Ненавижу. Скучаю. Люблю (СИ)

— Ого, какие серьезные вопросы, — кокетливо ответила Юля, смущенно опустив ресницы. Она словно менялась от дерзкой и уверенной, до хрупкой и невинной. И эти ее перемены будоражили кровь в венах.
— Юль, я… — Антон сглотнул, в нерешительности сказать то самое, что крутилось на языке.
— Нравишься или нет, это так важно? — казалось, Снегирева гипнотизировала своим уверенным взглядом.
— Если спрашиваю, значит важно.
— Ну… — Юлька коснулась галстука Антона, проводя ноготком по узорному рисунку. А потом она чуть потянула Левакова на себя, используя этот самый галстук. Привстала на носочки, и мимолетно, всего на долю секунды, коснулась его губ. От нахлынувшей нежности спину Антона опалил жар, засыпая яркими искрами фейерверков в глазах. Никогда ничего подобного он не чувствовал.
Этот легкий поцелуй напомнил летний дождь, когда теплые капли касаются губ, когда медленно стекают, обдавая каждую клеточку незабываемым ощущением после знойной жары. Его крепкие руки интуитивно потянулись к талии девчонки, подобно тому, как человек тянется к прохладе, к долгожданной влаге от горячих лучей. Однако магии не дано было свершиться, потому что Юлька в этот же миг отстранилась.
Она не сводила с него глаз, даря ту самую улыбку, по которой как оказалось, Антон успел соскучиться. Как давно она ему не улыбалась вот так? Как давно не смотрела, словно готова отдать весь мир ради этих глаз. Кажется, он и сам был готов, кинуть к ее ногам целую Вселенную, лишь бы продолжить волшебное таинство, лишь бы она не переставала улыбаться ему.
— Это было очень красиво, — произнесла, наконец, Снегирева. И вроде такая приятная фраза, да только в душе ярким огоньком вспыхнул тревожный маячок.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал? — спросил очередной вопрос в лоб Антон. Он не любил ходить кругами, по крайне мере, с Юлькой хотелось конкретики.
— Знаешь, — она вздохнула, и лучезарная улыбка сделалась холодной. Снегирева прикусила кончик нижней губы, и посмотрела таким проницательным взглядом, что косточки в позвонке начало покалывать. Леваков сглотнул, ощущая как венка на шее дернулась. Он не отводил глаз от Юльки, молча дожидаясь продолжения фразы.
— Я не верю, что люди меняются за один день.
— К чему ты это? — не понял Антон.
— Ничего не получится, — всего одно короткое предложение, а облака над головой будто потемнели, зазывая ледяной ветер.
— Что? — хрипло спросил Леваков, ощущая, как нарастает тревога в легких. Ладони покрылись испариной, хотелось протереть их, хотелось думать, что это не Юля ему сейчас отказывала. Ведь она три года слонялась рядом, три года не сводила глаз, и явно мечтала о нем. И вот теперь он готов, он увидел ее среди тысячи, думает и хочет попробовать сорвать алую розу в запретном саду. Но почему же у розы вдруг появились шипы, а у входа в сад повесили чугунный замок? Разве так бывает…
— Твой поступок был классным, — произнесла Снегирева, отступая на два шага назад. — Но… это лишнее, Антон. Сколько девушек у тебя было? Я не хочу быть одной из, потому что неожиданно исчезла с твоих радаров или познакомилась с твоей сестрой.
— Ты… — Леваков сглотнул, ощущая, что слова медленно покидаю его. Он просто не знал, как реагировать, как доказывать обратное.
— Антон, ты игрок морского плавания, а я люблю сушу.
— Ты бегала за мной три года, чтобы сейчас сказать, что мы друг другу не подходим? Ты поцеловала меня сейчас, чтобы отшить? Серьезно, Снегирева, это совсем не красит тебя. Если ты думаешь, что я герой из сказки, который продолжит обивать пороги, то глубоко заблуждаешься! — вскипел Антон. Он пытался остановить грубость, острые как иголки слова, однако ничего не мог поделать. На самом деле, отказ Снегиревой ранил больней, чем все отказы до этого. Пусть их и было не много, по пальцам сосчитать, но Леваков спокойно отпускал ситуации и шел дальше. Они не задевали самолюбие, даже школьная любовь. А ведь когда-то казалось, что без Таси и жизни представить сложно. Но стоило закончиться школе, стоило увидеть ее рядом с Матвеевым, как отпустило. Почему же сейчас сердце кажется таким уязвимым…
 
— Слушай, я не… — Антон вдруг решил извиниться. Не эти слова планировалось сказать Юльке, далеко не эти.
— Мечты имеют свойства разбиваться, сталкиваясь с реальностью. Я поцеловала тебя, потому что мечтала об этом три года. Считай это маленькой платой, за мое прощение за ту грубость в столовой. Ладно? — сдержанная улыбка коснулась губ Снегиревой и Леваков понял — она не шутит. Она, в самом деле, отпускает его, чувства, которые жили в сердце три года.
— Пока, — прошептала Юля. Сняла с плеч пиджак, протянула его, но Антон не взял. Он только и мог, что молча смотреть на нее: такую красивую, независимую, горделивую птицу, которая с лёгкостью выбралась из его сетей. Юлька вздохнула, затем повесила пиджак на железную конструкцию балкона, еще раз скользнула по Антону глазами. Пожалуй, более глубокого взгляда, более осознанного и бесконечного далекого взгляда, Леваков еще не видел. Никогда девушки на него так не смотрели, даже когда отказывали. Обычно в них читалась высокомерие или надменность, желание получить больше. Юля же смотрела иначе: несмотря на отказ, в отливах ее карамельных огоньков, до сих пор лучилась теплота.
Антон должен был что-то сказать, найти аргумент, но он лишь смотрел на девушку, теряя по крупицам камешки надежды. Снегирева развернулась, ее тонкие пальцы обхватили золотую ручку, и в долю секунды позволили скрыться за дубовыми дверями.
  
Глава 21
 
Юля
У меня дрожали колени, когда я закрывала за собой дверь. Сердце лихорадочно билось, а кончики пальцев покалывали. Отказать парню своей мечты, человеку, о ком мечтала ночами, о ком думала каждый раз, прижимаясь головой к подушке — это безумие. Любая бы назвала меня дурочкой. Но я не могла принять чувства Антона. Ведь они были такими же, как и морской песок: возьми горстку на ладонь и все равно ничего не сможешь сохранить. Пусть не сразу, но через какой-то промежуток времени в руке останутся лишь крупицы. А я искренне не хотела хвататься за эти самый крупицы.
Любая девушка достойна большего, и я тоже этого достойна.
Правда, позже наступило осознание и с глаз покатились слезы. Хорошо, успела добежать до дамской комнаты, и чудо, там никого не было. Я спряталась в кабинке, сжала ладонью рот, потому что хрипы рвались из самой глубине. Я плакала так тихо, как, наверное, и не плачут. Меня трясло, на губах до сих пор был вкус Антона. Этот мимолетный поцелуй, эта ненужная роскошь, которую я позволила себе.
Спустя минут десять, взяла себя в руки. Успокоилась, если, конечно, мое состояние можно было охарактеризовать этим словом. Утерла слезы и вышла из кабинки. Взглянула в зеркало и уголки губ моментально опустились вниз. Где та яркая и уверенная в себе Снегирева? Неужели какой-то парень может сломать меня? Никогда. Вот сейчас подправлю макияж, выйду и буду блистать рядом с Иркой. Станцую с Гришей, а может и выпью стакан вина. Все хорошо. Жизнь не бывает однополосной. Дорога никогда не заканчивается без возможности свернуть в разные стороны. Вот и я сверну. Буду идти не оглядываясь. По крайне мере до тех пор, пока не пойму, что надо остановиться.
А Антон… либо он свернет следом, и мы встретимся, либо я права и наши пути пересеклись ошибочно.
Подтерев тушь, и я улыбнулась своему отражению. Затем вдохнула полной грудью и спустя минуты две вышла из дамской комнаты. Расправила плечи, приподняла подолы платья, и уверенным шагом начала двигаться в сторону зала.
— Юля! — послышался знакомый голос. Я повернулась, встречаясь взглядом с Гришей. Он подбежал ко мне, его глаза переливались, в них читалось переживание.
— Ты уже здесь? — с улыбкой ответила. Пусть улыбка и была не особо веселой, но мне не хотелось больше грустить.
— Я искал тебя всюду, — Гриша опустил голову, а потом осторожно коснулся моих пальцев. Его руки были холодными, как кубики льда.