После долго и счастливо (ЛП)

— Так как это применимо к нам? — спрашиваю я. — Вы говорите, что мы изменились?
Она склоняет голову набок.
— Разве нет?
Фрейя слегка ёрзает на диване.
— Я толком не задумывалась об этом, но да. Очевидно же, что мы уже не те, какими были в двадцать с чем-то.
— И возможно, ваши привычки в практике и создании интимной близости не изменились вместе с вами, — говорит доктор Дитрих. — Не подстроились под ваши мечты и желания, под ваше ментальное здоровье и эмоциональные потребности.
Она награждает нас выразительным взглядом. Мы оба съёживаемся.
— Но ведь интимная близость просто… есть… разве нет? — спрашивает Фрейя после короткой паузы. — Если вы оба до сих пор преданы друг другу, она должна быть, верно?
— О Боже, нет, — доктор Дитрих потягивает чай, затем переводит взгляд между нами. — Близость — это не интуиция. Это даже не знакомость привычки. Близость — это работа. Иногда это счастливая работа, как собирать поспевшие на солнце яблоки, которые сами так и падают с веток. А иногда это всё равно что искать трюфельные грибы — ползать на коленях, безуспешно возиться; приходится рыться в грязи, и первые попытки могут оказаться безрезультатными, прежде чем вы найдёте золотую жилу.
Фрейя морщит нос. Она ненавидит грибы.
Доктор Дитрих, похоже, замечает.
— Да, эта метафора тяжело даётся привередливым в еде. Но что поделать, мы не можем быть хорошими для всех!
В комнате воцаряется тишина. Улыбка доктора Дитрих медленно угасает.
— Я знаю, это непросто, и я больше нагружаю вас, чем избавляю от бремени, как вы ожидаете от психолога. К сожалению, начинается всё именно так. Безобразно, ошеломительно и тяжело. Но знаете что? Сегодня вы выбрали друг друга. Вы выделили время в своём занятом графике, отстегнули немного с трудом заработанных денег и сказали, что вы верите друг в друга достаточно, чтобы прийти и попытаться. Так что похлопайте себя по плечу.
Когда мы оба не воспринимаем её буквально, она снова улыбается.
— Нет, правда. Давайте.
Мы неловко похлопываем себя.
— Великолепно, — продолжает она. — Итак, семейная психотерапия подобна любому новому виду физических упражнений: мы усиленно работаем, затем отдыхаем, давая мышцам передохнуть и остыть. Вы сегодня многое сделали, так что теперь мы переключимся.
Я моргаю.
— Мы разговаривали пятнадцать минут.
— Двадцать, вообще-то. И какие это были минуты! — бодро восклицает она.
Фрейя трёт лицо.
— Итак, — говорит доктор Дитрих, заводя руку за себя. — Без дальнейших предисловий…
Коробка с грохотом падает на стол.
Я смотрю на игру родом из моего детства.
— Твистер?
— Да, ребята. Мы разомнёмся — при условии, что никто не чувствует себя физически не в безопасности или не может выносить прикосновения. В ваших опросниках такого не было, но я переспрошу ещё раз. Что-нибудь поменялось?
Фрейя покачала головой.
— Нет. Я в порядке, — говорит она.
Я киваю.
— Я тоже.
— Супер. Снимаем носки… о, вы посмотрите, — доктор Дитрих нагибается и разворачивает коврик Твистера, шевеля ногами в носках и биркенштоках. — На вас обоих сандалии без носков. Интересно.
Фрейя косится на меня, и в уголках её губ играет намёк на улыбку. Я улыбаюсь в ответ, и на мгновение это снова с нами — искра в её глазах. Легчайший намёк на взаимосвязь.
— Тогда на пол, — командует доктор Дитрих, отодвигая свой стул назад. — Да начнётся игра!
Глава 7. Эйден
Плейлист: Ben Gibbard, Feist — Train North
Доктор Дитрих отпивает чай, затем крутит рулетку.
— Левую руку на красное.
Рука Фрейи проскальзывает под моей грудью, задевая мои грудные мышцы. Её волосы, мягкий запах лимона и скошенной травы, такой мягкий и неизменно манящий, окружает меня. Я вдыхаю её, чувствуя, как она прерывисто выдыхает подо мной. Дальше мне надо сделать свой ход, отчего мой пах задевает её задницу. Мы оказываемся в весьма недвусмысленной позиции, но доктора Дитрих, похоже, это не смущает. Она крадёт ещё глоточек чая и снова щелчком пальца заставляет рулетку крутиться.
 
— Правую ногу на зелёное.
— Это жестоко, — бурчит Фрейя.
— Я безжалостна, — доктор Дитрих изображает злодейский хохот. — Но это для вашего же блага.
Фрейя тянется правой ногой и оказывается вплотную ко мне, прижата к моему паху. Я закрываю глаза и представляю, как целую её в шею, покусываю местечко между лопатками. Я тянусь к зелёному кружку, вжав бедро между ногами Фрейи. Моё тело напрягается от нужды, внизу живота нарастает горячее ноющее ощущение, которое удивляет меня не меньше, чем её.
Она втягивает воздух, когда вес моего тела ложится на неё, моё тёплое дыхание обдаёт её шею. Я хрипло выдыхаю, затем медленно делаю глубокий вдох.
Доктор Дитрих снова щёлкает по рулетке.
— Левую ногу на жёлтое.
Мы соответствующим образом смещаемся и от сексуального напряжения переходим к откровенному дискомфорту. Моё тело не создано, чтобы сгибаться под таким углом.
— Эм, доктор Дитрих? — слабым голосом зовёт Фрейя. — Вы не могли бы ещё раз крутануть рулетку?
Доктор Дитрих хмуро смотрит на предмет в своих руках.
— Хм. Рулетка, кажется, сломалась, — она швыряет ту через плечо, и рулетка падает в беспорядочную кучу других вещей на её столе. — Полагаю, мне придётся просто задавать вам вопрос, а когда вы дадите ответ, я выберу вам новую точку.
— Чего? — пищит Фрейя.
— Назови мне одну вещь, которую ты любишь в Эйдене.
— Помимо его задницы?
Я хмуро смотрю на неё.
— Фрейя, будь серьёзнее.
— Эйден, мы играем в твистер и находимся в такой изобретательной позе, в которой мы никогда даже не тр…
— Фрейя!
Она прочищает горло.
— Простите. Ладно. Я люблю приверженность Эйдена. О Господи, у меня спина болит.
Доктору Дитрих плевать на дискомфорт в позвоночнике.
— Приверженность чему?
— Это уже второй вопрос! — верещит Фрейя.
— Ооо, какая жалость, — отзывается доктор Дитрих. — Так уж получилось, что я капитан этого Твистера, и мне решать. Ты всё равно дала неполный ответ. Лучше надейся, что я не выберу «правую ногу на зелёное».
Я смотрю на это место. Думаю, Фрейя переломится пополам.
Мои руки трясутся, очки запотели, в глаза стекает пот.
— Фрей, можешь просто ответить?
— Иисусе, Эйден, я же думаю.
— Тебе надо размышлять над тем, приверженность чему тебя восхищает во мне?
— Заглохни, здоровяк, — советует доктор Дитрих.
— Я люблю его приверженность, — выпаливает Фрейя, — тому, чтобы извлечь максимум из всего, что даёт ему жизнь. Он наслаждается маленькими дарами жизни, выжимает каждую каплю смысла и возможности, а потом применяет ту же приверженность в общении со студентами, в его работе… — её голос срывается. — В наших отношениях. По крайней мере, он делал это раньше. А теперь, пожалуйста, можете выбрать место, пока я не заработала себе смещение позвоночного диска?
Моё сердце ухает в пятки. Боже, как же сильно я облажался. Всё это было для неё, но я заставил её чувствовать себя так, будто она последняя в списке моих приоритетов.
— Хорошая работа, — говорит доктор Дитрих. — Левую руку на синее.
Фрейя немедленно принимает комфортную позу собаки мордой вниз. Я просто пи**ец как завидую.
— А теперь, любезный сэр, — доктор Дитрих поправляет свои очки. — Одна вещь, которую ты любишь в своей жене.
— Она проживает свою любовь так, что это невозможно не почувствовать. Как только я понял, что Фрейя любит меня, я сразу это знал. Мне не приходилось гадать. Мы встречались не так долго. Я слёг с гриппом, а она оставалась со мной, даже когда я был заразным. Когда я наконец-то перестал бредить и молить о смерти (да, я хуже маленького ребенка, когда болею), я спросил, что она делает, зачем рискует и остаётся со мной. А она просто погладила меня по волосам и сказала: «Мне и в голову не придёт быть где-то ещё».