Алоха из ада (ЛП)
— Старк? Как дела?
— У меня есть хорошие и плохие новости.
— Давай с хороших.
— Я знаю, где Хантер. Мы прямо сейчас туда направляемся.
— Какие плохие?
— Тут замешана Аэлита. Это может оказаться ловушкой, и все мы можем погибнуть.
— Мне нужно говорить тебе, чтобы ты был осторожен?
— Всегда полезно напомнить. Позвоню тебе, когда всё закончится. Если мы умрём, звонок будет за счёт вызываемого абонента.
Я не знаю, чего ожидать, когда мы подберём Травена. Сколько нужно хлеба для изгнания демона из Ферриса Бьюллера [108]? Багет? Самосвал печенья?
Когда мы подъезжаем к его дому, Травен ждёт нас на обочине. Он весь в чёрном, в старомодном пальто с высоким воротником, делающем его похожим на дублёра Джонни Кэша [109]. В руках он держит потрёпанную холщовую спортивную сумку. Она большая, но он легко её поднимает. Наверное, всё-таки не так много хлеба.
На углу я бью по тормозам и говорю: «Пусть Травен сядет спереди. Я хочу поговорить с ним».
Видок выходит из машины и берёт сумку Травена. Он проскальзывает на заднее сиденье к Кэнди. Травен садится спереди. Я начинаю движение ещё до того, как он закрывает дверь.
— Я так понимаю, что вы нашли мальчика. Как он держится?
Я направляю машину обратно к Голливудским Холмам.
— Мы его не видели, но я знаю, где он. В месте, которое называлось «Авила». При вашей профессии вы вряд ли о нём слышали. Его называли мужским клубом. По большей части это было казино и бордель для весьма избранной группы убер-богатых мудаков.
— «Авила»? В честь святой Терезы Авильской [110]?
— Кто это?
— Святая Тереза пережила сильную стычку с ангелом. Она описывает её в возвышенно-сокровенных выражениях. Ангел пронзает копьём её сердце, и она описывает эту боль как сильную, но также сладостную и всепоглощающую.
— Я и не знал, что святые идут до конца на первом свидании.
Он кивает и поджимает губы. Он всё это уже слышал.
— Многие люди предпочитают интерпретировать её описание религиозного экстаза в простых сексуальных терминах. — Он качает головой. — Чёртов Фрейд.
— Хотя бы название теперь обретает смысл. Видите ли, «Авила» была огромной тайной. Своего рода настоящее «Череп и кости» [111]. Если вы были одним из тех немногих, кто в курсе, одним из помазанников политики или достаточно богатым, чтобы пользоваться услугами того же бухгалтера, что и Иегова, то получали доступ в клуб внутри клуба. Вы узнавали, для чего был реально построен клуб.
— И что же это было?
— Во внутреннем святилище они не держали проституток-людей. За хорошую цену и несколько кровавых клятв можно было трахнуть ангела.
Травен поворачивается и глядит на меня с лицом, представляющим собой пустую маску.
— Я не шучу, — говорю я. — Никто не знает, кто основал это место и что за худу они использовали, чтобы захватывать и удерживать их. Лос-Анджелес — крупное место силы, так что, насколько всем известно, оно могло всегда существовать здесь в том или ином виде.
— И вы полагаете, что мальчика держат там?
Я киваю.
— Я был знаком с последним ангелом, которого туда затащили. Её зовут Аэлита. Она командовала Золотой Стражей. Пинкертонами Бога на Земле. Настоящие мудаки с турбонаддувом.
— Да. Я знаю о Золотой Страже. Думаете, Аэлиту захватили, чтобы сделать из неё ещё одну проститутку?
— Нет, её с остальными ангелами собирались принести в жертву, чтобы открыть врата ада. Видите ли, у моего старого приятеля Мейсона амбиции величиной с яйца Кинг-Конга. Он хочет свергнуть Люцифера и захватить ад. А затем он хочет воткнуть вилы в Бога и захватить рай. Он достаточно крут, чтобы быть в состоянии провернуть это. Вы всё ещё со мной, Отец?
Краем глаза я вижу, как Травен недоверчиво косит взглядом. Он не знает, чему верить. Полагаю, перебор информации, чтобы быть в состоянии впитать, когда ты провёл свою жизнь в церковных библиотеках за чтением книг и изучением истории, а затем обнаруживаешь, что понятия не имеешь, как на самом деле работает Вселенная. Все эти годы он был тщательно ограждён от всего, кроме писательского зуда. Теперь же он узнаёт, что в то время, как он перед сном чистил зубы святой водой, на другом конце города шло реальное низкопробное библейское шоу ужасов. Не могу винить его, если у него малость снесло крышу.
— Хотите сигарету?
— Было бы здорово.
Я протягиваю ему зажигалку Мейсона и пачку «Проклятий» из кармана. Слышу, как он шуршит пачкой и щёлкает зажигалкой. При первой же затяжке он кашляет, но продолжает курить. «Проклятия» легче принять, когда ты обречён.
— Вы говорили, о человеке по имени Мейсон, пытавшемся открыть ад. Я так понимаю, вы его остановили.
— Что-то типа того.
— И по ходу мы перебили полную жопу приспешников дьявола и темных магов, — вставляет Кэнди.
Травен поворачивается на сиденье и смотрит на неё.
— Вы тоже там были?
Она улыбается.
— Старк приглашает меня на все свои резни. Так ведь?
Она пинает ногой спинку моего сиденья. Я гляжу на неё в зеркало заднего вида.
— От тебя мало проку.
Она улыбается и устраивается поудобнее. Травен молча курит «Проклятие», глядя в окно, как я везу нас в холмы.
— Итак, вы считаете, что Хантер в «Авиле», потому что вы остановили жертвоприношение?
— Ага. За всем этим стоят Мейсон с Аэлитой. Они натравили на Хантера Клипаффа.
— Клипота. А почему не отправили демона за вами?
— Потому что у Мейсона по-настоящему ебанутое чувство юмора. Я был знаком с братом Хантера, и Мейсон живот надорвал со смеху, когда воспользовался парнем, чтобы снова затащить меня туда. Аэлита же помогает ему просто потому, что, по большому счёту, на дух меня не переносит.
— Мне казалось, вы сказали, что спасли её.
— Ага, когда она узнала, что я не совсем человек, то вспылила. Настоящая расистка.
— Знаете, если бы вчера мне кто сказал, что я поеду с нефилимом на экзорцизм, я бы удивился. А вот сегодня…
Он замолкает и курит «Проклятие».
Жаль, что я не умею читать мысли, как Люцифер. Я слышу, как быстро бьётся сердце Травена. Он ощущает смесь холода и страха, но это только от волнения. Он примерно представляет, что его ждёт, и не уверен, что сможет справиться. Это я на арене, ждущий, когда откроются ворота, чтобы увидеть, с чем мне придётся столкнуться в этом эпизоде «Надери Задницу Старку». Спустя некоторое время ты научишься жить с этим страхом и игнорировать его, но на сто процентов он никогда не исчезнет. Но некоторые виды страха могут сделать тебя лучше, чем ты есть. Ты сталкиваешься лицом к лицу с чем-то большим, чем ты сам, и выходишь из этой стычки, может, и в шрамах, но благодаря ей становишься чуть сильнее. Есть и другие страхи, подобные дыре в центре тебя, откуда кусочки твоей души стекают прямо в канализацию. Этот вид страха не имеет ничего общего с отчаянной дракой на арене. Это ужас окончательного осознания, как устроен этот мир. Кто обладает властью, любит швыряться ею во всех, у кого её нет.
Мы все до единого, и люди, и монстры, живём с ангельским сапогом у нас на горле. Но мы его не видим, так что забываем о нём и плетёмся вперёд, совершая глупые маленькие поступки, из которых состоят наши глупые маленькие жизни. Затем этот сапог опускается вам на живот, выдавливая воздух из лёгких и ломая кости, словно старые спички. И вы знаете, что это происходит лишь потому, что вы не один из небожителей. Вы страдаете от худшего проклятия из всех. Что живы. Мы просто букашки на лобовом стекле Бога. Вот и всё, что мы такое. Надоедливые. Одноразовые. По десять центов за дюжину.
— Вы так легко и небрежно всё это изложили. Люди порабощают ангелов. Люди бросают вызов и Люциферу, и Богу. И вы говорите, что вы — нефилим, во что я даже не знаю, верю ли.