Под вуалью

— Конечно, не боюсь, — рассмеялась Нанетт весело и задорно. — Дуэйн сумеет постоять за себя в любой ситуации, а вот Тристан — идеалист, он очень чувствителен. Он может решить, что Изабелла по натуре также мила, как и ее голос, Дуэйн же слишком практичен, чтобы позволить себя одурачить. Даже если женщине удастся привести его к алтарю, в дальнейшем править балом будет он. Я знаю. Я была женой его деда.
— Но он такой циник по отношению к женщинам. —Рослин широко раскрытыми глазами смотрела на Нанетт. —Вы действительно думаете, что он может жениться на Изабелле?
— Несмотря на свой цинизм в отношении женщин, а значит и брака, ему придется, как впрочем и всем мужчинам, быть реалистом. — Нанетт пристально смотрела на Рослин поверх очков. —Дуэйн мужчина, которому нужна женщина, которую он будет любить и знать, что он ей нужен.
— А как же карьера Изабеллы? — спросила Рослин. — Неужели вы полагаете, что она предпочтет отказаться от обожания публики и поселиться в пустыне? Я уверена, ваш внук никогда не будет жить в городе.
— Занятная идея, не правда ли? — посмеиваясь, Нанетт отложила в сторону ручку. — Дуэйн в городе — все равно, что лев в клетке. Его дед был точно таким же, поэтому я бросила сцену и приехала жить сюда в Дар-Эрль-Амру. А я, знаешь, была намного знаменитей, чем Изабелла. Это было время галантных и остроумных кавалеров, вина и вечеринок, а я все это просто обожала. Шикарные наряды, шампанское, красивые молодые люди, флирт, танцы — Париж был у моих ног! Но когда в моей жизни появился Арманд, я нисколько не сопротивлялась. Это был тип мужчины, от которого невозможно было дождаться уступок.
Здесь, в Эль-Кадии, в его палатку ударила молния, и я, как Руфь, следовала за ним везде.
— И вы никогда не пожалели о своем решении, Нанетт? — Рослин обожала разговаривать со своей хозяйкой о ее прошлом.
— Никогда не следует жалеть о большой любви, даже если с ней приходят боль и огорчения. — Нанетт сняла очки и положила их в бархатный футляр. Затем она подошла к Рослин и села рядом с ней. Ее голубые глаза внимательно наблюдали за девушкой.
— Три недели ты у нас, и уже немного поправилась. Это прекрасно. — Довольная, Нанетт кивнула. — Тебе лучше, дитя мое? Ты уже не так нервничаешь, стала спокойней.
— О, мне намного лучше, — поспешила заверить Рослин женщину, которая была к ней безмерно добра. — Ваш пустынный воздух действует на меня тонизирующе.
— Тристану следует поехать с тобой вместе на лошадях и показать тебе пустыню. Теперь ведь ты уже поправляешься. — Нанетт взяла в свою худенькую руку Рослин. На пальце больше не сверкал яркий бриллиант. Рослин заперла кольцо в ящике вместе со шляпкой Джульет... Она чувствовала, что эти две вещи принадлежат друг другу.
— Тебе больно носить это кольцо? — тихо спросила Нанетт.
— Оно было мне немного велико, и я боялась его потерять. — Рослин не решалась продолжить, но все-таки добавила. — Нанетт, вы разрешите мне его вам вернуть? Мне сказали, что оно ваше. Вы дали его Арманду, когда ему исполнился двадцать один год.
— Ах, да. У меня была романтическая идея о том, что каждый из моих внуков подарит своей избраннице кольцо. Все три кольца были моими любимыми украшениями. Я полагала, что кольцо, благословенное любовью, должно принести счастье. — В голубых глазах промелькнула боль. — Нет, малышка, это кольцо — теперь твое. Это все, что у тебя есть от Арманда... и одновременно совсем не все. У нас хранится много игрушек и вещей, которые принадлежали Тристану и Арманду. Дневники, коллекция всевозможных безделушек — Тристан тебе покажет. Возможно, это пойдет тебе на пользу — прикосновение к вещам, которые принадлежали Арманду — книги, вещи. Может, так восстановится потерянная связь между вами.
Рослин должна была бы обрадоваться этой перспективе, но все было наоборот, она как бы внутренне съежилась.
Ей казалось, что она боится повстречаться с темным призраком среди детских вещей Арманда.
Ежедневно, в сопровождении арабских слуг, Нанетт обходила дом, чтобы убедиться, все ли было в порядке.
  
Предоставленная самой себе, Рослин поднималась на крышу гаремной башни. Это стало ее любимым местом отдыха.
Она любила сидеть там в любое время дня среди кадок с цветами и выгоревшей мебели. На мили вокруг простиралась пустыня, огромное песчаное море цвета янтаря, где так же, как и на воде, вздымались волны. Изменчивое и манящее, оно то возбуждало ее, то успокаивало.
Однажды Ягуб назвал пустыню садом Аллаха. Он тогда принес ей на крышу апельсиновый сок и печенье в виде звезд и полумесяцев, испеченное по старинным рецептам гарема, когда девушки в вуалях проводили свое свободное время на башне.
Сидя в старом плетеном кресле, дотрагиваясь до цветов, растущих в кадках, Рослин неторопливо размышляла о словах Ягуба — «сад Аллаха». Шляпа была надвинута на лоб, потому что в полуденные часы невозможно было смотреть на солнце и выжженные пески — глаза слезились. Необозримый простор с цитаделью Жебель-Д'Оро вдали, где, говорят, жили разбойники.
Поверить в это в ее возрасте было бы глупо и смешно, но все легенды и поверья древности взывают к нашему воображению. Зловещий огонь, где нашли приют джины — эти повелители бурь... Интересно, возьмет ли ее туда с собой Тристан?
Неожиданно она вся подалась вперед — ее внимание привлек арабский всадник, галопом, словно ветер, несущийся по пустыне. Его черный плащ, развеваясь, скорее походил на крыло птицы, готовой взлететь.
Когда они исчезли, пустыня, кажется, вдруг странно опустела. Это напоминало тишину в конце победного гимна. Рослин предалась грустным размышлениям, потом, взяв книгу, она углубилась в чтение. Так прошло время до обеда.
Дуэйн Хантер, по своему обыкновению, появился неожиданно. Кажется, ему нужно было обсудить что-то с Нанетт — дело касалось споров рабочих на плантациях по поводу оплаты их труда, что могло привести к беспорядкам во время сбора урожая.
— У тебя же есть право улаживать подобные дела так, как ты считаешь нужным, — сказала ему Нанетт за обедом.
— Дуэйн, ты же прекрасно справляешься со всем нашим хозяйством. И у меня поэтому возникли подозрение, что реальной причиной твоего визита является необходимость в женском обществе. Ну, давай же, признайся, что я права.
Он ничего признавать не стал, но в уголках рта угадывалась улыбка, когда он наливал вино в бокал Нанетт.
— Какая же ты доверчивая женщина, Нанетт, — в неторопливой манере произнес Дуэйн. — Не боишься ли ты, что я за твоей спиной захвачу власть.
— Для такого рода действий ты чересчур британец, — едко заметила Нанетт. Она искоса посмотрела на него, потом добавила, — Дуэйн, устрой себе выходной. Один день без работы вдали от финиковых пальм не повредит ни тебе, ни им. Всем вам четверым, молодые, необходима какая-то перемена. Поезжайте в город, походите по магазинам, покатайтесь на яхте, потанцуйте в клубе. Дорогой, когда ты танцевал в последний раз?
— А разве он умеет танцевать? — рассмеялась Изабелла. Рослин заметила, как заблестели у нее глаза. — Дуэйн, прошу, согласись на это предложение Нанетт. Оно звучит так заманчиво.
Просьба Изабеллы была как поцелуй, а Рослин заметила, что лицо Дуэйна напряглось, обозначились скулы, а зеленые глаза волком смотрели на алые губы Изабеллы.
— Тристан, ты как? — обратился Дуэйн к кузену.
— Я полагаю, что это гениальная идея. — Тристан был занят телятиной в мятном соусе.
— А как же наша потерявшаяся малышка? — Дуэйн взглянул на Рослин.
Она густо покраснела. В этот момент она ненавидела его, и единственное, чего ей хотелось, так это поехать в Эль-Кадию вдвоем с Тристаном. Она уже повернулась к нему, как бы ища защиты, и, почувствовав ее взгляд, он ободряюще улыбнулся.
— Конечно, Рослин поедет с нами. — Таким образом все было решено.
Настроение у всех поднялось, потому что предстоящая поездка привела Изабеллу в самое чудесное расположение духа.
— Я одинаково люблю петь и танцевать. Ведь ты же будешь танцевать со мной, Дуэйн? Обещай!