Камни Флоренции

У самого Брунеллески флорентийская традиция достигла апогея. Его творения — например, церковь Санто Спирито, или капелла Пацци, или Старая сакристия церкви Сан Лоренцо, или аббатство Бадия во Фьезоле — исполнены суровой чистоты, простоты и умиротворения ранних флорентийских церквей. Зачатки будущего стиля Брунеллески можно найти не в классическом Риме, а в маленькой церкви Санти Апостоли (Святых Апостолов), которую, по преданию, построил Карл Великий [59]. Серый и белый цвета, темно-серый камень, по праву называемый «serena» {20}, а рядом белая intonaco (штукатурка); три длинных нефа, разделенные двумя рядами колонн с красивыми коринфскими капителями, протянувшимися вдоль церкви и поддерживающими ритмичную череду круглых арок; арки, переплетающиеся друг с другом, словно открытые и закрытые веера; декоративные орнаменты, неизменно из темно-серого камня, состоящие из листьев, поясов иоников, створок раковин и лучей солнца — таковы, в общих чертах, элементы тосканского классицизма, неизменно присутствующие в великих церквях Брунеллески. Иногда Донателло, или Дезидерио, или Лука делла Роббиа добавляли в тех частях храмов, где допустимо большее легкомыслие, например, в сакристиях, фризы и медальоны, ангелочков с похожими на лепестки цветов лучами вокруг шеи, или со скрещенными крылышками, напоминающими накрахмаленныеоборки фартучка, изображения четырех евангелистов или сцен из жизни святого Иоанна.
Большие храмы Брунеллески, особенно Сан Лоренцо, бывший ранее приходской церковью семьи Медичи, несколько испорчены позднейшими достройками. Впрочем, капелла Пацци, задуманная как семейная молельня и возведенная непосредственно у францисканской церкви Санта Кроче, с пятнадцатого века не изменилась, и в ней воплотилась квинтэссенция творчества Брунеллески. Это небольшой, квадратный, скромный храм желтоватого цвета, с выступающими свесами крыши, похожий на маленький мавзолей или на «aedes tuscanica» — небольшую коричневую этрусскую погребальную урну в форме домика: одну из них можно увидеть в Музее археологии. Стройные коринфские колонны с идущим над ними фризом из головок херувимов работы Дезидерио образуют атриум, или пронаос. Под свесами крыши — антресоли, над ними — купол с невероятным по изяществу высоким световым фонарем. Над дверью помещена картина-тондо из глазурованной терракоты работы Луки делла Роббиа, изображающая святого Андрея (капелла была построена по заказу Андреа Пацци).
Внутри капелла представляет собой простой прямоугольник с четырьмя высокими узкими окнами и голыми белыми стенами, с апсидой в глубине. В четырех углах на белых стенах выложены высокие замкнутые арки из темно-серого pietra serena, словно повторяющие контуры окон. Каннелированные пилястры с коринфскими капителями, также из pietra serena, распределенные вдоль стен, отмечают опорные точки, и, точно таким же образом, люнеты и поддерживающие арки капеллы обведены лентами темного камня на белой штукатурке, а каменные розетки на связующих дугах заключены в прямоугольники, нарисованные на белом фоне. Арка повторяет арку; изгиб повторяет изгиб; розетка повторяет розетку. Прямоугольники нижнего уровня увенчаны полукружиями люнетов и арок, которые, в свою очередь, увенчаны полушарием купола. Постоянная игра этих базовых форм и их вариантов — квадратов на фоне кругов, глубины на фоне плоскости, — напоминает величайшие музыкальные произведения: в маленьком пространстве звучит музыка Вселенной.
Двенадцать апостолов работы Луки делла Роббиа, в темно-синих с белым медальонах, обрамленных pietra serena, помещены вдоль стен, непосредственно под фризом из ягнят и головок херувимов, выполненным из голубой и бледно-розовой терракоты. Паруса апсиды украшены великолепными огромными серыми створками раковин, а на парусах самого зала, выше апостолов, сидят четыре евангелиста, вылепленные из глазурованной терракоты Лукой делла Роббиа по рисункам Брунеллески. Рядом с каждым евангелистом — его непременный спутник и символ: святой Лука — с быком, святой Марк — со львом, святой Иоанн — с орлом, а святой Матфей — с ангелом в образе человека. Цветная глазурованная терракота на фоне строгого серо-белого зала выглядит ярко и невероятно нарядно. Орел угольно-черный, лев — шоколадно-коричневый, бык — бурый; сверкающие одежды евангелистов — ослепительно белые, желтые или прозрачно-зеленые; четыре великих Учителя со своими книгами помещены на фоне цвета морской воды, словно они удобно расположились на дне моря. На небольшом голубом куполе над апсидой, с ее плоским, как стол, алтарем, изображено Сотворение человека и животных. Капелла невелика, но создается впечатление, будто ее прочный остов из pietra serena надежно удерживает в себе все четыре стороны света и все ветра. Невозможно представить себе более изысканного микрокосма, чем капелла Пацци, ибо здесь все настолько пропорционально и упорядочено, словно в Седьмой день Творения, когда Господь убедился, что хорошо поработал, и присел отдохнуть.
  
Создается впечатление, что с появлением Брунеллески чрезвычайный драматизм флорентийской жизни нашел свою антитезу в искусстве идеального равновесия. Кровавые раздоры, сотрясавшие город, в которых позже столь активное участие принимало семейство Пацци, уравновешивались примирением форм. В стоящей на склоне холма церкви аббатства Сан Доменико во Фьезоле, построенной по чертежам Брунеллески для Козимо Старшего, ощущается то же субботнее отдохновение, что и в Старой сакристии церкви Сан Лоренцо — над ней Брунеллески работал вместе с Донателло, — с ее белым квадратным залом с четырьмя большими люнетами, обрамленными pietra serena, полукруглым куполом со световым фонарем или «глазом», изящным фризом с ангелочками, четырьмя панелями из штукатурки «под мрамор» с изображением сцен из жизни святого Иоанна Евангелиста и большими медальонами из цветной терракоты, представляющими четырех евангелистов. Над алтарем в крохотной задней капелле — еще один, маленький, словно игрушечный купол, оформленный довольно забавно: по его темно-голубой поверхности, имитирующей небо, словно в маленьком планетарии, разбросаны созвездия. Гармонично организованное внутреннее пространство Санто Спирито — церкви Святого Духа на большой рыночной площади за Арно — значительно обширнее; длинные шеренги могучих серых колонн с коринфскими капителями наверху торжественным строем уходят в глубину зала, напоминая рощу, движущуюся вдаль (как не вспомнить Бирнамский лес [60]), но и здесь, словно после пронесшейся бури, царят общая гармония и спокойная соразмерность. Порывистость Микеланджело стала продолжением спокойствия Брунеллески.
Брунеллески был человек совершенно обычный — простой, невысокий, лысый, невзрачный. Его раздражали неуравновешенность и от сутствие чувства меры. Рассказывают, что, кот да его друг Донателло показал ему деревянное Распятие с похожим на крестьянина истерзанным Христом, изготовленное им для церкви 9 Санта Кроче, Брунеллески резко заметил: «Ты сделал шута на кресте». Тогда Донателло спросил, может ли он сам сделать лучше, и Брунеллески, ничего не ответив, ушел и втайне от всех вырезал деревянное Распятие (оно находится в капелле Санта Мария Новелла). Когда Донателло увидел это Распятие в мастерской друга, он испытал такое потрясение, что выронил из фартука принесенные на обед яйца.
Непритязательный образ жизни этих художников, которые, как обычные люди, во время работы облачались в фартуки, а на обед ели вареные яйца, нашел отражение в характере их искусства. Это искусство сущностей, основанное на такой простой человеческой пище, как хлеб и вино. В большие храмы Брунеллески — Сан Лоренцо и Санто Спирито, — как уже говорилось, почти не заходят туристы; эти церкви по праву принадлежат народу, под их стенами шумят главные рынки, куда приходят за покупками небогатые флорентийцы. Вокруг Санто Спирито расположились торговцы овощами и фруктами квартала Ольтрарно, сидят на солнце старые хромоногие и увечные попрошайки, тогда как поблизости от Сан Лоренцо (большой крытый рынок находится как раз за церковью) вытянулись бесконечные ряды продавцов дешевой обуви, главным образом мужской, а с кронштейнов свешиваются, как религиозные приношения, рабочие фартуки и комбинезоны коричневого, синего и белого цветов, цветов святого Франциска и Мадонны. Флорентийская игра света и тени создается чередованием работы и отдыха, будней и воскресений, мрамора и светлого камня, ауникальную способность флорентийцев творить мифы космического масштаба в пространстве маленькой капеллы или длинной поэмы можно объяснить ощущением взаимодействия этих элементов, как, например, взаимодействия круга и квадрата. Стремление флорентийцев к цельности, эта способность все «связывать», выраженная в мужественном membratura Брунеллески, это, безусловно, порождение маленького мира, наполненного ощущением общности и не распадающегося благодаря этой самой общности.