Весь Дэвид Болдаччи в одном томе (СИ)

Сет Фрэнк прогуливался по коридорам особняка Салливанов. Желтые полицейские ленты по-прежнему трепетали на улице в порывах усиливающегося ветра, сгущающиеся черные тучи предвещали сильный дождь. Салливан остановился в своей квартире в Вашингтоне. Все домочадцы находились на вилле хозяина на острове Фишер-Айленд во Флориде, прислуживая семье Салливана. Фрэнк уже переговорил с каждым лично. Их доставляли самолетом в Вашингтон для подробного допроса.
Следователь остановился, любуясь окружающей обстановкой. Казалось, он гулял по музею. Огромные деньги. Здесь все пахло деньгами, от восхитительного антиквариата до картин, небрежно развешанных повсюду, с подлинными подписями в нижнем углу. Проклятье, в этом доме все было подлинным.
Фрэнк не спеша прошел на кухню, оттуда — в обеденный зал. Огромный стол, подобно мосту, перекинулся через бледно-голубой ковер, покрывающий полированный паркет. Густой длинный ворс, словно трясина, засосал ноги следователя. Фрэнк сел во главе стола, оглядываясь по сторонам. Насколько он мог судить, здесь ничего не произошло. Время двигалось вперед, а никакого прогресса не было.
За окном солнце на краткое мгновение пробилось сквозь плотные тучи, и Фрэнку впервые улыбнулась удача. Он ничего не заметил бы, если б не любовался накладками по периметру потолка. Отец у него был плотник. Стыки гладкие, словно кожа младенца.
И вдруг Сет обратил внимание на танцующую на потолке радугу. Восхищаясь разноцветными бликами, он задумался об их источнике — как в той сказке, где в конце полосатого явления был спрятан горшок с золотом. Затем обвел взглядом комнату. Ему потребовалось какое-то время, но в конце концов он нашел то, что искал. Быстро опустившись на корточки рядом со столом, Фрэнк заглянул под ножку. Это был настоящий шератон XVIII века, то есть весил он как груженый полуприцеп. Фрэнку понадобились две попытки, у него на лбу выступила испарина, струйка пота скатилась в правый глаз, вынудив его часто заморгать, но в конце концов ему удалось сдвинуть стол и достать то, что нужно.
Выпрямившись, Сет взглянул на свое новое приобретение, возможно, на свой горшочек с золотом. Маленький кусок серебристого материала играл роль преграды, защищающей мебель от влажного ковра, препятствующей сырости проникать в дерево и обивку, а также оберегающей мокрые волокна от плесени. С помощью солнечного света его зеркальная поверхность образовала на потолке красивую радугу. Точно такой же материал появлялся дома у самого Фрэнка, когда его жена в преддверии визита его родителей решала навести особую чистоту.
Сет сверился с записной книжкой. Прислуга должна была прибыть в аэропорт Даллеса завтра в десять утра. Он усомнился, чтобы в этом доме кусочку фольги позволили долго прятаться в своем укромном уголке. Это могло быть ничем. Это могло быть всем. Прекрасный способ определить рельеф местности. Скорее всего, результат окажется где-нибудь посредине, если Фрэнку очень-очень повезет.
Снова опустившись на пол, он обнюхал ковер, провел пальцами по ворсу. Если учесть, какими средствами пользуются в настоящее время, ничего не определишь. Никакого запаха, высыхает за пару часов. Скоро выяснится, как долго пролежал здесь этот кусочек: если, конечно, это что-нибудь даст. Можно было позвонить Салливану, но почему-то Фрэнк не хотел выслушивать это от хозяина дома. Старик находился в самом конце списка подозреваемых, но у следователя не было оснований исключать его полностью. И то, поднимется он или опустится в этом списке, будет зависеть от того, что Фрэнк выяснит сегодня, завтра, через неделю. Сухой остаток прост. И это хорошо, потому что до сих пор в смерти Кристины Салливан не было ничего простого. Сет медленно покинул комнату, размышляя о причудливом характере радуг и вообще о полицейских расследованиях.
* * *
Бёртон осматривал толпу, Коллин стоял рядом с ним. Алан Ричмонд поднялся на простую трибуну, установленную перед крыльцом Миддлтонского суда — внушительного здания из кирпича, скрепленного цементом, с белоснежными зубчатыми лепными украшениями, вытертыми бетонными ступенями и непременным американским флагом, трепещущим на утреннем ветру рядом со своим вирджинским собратом. Ровно в девять часов тридцать пять минут президент начал выступление. Рядом с ним стоял осунувшийся и равнодушный Уолтер Салливан, а чуть поодаль — грузный Герберт Сэндерсон Лорд.
 
Коллин сместился чуть ближе к толпе журналистов у ступеней здания суда, застывших в напряжении, подобно баскетболистам соперничающих команд, ждущих, куда отскочит от щита не попавший в кольцо мяч. Он покинул дом главы президентской администрации в три часа ночи. И какая это была ночь! Какая это была неделя! На людях Глория Рассел казалась беспощадной и расчетливой, но Коллин увидел эту женщину с другой стороны, и ему это понравилось. Все было словно в беспечном сновидении. Он переспал с главой президентской администрации. Такого просто не бывает. Но с агентом Тимом Коллином произошло именно это. И они договорились снова встретиться сегодня вечером. Им нужно было соблюдать предельную осторожность, но оба от природы были людьми осторожными. Коллин не знал, куда все это приведет.
Родившийся и выросший в Лоренсе, штат Канзас, Коллин с детства усвоил строгие принципы морали Среднего Запада. Парень встречается с девушкой, влюбляется в нее, женится на ней и заводит четверых-пятерых детей, всё только в таком порядке. Сейчас ничего подобного. Коллин знал только то, что хочет снова быть с Глорией Рассел. Повернув голову, он устремил взгляд на нее, стоящую слева и сзади от президента. Глаза скрыты солнцезащитными очками, ветерок слегка растрепал волосы — казалось, у главы президентской администрации всё под контролем.
Наблюдая за толпой, Бёртон посмотрел на своего напарника как раз в тот момент, когда взгляд того на мгновение задержался на главе администрации. Он нахмурился. Коллин — хороший агент и выполняет свою работу хорошо, быть может, даже излишне рьяно. Далеко не первый сотрудник Секретной службы, страдающий от этого, и, возможно, в данном ремесле это не такая уж и плохая черта. Но нужно следить за толпой, все происходит именно там. Черт возьми, в чем дело? Бёртон краем глаза взглянул на Рассел, но та смотрела прямо перед собой, не обращая никакого внимания на тех, кому было поручено ее охранять. Бёртон снова посмотрел на Коллина. Теперь парень оглядывал толпу, постоянно меняя рисунок, то слева направо, то справа налево, иногда устремляя взгляд вверх, время от времени смотря прямо перед собой, — никакого шаблона, от которого мог бы оттолкнуться потенциальный убийца. Но у Бёртона не выходил из головы образ главы администрации. Под черными очками он увидел нечто такое, что ему совсем не понравилось.
Закончив речь, Алан Ричмонд устремил неподвижный взор в безоблачное небо. Легкий ветерок прошелся по его безукоризненно уложенным волосам. Казалось, президент обращается за помощью к Богу, однако на самом деле он лихорадочно вспоминал, на какое время назначена встреча с послом Японии. Однако этот отрешенный, мечтательный взгляд будет очень хорошо смотреться в вечерних новостях.
Очнувшись, президент повернулся к Уолтеру Салливану и одарил убитого горем супруга объятием, подобающим человеку его телосложения.
— Господи, Уолтер, прими мои глубочайшие соболезнования. Я сделаю все, что в моих силах. Ты это знаешь.
Салливан вцепился в предложенную ему руку, и у него задрожали колени. Тотчас же два человека из свиты незаметно подхватили его своими жилистыми руками.
— Спасибо, господин президент.
— Уолтер, для тебя я просто Алан. Мы с тобой друзья.
— Спасибо, Алан. Ты даже не представляешь, как я признателен тебе за то, что ты нашел время… Кристи была бы тронута твоими словами.
Одна только Глория Рассел, пристально наблюдавшая за ними, заметила легкую усмешку в уголках губ своего шефа. Впрочем, через мгновение усмешка уже исчезла.
— Понимаю, Уолтер, на самом деле никакие мои слова не передадут твои чувства. Похоже, в нашем мире очень многое определяется случаем. Если б не внезапное недомогание твоей жены, ничего этого не произошло бы. Я не могу объяснить, почему так получается; никто не сможет это объяснить. Но я хочу, чтобы ты знал: если я буду тебе нужен, я полностью в твоем распоряжении. В любое время, в любом месте. Мы столько пережили вместе… И ты в свое время очень помог мне в трудную минуту.