Алоха из ада (ЛП)

Мне будет чертовски трудно найти Элефсис, если всё здесь так же запутанно, как было тогда. Не то, чтобы это имело значение, если я продремал двадцать лет, Мейсон уже победил, и это действительно Лос-Анджелес.
Закат такой же выжженный и стерильный, как полигон для ядерных испытаний. Некоторые из горящих пальмовых листьев падают, а другие парят над зданиями, влекомые странными конвекционными потоками.
Я стою на углу и выпускаю ангела с чердака на достаточное время, чтобы расширить свои чувства и провести что-то вроде быстрого траления на предмет наличия здесь кого-нибудь живого или таящегося в сгоревших зданиях. Глазами ангела заказ ослепителен. Дымящаяся улица с её сожжёнными деревьями похожа на строй солнц вдоль дороги славы из дрожащих атомов и субатомных частиц.
Когда я в первый раз увидел ад, это была совсем другая история. Меня затащили сквозь пол Мейсона и голой кучей приземлили на главной улице Пандемониума. Должно быть, я какое-то время был без сознания, и когда очнулся, первое, что меня поразило, была вонь. Ничто человеческое так не пахло. Это были не просто отходы. Это были отбросы, упакованные, спрессованные и запертые на миллионы лет. Ад — это дно Вселенной, и Небеса не собираются позволять Люциферу загрязнять остальную часть бытия адовым дерьмом и фантиками от конфет. Так что они просто хоронят его в глубоких-преглубоких, глубочайших пещерах своего жуткого королевства, где оно покоится, готовится и гниёт в собственном соку до скончания веков.
Ангел говорит, что всё чисто. Я отодвигаю его в сторонку, но не запираю. К сожалению, чтобы пройти через это, мне понадоблюсь весь я, включая моего божественного сквоттера. Я направляюсь по Сансет на запад, чтобы срезать по Лас-Пальмас до «Макс Овердрайв». Лучше бы ангелу оказаться правым, что здесь всё чисто. Я не имею ничего против само-трепанации.
Я всё ещё наблюдаю бунт на Голливудском бульваре, когда пересекаю Вайн-стрит. И Кауенга.
Пробираться по Сансет труднее, чем по дороге возле кладбища. Линии разломов шире, а разбитая мостовая вздыблена выше и под более острыми углами. Вокруг целых кварталов раскрылись воронки, образуя острова небоскрёбов с канализационными рвами. Может быть, именно поэтому всё кажется таким неправильным. Я прошёл лишь пару кварталов, но, честное слово, ощущение такое, словно шёл грёбаную вечность. Кто бы или что ни построили этот Лос-Анджелес, все пропорции неправильные. Здания правильные, но некоторые из них находятся не на том месте. Купол Синерамы [192] по-прежнему выглядит как сброшенный на Землю инопланетянами гигантский мяч для гольфа, но находится не на той стороне улицы. Некоторые из переулков, которые раньше пересекали Сансет, перекрутились, словно асфальтовая ириска, и теперь идут параллельно.
Это не очень хорошие новости. Это означает, что даже если кто-нибудь скажет мне, где находится Элефсис, возможно, я не смогу найти его на этих безумных чёртовых улицах. И я даже не могу воспользоваться картами. Люцифер был настолько помешан на контроле, что большинство карт Даунтауна, которые вы найдёте, окажутся неправильными. Он не хотел, чтобы всякий сброд точно знал, какие дороги куда ведут, или какие достаточно широки, чтобы вмести войска бунтовщиков. Это значит, что мне понадобится проводник, который сможет отвести меня к порогу психушки Элис.
На бетонный остров впереди меня, должно быть, обрушилось адское землетрясение. Целый квартал сверкающих новеньких офисных зданий обрушился сам по себе и наполовину исчез в огромной воронке. Гектары битого стекла и стали отражают горящую улицу, словно последняя льдина на краю света.
На следующем углу я осматриваю Голливудский бульвар. Кажется, всё чисто, и в этом направлении нет шума. Я бегу всю дорогу. Видя бульвар здесь, легко понять, почему толпа разносит всё дальше по улице. Это место обобрано дочиста. Первые этажи всех зданий выпотрошены и сожжены. Окровавленные адовцы со сломанными конечностями бродят по развалинам в поисках еды, микстур или таблеток, чтобы вселенная перестала болеть. Проклятые души рассредоточены по всей улице, пялясь в пустоту, словно контуженные дети. Оказаться свободными, но по-прежнему в аду, было слишком для их и без того измученной психики. Они не реагируют, когда я прохожу мимо, но адовцы видят меня и разбегаются, как тараканы, по пустым зданиям. Вселенная перешла на новый уровень странности, когда адовцы — это те, кто боится быть пойманным после наступления темноты.
 
В полуквартале впереди находится единственное нетронутое хорошо освещённое здание на всей улице. Когда я подхожу ближе, то понимаю, почему. Хвала Богу и дайте патроны. Теперь я понимаю. Теперь я знаю всё. Питер Мерфи ошибался, когда сказал, что Бела Лугоши мёртв [193]. Он не мёртв. Я только что обнаружил его дом престарелых. Он находится там, где должен быть Китайский театр Граумана. Я имею в виду, что это по-прежнему Китайский Театр — весь перенасыщенный красными и золотыми тонами — но это другая версия. Он в два раза больше, чем должен быть. Он такой широкий, что занимает полквартала, а золотая крыша пагоды выглядит достаточно высокой, чтобы пропороть случайные дирижабли. Это место окружает пятнадцатиметровый металлический электрический забор, каждые несколько метров помеченный предупреждающими знаками в виде молний. Мне знакомо это место. Оно совсем не похоже на то, как выглядело в моём Даунтауне. Там это был своего рода замок короля Артура, но с мягкими и плавными, почти органическими обводами, словно не был вырезан из скалы, а вырос там. Может это место и не дворец генерала Маммоны, каким я привык его видеть, но между шпилями пагоды растянут его штандарт, чтобы все в аду, Лос-Анджелесе, Мордоре или где бы, бля, я не очутился, могли его видеть. Это то, что я искал. Ответ на все простые вопросы жизни.
Когда Мустанг Салли сказала, что использовать Чёрную Георгину для перехода не так сложно, но не так просто, я думал, что она говорит о части с умиранием. Теперь мне кажется, что на самом деле она говорила вот об этом. Вот почему я очнулся под странной версией автострады. Переход с Чёрной Георгиной не является настоящим стопроцентно-нормальным переходом. Это Конвергенция. Психическое слияние того места, которое покинул путник, с местом, куда путник направляется. Умный обходной манёвр, чтобы Мейсон не заметил, как я крадусь на цыпочках по Даунтауну, потому что, даже если я на самом деле в аду, это не совсем тот ад, где он меня ожидает. Да, я знаю. Эти метафизические состояния и измерения бытия и у меня вызывают головную боль.
Если знаешь, что будет Конвергенция, это может оказаться довольно полезно. Скажем, ты хочешь быстро переместиться через другой город или параллельное измерение. Делаешь Конвергенцию, и можешь найти свой путь через новое место, следуя плану города, который покинул. Если только новое место не решило покрыться линиями разломов, переставить свои улицы, да и в целом развалиться к хуям.
Прямо в эту секунду я не знаю, пребывание в Конвергенции — это помощь или дополнительное дерьмо у меня на пути, но уверен в одном. Кто-нибудь внутри знает, где находится Элефсис, и я буду убивать их одного за другим, пока кто-нибудь мне не скажет.
Я достаю наац и замечаю славную тень на углу дворца. Есть шанс, Мейсон ожидает, что я воспользуюсь Комнатой, чтобы попасть в ад, а не буду перемещаться внутри него. Узнаю через минуту. Я делаю шаг в тень и выхожу прямо внутри дворца Маммоны.
Не срабатывает никакая сигнализация. Я один в гигантском вестибюле кинотеатра. Должно быть, чтобы покрыть этот пол, им понадобился ковёр с милю. Буфет размером с Вегас. Держу пари, экран размером со Скалистые горы. Жаль, у меня нет времени посмотреть фильм. В эту секунду меня осеняет, что хотя мой старый хозяин Азазель много раз брал меня в домик на дереве Маммоны, планировка этой мутантной версии аналогично может оказаться не в точности такой же. Есть только один способ это выяснить. Эта новая версия слишком странная, чтобы нормально ориентироваться, и мне не хочется идти пешком. Я шагаю обратно в тень. Попытаю счастья с Комнатой и открою Дверь Огня, ту дверь, которая всегда ведёт в хаос и насилие.