Алоха из ада (ЛП)
Я беру зажигалку Мейсона с дивана и кладу обратно в карман.
С пола Маммона широко обводит рукой комнату, словно обращаясь к множеству зрителей.
— Поглядите, возвращение блудного труса. Давненько, ассасин. Как оно? Наслаждаешься жизнью наверху? Потрясающий загар.
Я неспеша подхожу к нему.
— Заметь, я не тороплюсь. Хочу, чтобы ты привык видеть мир с уровня пола.
Он оглядывает меня.
— Классное пальто. А туфли ужасны.
— Мне нравится, что ты сделал с этим местом. Вот почему ты выбрал Мейсона? Он нашёл тебе хорошего дизайнера?
— Я с Мейсоном, потому что ценю победителей.
— Как те пятеро, которых я только что убил? Или это было в тот раз, когда ты связался с Люцифером, чтобы завладеть Небесами? Признай. В области выбора победителей ты полное дерьмо.
Ноги Маммоны раскинуты под забавными углами. Он приподнялся на локтях, пытаясь получить обзор поудобнее. Я кружу вокруг него так, что половину времени он беседует с пустым воздухом.
Он пожимает плечами.
— Тогда мы были молоды и охвачены радостным волнением оттого, что можем избавиться от старого и перестроить мир. Теперь я старше и понимаю. Тогда наши планы не были достаточно проработаны. В этот раз всё по-другому.
— Буду держать за тебя пальцы скрещёнными, дафбой [201]. У меня такое чувство, что если ты облажаешься ещё раз, то для тебя не останется ничего, кроме Тартара. Если только ты не знаешь чего-нибудь ещё ниже.
Он продолжает улыбаться, но его губы слегка непроизвольно дёргаются. Тартар — единственное, что по-настоящему пугает всех этих адовых ублюдков. Даже они не знают, что там внизу. Возможно, Люцифер знает, но его нет рядом, чтобы спросить.
Маммона ухитряется выдавить издевательский смешок.
— Что смешного?
— Ничего. Личная шутка. Ты не поймёшь. У меня на столе есть вино и Царская водка. Слышал, последнее время ты стал настоящим пьяницей.
— Ты слышал это, когда Касабян ещё шпионил на Люцифера? Эти разведданные устарели. В настоящее время я пью только в компании и по поводу.
— Так говорят все пьяницы. В любом случае, угощайся.
Я нюхаю бутылки у него на столе. Они не пахнут ядом, но с Царской водкой сложно сказать, так как она вполне сама по себе уже отрава. Я начинаю шарить у него в столе.
— Где «Проклятия»? Я бы задушил папу римского за сигарету.
— Извини. Бросил.
— Ты адовец. Всё, чем ты занимаешься, это пытаешь и куришь.
— Ты прав. Я солгал. Но сигареты у меня закончились. Может, если ты впустишь охранников, кто-нибудь из них принесёт.
— Как тебе вид с ковра, Мальчик-с-пальчик? Мир снизу пахнет по-другому?
Я просматриваю остальные ящики. В нижнем лежит серебряная фляжка. Я достаю её, любуясь фамильным гербом Маммоны на лицевой стороне. Поднимаю её, и он говорит: «Будь моим гостем». Пока я наливаю Царскую водку в пустую фляжку, Маммона говорит: «Знаешь, завтра ты будешь мёртв». Когда фляжка наполнена доверху, я закручиваю крышку и убираю её во внутренний карман пальто.
— Мёртв, да? Хреново. Как ноги? Ещё не болят?
Маммона качает головой.
— Нет, спасибо.
— Скоро начнут.
Скрежет по металлу возле стены.
Я выщёлкиваю наац на всю длину и перекручиваю так, чтобы по всей его длине проросли шипы. Там, куда указывает наац, слышен испуганный приглушённый голос. Звучит так, будто он исходит из странной металлической скульптуры на другом конце комнаты. Она высотой около метра восемьдесят и покрыта серебром ручной чеканки, примерно в форме человеческого тела. Она напоминает что-то с распродажи Мунинна. Я подхожу ближе, сохраняя наацем дистанцию между нами.
В скульптуре есть отверстия, похожие на прорези для глаз. Позади них какое-то движение. Я сую наац прямо в отверстие. Раздаётся приглушённый крик. Когда я подхожу ближе, то вижу глаза внутри шлема. Они карие. Зрачки расширены от страха. Они человеческие.
Я указываю на человека в клетке.
— Что за калека?
Маммона приподнимается чуть выше на локтях.
— Это мистер Келли. Поздоровайтесь, мистер Келли.
Адовы высшие классы любят издевательски официально говорить о проклятых. Порабощённая душа в металлических оковах выдавливает, как я полагаю, приглушённое приветствие.
— Почему он заперт? Он опасен?
— Только для твоего вида. Он убийца.
— Мода этого года? Коллекционируешь киллеров вместо бейсбольных карточек?
Он с выражением лёгкого отвращения поджимает губы.
— Это была идея Мейсона. Он выдал старшим офицерам «интересные» души, чтобы мы могли лучше познакомиться с человеческим разумом. Тот, кого он выдал мне, был скучным, так что я поместил его в камеру хранения.
Душа находится в чём-то наподобие адова доспеха, заваренного внутри внешней клетки. Я убираю наац и начинаю перерезать прутья чёрным клинком. Прутья легко отделяются с небольшим усилием. Расчистив переднюю часть, я начинаю срезать доспех.
— Чисто из любопытства, где сейчас генерал Семиаза? Я знаю, что он в бегах, но ещё я знаю, что у тебя есть шпионы. Где он прячется?
— Ты восхищаешься этим дураком, не так ли? «Семиаза, единственный адовый генерал, достаточно храбрый, чтобы противостоять Мейсону Фаиму, наводящему ужас узурпатору трона Люцифера!»
— Я всего лишь спросил, где он. Мне не нужна предвыборная речь.
Маммона разворачивается, чтобы мы снова смотрели прямо друг на друга.
— Помнишь личную шутку, о которой я упоминал? Всё-таки я поделюсь ею с тобой. Когда ты так утончённо пригрозил мне Тартаром, я рассмеялся, потому что твой герой именно там. Семиаза — недавний и, осмелюсь сказать, самый знаменитый гость Тартара.
Если Маммона говорит правду, то игра окончена. Совсем нет никакой игры. С устранением Семиазы другой генерал приберёт его войска и некому будет удержать Мейсона от развязывания войны. В любом случае, было мало шансов, что Семиаза смог бы что-нибудь сделать. Теперь даже этот призрачный шанс может оказаться упущен. Может, Маммона и лжёт, но первое, что мне нужно сделать, это найти Элис. У меня нет времени бегать по всему аду, проверяя брехню Маммоны. Интересно, что происходит с не проклятой душой, если её убьют в аду? Если я не смогу вовремя отыскать Элис, и Мейсон снова её убьёт, не окажется ли она в Тартаре? Или того хуже, может, она избежит Тартара, но окажется слишком далеко от Небес, чтобы отыскать обратную дорогу, и будет вечно блуждать в лимбе между ними.
— Кто убил Семиазу?
Маммона качает головой.
— Это самое интересное. Ты вдохновил на судьбу Семиазы. Его не убили. Мейсон сказал, что нам следует отправить его в Тартар живым, и мы так и сделали.
Что мы за кучка напыщенных идиотов, что адовцы, что люди. Где-то Бог смеётся над нами. Мы его личная шутка над самим собой. Почему бы ему просто не стереть всех нас и не начать всё сначала? Возможно, забавнее наблюдать, как мы все носимся, отскакивая от стен.
— Что? Больше не до шуток, Сэндмен Слим? Даю идею. Возвращайся бегом в свой уютный домик наверху. Пей. Смотри фильмы. Трахайся, с кем ты там сейчас трахаешься, и позволь взрослым заниматься своими делами. Мы действительно ужасно заняты.
Я срезаю с души последние несколько кусков доспеха и вытаскиваю его из клетки. Металлическая скоба вокруг его головы удерживает у него во рту кусок кожи. Я разрезаю замок, и скоба падает на пол. Возвращаюсь к Маммоне, оставляя душу потирать ноющую челюсть.
— Когда это произойдёт?
— Когда что произойдёт?
Мне хочется пнуть его в горло, но я не желаю убивать его, так что просто даю носком ботинка в челюсть.
— Это я был любезен. Следующее, что произойдёт, — я начну отрезать те части твоего тела, которые ты всё ещё можешь чувствовать, начиная с пальцев.
Маммона потирает челюсть, обдумывая свой ответ. Когда он отвечает, его голос звучит тихо.
— Войска уже сосредоточены. Всё, что остаётся, — это согласовать окончательные детали планов и привести войска под единое командование. Отсюда Мейсон поведёт нас на Небеса.