых…
Даже будучи Тёмным Жрецом, я был против этого. У служителей Бездны были магические практики, связанные с людоедством и оборотнями, и сила, получаемая этой мерзкой магией, могла быть воистину огромна.
Вот только эта сила — будто мыльный пузырь…
Людоед становился пленником своего плотского желания, хотел жрать всё больше и больше, не в силах утолить голод. Его разум постепенно, будто жуки-древоточцы, съедали души сожранных им же существ.
Попросту говоря, он постепенно становился тупым. А сила без разума не имеет смысла.
То же самое и с вампирами, вечно жаждущими крови. Да, вампиры невероятно сильны, особенно те, что правильно подбирают свой рацион, и вроде бы даже очень умны. Я встречал хитрых вампиров, с очень изворотливым разумом, и некоторые даже стали Тёмными Жрецами.
Как, например, Пятый Жрец… О, да-а-а, он был силён. Только погиб очень глупо, не удержавшись и коснувшись Жрицы Света. Потому что в конце концов все вампиры — это рабы своей жажды, и настоящий Тёмный Жрец, если у него есть мозги, никогда не пойдёт на это.
Как наёмники, такие существа могут быть долгое время полезны, но потом их надо уничтожать. Это расходный материал.
Что же касается медоежа, то он был мне нужен понятливым и послушным… Как и Кутень.
* * *
— Я так и не пойму, — пыхтел рядом со мной бард, — Эта твоя Бездна… Она тоже богиня?
— Да.
— Ну, допустим, она пришла в этот мир… Так значит, у неё будет грызня с другими богами, но потом же всё устаканится? И она просто займёт своё место в нашем троецарском пантеоне.
— Ты не понимаешь, — я отмахнулся, — Ей не нужны другие боги, и единственный, кто ей может противостоять — это Небо. Но его здесь нет.
Виол покосился наверх, на синее вечернее небо. Надо отдать должное, бард совсем не удивился такому парадоксу, что в прошлой жизни я был Тёмным Жрецом, а теперь получаюсь пресловутой инкарнацией Хморока.
— Кто мы такие, чтобы понимать дела богов? — пожал он плечами, — Да и частенько такое бывает, когда кто-то заявляет, что в них вселяются боги. Неудивительно, что эти люди потом становятся служителями храмов, ведь сами боги ведут их.
Теперь-то я понял, почему и барду, и чародейке не казалось чем-то запредельным, что они бродят рядом с полубогом. Таких полубогов в мире, где этих самых богов на небе целая бадья, должно быть много.
Вот и меня они пока что считали просто отмеченным Хмороком. И пусть это изгнанный северный бог, но есть же и пророчества, и даже храм где-то… Ну и пусть варвар заявляет, что хочет, никому же не мешает?
Я остановился, кое-кого заприметив впереди на дороге, уходящей к уже показавшимся вдалеке холмам, а потом выругался. Да ну расщелину мне в душу! Их только тут не хватало… И мы их потихоньку догоняли.
— Лиственники? — спросил бард.
Я мрачно кивнул.
  
Глава 17
 
Когда мы их нагнали, солнце уже почти коснулось горизонта. Пара мужчин-лиственников медленно брела рядом со своим расписным фургоном, который с трудом тянула старенькая кляча. Брели очень медленно, будто нарочно.
 
Не сразу я разглядел, что теперь лиственники не были голыми по пояс, как тогда, на площади. Они были одеты в холщовые куртки телесного цвета, где на спине так же была выполнена зелёная вышивка вечного древа.
Хм-м-м, вот же я вестник тугодумия. Скорее всего, лиственники не всегда оголяются по пояс, а только в особых ритуальных случаях. Ну правильно, как-то же они отправляются со своей миссией на север? Там голяком не побегаешь.
Мы постепенно догоняли, и веснушчатой сестры Леи, с которой мы разминулись у ворот Солебрега, я среди лиственников пока не увидел. Быть может, она сидит на передке?
Если же её нет, то всё может пройти гораздо легче.
— О-о-о, господин Малуш, это ваши братья? — восторженно зашептал мальчишка.
— Так, Лука, — прошептал в ответ я, — О том, что я — лиственник, ни слова.
— Но…
— И о том, что ты умеешь молиться Древу.
Тон мой намекал, что именно сейчас перечить мне не стоит.
— Ну, хорошо, — протянул Лука.
Вклинился бард:
— Взамен Малуш накормит Бам-бама его любимым лакомством.
Мои брови подпрыгнули, и я хотел уже сказать Виолу всё, что о нём думаю, но тут нас окликнули:
— Да осветит ваш путь Лиственный Свет, — это один из лиственников обернулся на шум и заметил нас.
Тут же развернулся и второй:
— Вечному Древу было угодно, чтобы мы встретились…
Вздохнув, я только поморщился. У меня возникло лютое чувство дежавю, ведь когда я был Десятым, мне приходилось пару раз тайно проникать в общество Ордена Света.
Глубоко внедриться я не мог, сильные адепты чуяли мою тёмную жилку, но вот так побеседовать с обычными странствующими монахами я мог спокойно. Кстати, именно в одной такой ни к чему не обязывающей беседе я и узнал, где находится последняя Обитель Света.
Речи лиственников уж очень были похожи на речи монахов Ордена.
— И вам, господа, священного шума листвы над головой, — тут же нашёлся бард.
Оба лиственника, лысые как куриные яйца, засветились от счастья, услышав такой грамотный ответ.
— О, мы с братом Хероном несказанно рады, что встретили исповедующих истинную веру в эти тёмные времена. Значит, не оставило нас Древо, всё так же склоняет свои ветви над нашим миром.
— Истинно так, брат Ферон.
Я покосился на Виола, тот переглянулся со мной. Мальчишка же во все глаза рассматривал роспись на фургоне, и медоёж в свою очередь тянул нос, принюхиваясь к содержимому.
— Какой интересный у вас зверь, — слегка испуганно протянул тот, которого назвали Фероном.
— Сдаётся мне, это не лошадь… Ой! — воскликнул второй, когда его коснулся огромный нос, и он посчитал зубы в приоткрытой пасти.
Не скажу, что лиственники были напуганы. Скорее просто удивлены.
— Это медоёж, господа, — улыбнулся Виол, — Не бойтесь, он ручной.
Бард вёл беседу непринуждённо, будто с лиственниками общался каждый день. У меня же будто язык присох — снова накатило сильное чувство, что это и мой путь тоже.
Вот так идти рядом с поскрипывающим колесом, из города в город, из края в край, и нести весть о Вечном Древе… Чья корни связывают верой наши сердца, чья крона укрывает нас от зла и невзгод…
Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Чувство-то сильное, но не такое, как с сестрой Леей. Там на меня будто кандалы нацепили, до того мощно приложило.
Я даже на всякий случай держал руку подальше от топорища, висящего на поясе. Мало ли, потянутся потрогать, и свалюсь тут на пыльной дороге, обуреваемый видениями. Нет уж, смердящий свет, их вообще надо поскорее бы обогнать.
С опаской поглядывая на фургон, который мы ещё не обогнали, я всё ожидал, что оттуда покажется лицо той веснушчатой. И с облегчением понял, что сестра Лея уже вмешалась бы в разговор, будь она здесь.
— Медоёж? — Херон бесстрашно погладил холодный мокрый нос.