Я (не) буду твоей (СИ)

Тот день в компании Эммы Фридриховны был крайне странным. Сначала она зачем-то повезла меня на свидание с Витей. Потом в клинику, но не вошла со мной в кабинет к врачу. Когда я оказалась наедине с гинекологом, поняла, что он вообще не осведомлён ни обо мне, ни о том, что я должна сделать аборт. Он ожидал увидеть на моем месте рядовую пациентку с жалобами.
А я взяла и от нервов вывалила на него, что меня заставляют сделать аборт. Глаза врача расширились и стали, как пятирублевые монеты. Я провела у него в кабинете больше часа. Ждала, что в дверь начнут ломиться следующие по времени пациенты, но никого не было. А потом я вышла, Эмма Фридриховна спросила меня, как дела, а я ответила, что все в порядке. И… мы пошли обратно в машину. Немка не задавала больше вопросов, я тоже ничего у нее не спрашивала. Дома я слышала, как Эмма Фридриховна сказала отцу: «Дело сделано».
Позднее я поняла, что немка помогла мне. Не знаю, зачем ей это было нужно, какая причина. Мы с ней больше не говорили. Но… спасибо ей.
— Я тебя понимаю, — Софья крепко сжимает мою ладонь. — Однажды я тоже оказалась на улице без денег, без жилья и с грудным ребенком на руках.
— И как ты с этим справилась?
— Мне помог мой первый муж. Он, кстати, гинеколог. А тебе после перенесённого сегодня стресса не помешало бы показаться врачу.
Да, Соня права. Вот только я боюсь выходить на улицу.
— Мой бывший муж уехал работать в Израиль, — продолжает. — Но я попрошу его порекомендовать врача, который мог бы тебя завтра осмотреть.
— Мне страшно выходить на улицу, и у меня нет вещей. А мой паспорт остался у моей подруги, и я даже позвонить ей не могу, потому что не помню наизусть ее номер, а мой телефон остался в отеле.
— Это все мелочи. Организуем тебе и одежду, и связь с подругой. К врачу я тебя сама отвезу. И еще… — запинается.
— Что?
Соня как будто не решается сказать. Набирается смелости.
— Ты знаешь, как зовут судью по делу Вити?
— Да, какой-то Леонид Парфентьев.
Ее глаза тут же расширяются и загораются энтузиазмом.
— Леонид Парфентьев? Ты уверена?
— Да, друг Вити написал мне это имя, когда сказал, что судья избрал меру пресечения в виде заключения под стражу на два месяца. А что?
Софья молчит.
— Соня, в чем дело? — начинаю паниковать. — Какая разница, как зовут судью?
— Мой папа был судьей. И… Леонид Парфентьев — это однокурсник и близкий друг моего папы.
  
Глава 61. Гарантии безопасности
 
Следующим утром я просыпаюсь с ужасной простудой. Чего и следовало ожидать. Температура под 39, ангина. Лекарств для беременных особо нет. Соня даёт мне парацетамол и отпаивает чаем с лимоном, мёдом и имбирем.
Меня знобит, тело сотрясает мелкой дрожью. Картины страшных событий стоят перед глазами, не хотят уходить. Я до сих пор чувствую во рту противный член Марата, а затем металлический вкус крови. Мне снятся его страшные признания:
«Меня возбуждают боль, слезы, кровь и мольба о пощаде. Люблю, когда женщина сидит на цепи, а я делаю с ней, что хочу».
«Мне доставляют удовольствие звуки, когда женщина задыхается».
«На колени. Я сказал, на колени».
Просыпаюсь в холодном поту и захожусь плачем. Он изнасиловал меня. Изнасиловал! Внутри будто что-то сломалось. Чувствую себя грязной, второсортной, испорченной. На мне словно специальное клеймо появилось: «Изнасилованная». Желания жить почти нет. Держусь из последних сил только ради ребенка.
Я все жду, что в дом Сони и Димы вломятся Керимовы и заберут меня. Или сразу убьют прямо в кровати и с температурой. Но дни идут, а никто за мной не приходит. Не заявляется и мой отец.
Я не верю, что меня не ищут. Конечно же, ищут. Вот только я себя обезопасила. По крайней мере мне хочется в это верить. Диктофонная запись с откровениями Марата действительно сохранилась в облако. Керимовы очень дорожат своей репутацией, я вполне могу пригрозить им обнародовать аудиоролик. Такого позора их семейство не переживет.
Есть и еще кое-что хорошее. Диме удалось взломать аккаунт Марата на госуслугах и подтвердить мое заявление на развод. Через месяц я смогу прийти в суд за соответствующим свидетельством. Страшно, конечно. Вдруг именно там меня и схватят?
 
Господи, я теперь всю жизнь буду жить в страхе?
Соня проводит со мной каждый день, пропуская учебу в университете и работу. Отлучается только один раз, на встречу с судьей Вити. Признаться честно, я не питаю особых иллюзий. Хоть судья и является близким другом семьи Сони, но с чего бы ему помогать Вите?
После встречи с Парфентьевым Соня заходит ко мне с горящими глазами.
— Все будет хорошо, — сжимает мою ладонь и многообещающе улыбается.
— Я понимаю, что этот судья был другом твоего папы, но с какой стати ему нам помогать?
— Он сказал, что и так не планировал выносить слишком строгий приговор. У Вити очень хороший адвокат.
— То есть, он оправдает Витю? — спрашиваю с надеждой.
— Нет, полностью оправдать не может, факт избиения был. Дядя Лёня собирался приговорить Витю к пяти месяцам заключения, из которых два он уже провёл в сизо. То есть, Вите оставалось бы три месяца тюрьмы.
Мне становится плохо. Даже три месяца колонии — очень много. И это, безусловно, сломанная жизнь.
— Но дядя Лёня сказал, что сможет дать условный срок.
Хватаюсь за это, как утопающий за соломинку.
— Точно?
— Да. Сказал, что получится натянуть на условно. У Вити хороший адвокат.
— А почему тогда сразу не планировал давать условный срок?
— Нууу… Понимаешь, судьи же несут ответственность за приговоры, которые выносят. А это уголовное дело по заявлению пострадавшего. Вдруг пострадавший решит обжаловать приговор? Вдруг во время обжалования сочтут приговор судьи излишне мягким? К судье возникнут вопросы. Судьи часто выносят слишком строгие приговоры, чтобы подстраховать самих себя.
— А после разговора с тобой судья не боится, что Марат обжалует приговор?
— А вот для этого придется пустить вход аудиозапись с откровениями Марата. У тебя отличный компромат на него. И так как сейчас тебе стало лучше, — переводит разговор на другую тему: — поехали к врачу.
К гинекологу я и сама очень хочу. Слишком переживаю за ребенка. Керимов ведь ударил меня в бок и протащил где-то метр по полу. На месте удара жирный синяк, вдруг и с ребенком что-то случилось? Об этом мне даже думать страшно.
Соня везёт меня в больницу, в которой лежала на протяжении всей своей беременности. Ее сбила машина, и весь срок была угроза выкидыша. В этой же больнице Соня познакомилась со своим первым мужем, который сейчас работает врачом в Израиле. Именно он по просьбе Сони договорился, чтобы меня приняли на осмотр, во-первых, бесплатно, а во-вторых, без паспорта и оформления. Мое удостоверение личности все еще у Полины, я пока не выходила с ней на связь.
В больнице мне делают узи и говорят, что с ребенком все в порядке. Гора с плеч. Я бы не простила себе, если бы с малышом что-то случилось. Я люблю его больше всего на свете, больше жизни. Стыдно вспоминать, как всерьёз собиралась сделать аборт. Если бы я все-таки совершила этот ужасный поступок, умерла бы следом.
Я много думала о том, что двигало Эммой Фридриховна, когда она помогала мне. Жалость? О нет, она совсем не жалостлива. А что тогда? Ведь ослушалась своего босса, который щедро ей платит не один десяток лет. И хоть я и не хочу снова встречаться с немкой, а понимаю, что наш откровенный разговор неизбежен. Точка еще не поставлена.
Врач делает мне назначение, и мы с Соней уезжаем. Вечером того же дня я пишу Полине в соцсети со страницы Сони. Даю ей номер Софьи и прошу мне позвонить. Подруга набирает незамедлительно.
— Даша, куда ты пропала???? — верещит в трубку.
— Меня ищут? С тобой кто-нибудь связывался? — спрашиваю с опаской.
— Твой отец! Он был в ярости.
— А Керимовы?
— Они нет.