Белая лошадь, черные ночи (ЛП)

Я запихиваю письмо обратно в мешок, решив, что показывать его Райану слишком рискованно. Вместо этого я расскажу ему о записке в кармане шпиона, из которой следовало, что волканские захватчики охотятся на девушек вроде Сабины. Я расскажу ему и о грифоне, и о том, что в пограничной стене должна быть брешь. Я смогу убедить его, что Сабине нужна дополнительная защита, не раскрывая истинной причины.
Я тоже буду рядом. В качестве ее телохранителя. Тенью. Призраком. Буду охранять ее дверь, пока она спит. Ей это будет неприятно, но у нее не будет другого выбора, кроме как смириться с этим.
Засыпая и размышляя о древних опасностях, просачивающихся через волканскую границу, я вспоминаю случай, произошедший около года назад, когда отшельник с астаньонской стороны Чернолесья забрел на один из балов-маскарадов в Сорша-Холле. Он был в бреду и обезвожен, рассказывал о том, как едва избежал смерти от единорога ― злобного коня с черной чешуей и заостренным рогом, способного обрушить огненную гибель на все, что попадется ему на пути. Единороги уснули тысячу лет назад вместе с остальными мифическими зверями фей. Даже в Бессмертный век их было всего один или два.
Отшельника выгнали из замка со смехом. Его история повторяла историю из «Книги Бессмертных», когда бессмертный Артейн нашел единорога со сломанной ногой, застрявшего в яме с густой грязью. Естественно, все решили, что отшельник сошел с ума. Возможно, теперь, когда я об этом думаю, он запутался, смешав историю Бессмертного Артейна со своей собственной, но это не значит, что он не видел единорога на самом деле.
Если правда, что золотые когти, грифоны и единороги пробудились, то что дальше? Сами феи?
Черт.
Всю ночь меня мучают сны. Пограничная стена рушится в результате гигантского землетрясения, а образовавшие ее валуны скатываются с гор и уничтожают Чернолесье, прокладывая путь для всей древней, темной магии, погребенной на земле Волкании, чтобы она снова восстала, распространяясь по нашему королевству, как ядовитый плющ, пока все живое под солнцем не будет уничтожено.
Утром первое, что я вижу, ― это проклятая сова, глядящая на меня желтыми глазами. Лучше бы она, черт возьми, не гадила на меня.
Я бужу Сабину, и она секунду улыбается мне, забыв о своей ненависти, пока она не обрушивается на нее снова, как ведро ледяной воды.
И она резко отворачивается, отказываясь смотреть на меня.
Моя грудь вздымается.
Я могу справиться с ее ненавистью. Но вспышка любви, которую я увидел на мгновение, прежде чем она погасла, ― она уничтожит меня.
  
Глава 25
 
Сабина
Как только я устраиваюсь на спине Мист, ко мне слетается пестрая компания сов, стрекоз и ворон. Это уже не первый раз, когда животные приходят ко мне на помощь без просьбы с моей стороны. Они чувствуют во мне потребность, как и я в них. Если им голодно или холодно, я предлагаю им то, что могу. Но ничего подобного я никогда не испытывала. Существа, прикрывающие мою наготу, обладают каким-то общим разумом, как будто их призвало нечто большее, чем все мы. Возможно, впервые я поверила в старые легенды. В то, что магия пронизывает все, а не только немногих поцелованных богом, независимо от того, спят феи или нет. Эта магия связывает всех нас.
Золотые Стражи ждут нас в двух милях от Дюрена. Они так хорошо обучены, что не обращают внимания на то, что я раздета, хотя и держатся от птиц на настороженном расстоянии, бросая на моих спутников встревоженные взгляды. Хорошо. Я хочу, чтобы они боялись.
Солдаты Райана сопровождают нас мимо деревень и хуторов, где дети выбегают помахать знаменами, сделанными из обрезков ткани, и радуются за нас. За меня. Здесь нет ни разглядываний, ни оскорблений, ни даже возбужденного любопытства.
― Леди! ― кричат дети, размахивая руками. ― Это новая леди Сорша-Холла! Посмотрите на птиц! Приветствуем вас, миледи!
 
Их теплый прием сбивает меня с толку. Стыд? Этого я ожидала. Я была готова к нему. Держать голову высоко поднятой против людского злословия, как я терпела последние три недели. Но это совсем другое. Что сказали этим людям? Приветствовать меня? Проявить уважение? Может быть, это просто еще одна уловка, которую мой будущий муж добавил в свою игру.
― Впереди, миледи, ― говорит конный дозорный, указывая на изгиб дороги впереди. ― Ворота Дюрена.
Дюрен может быть известен как «Пристанище грешников», где можно делать ставки на собачьи бои на арене или трахать женщин любого цвета кожи, но со стороны город выглядит неожиданно торжественно. Высокие каменные стены, за исключением окон с прорезями и сторожевых башен, выглядят просто. Единственное украшение ― два белых знамени с изображением красного ключа, развевающиеся на ветру по обе стороны от ворот.
О, отлично.
Мой желудок сжимается. Красный на белом ― цвет и эмблема бессмертной Айюры, которую лорд Райан, должно быть, считает моей богиней-покровительницей из-за моего пребывания в монастыре. Почему, во имя Бессмертных, я должна поклоняться богине, ассоциирующейся с пережитым мной насилием?
Бастен, идущий на шаг впереди меня, оглядывается. Только тогда я понимаю, что рычу так тихо, что никто, кроме него, этого не слышит.
Однако стоит нам пройти через ворота, как все меняется. Мрачные внешние стены города превращаются в настоящую симфонию цвета и активности. С фронтонов домов и уличных фонарей свисают бумажные фонарики, на которых изображены красочные сцены из жизни бессмертной Айюры. В воздухе витает аромат варящегося эля, жареного мяса, копченой соленой рыбы, оладий и пудингов. Люди выстраиваются на узких улицах в три ряда. Дети бегают и визжат, воодушевленные праздником. Меня сразу же поражает мода жителей, гораздо более изысканная, чем в провинциальном городке вроде Бремкоута. Женщины носят асимметричные платья, имитирующие наряды фей из «Книги бессмертных», а их волосы заплетены в бессмертные косы. Некоторые из них носят остроконечные золотые колпачки на ушах, закрепленные тонкой цепочкой, чтобы еще больше подражать древним феям. У некоторых на руках и шее нарисованы светло-голубые линии. Почти все ― и мужчины, и женщины ― подкрашивают верхние веки широкими стрелками, чтобы глаза казались крылатыми.
Улицы наполняются радостными криками. Маленькие дети бегут ко мне, неся корзины со срезанными цветами, которые они бросают к ногам Мист, чтобы она ступала по ковру из лепестков. Все это настолько ошеломляюще и откровенно неожиданно, что я напряженно хмурю брови.
Должна ли я быть польщена этим?
Слишком много шума, ― говорит Мист, ее мышцы напрягаются под моими бедрами.
Я провожу рукой по ее длинной, изогнутой дугой шее.
Я знаю, девочка. Знаю. Мы обе должны быть храбрыми.
Пока Золотые Стражи возглавляют нашу процессию, я слышу удивленные возгласы из толпы. Люди зачарованно смотрят на крылатых существ, одевших мое тело, словно в платье из перьев. По толпе впереди нас разносится ропот, но поскольку у меня нет острого слуха Бастена, я слышу лишь обрывки.
― … крылья как у ангела…
― Ее должны прикрывать длинные волосы, не так ли?
― … по замыслу повелителя?
― … нет, не повелителя. Это она. Акт неповиновения!
Я выпрямляю спину и откидываю плечи назад, а сидящие там вороны-близнецы расправляют крылья. Лорд Райан одел свой город в белое, чтобы приветствовать меня, свою непорочную невесту, а я прибыла в темных лесных тонах. Я испытываю мрачное удовлетворение при мысли о том, как этот проступок разожжет его гнев.
Мое тело ― мое собственное, мой наряд из живых крыльев оповещает толпу. Ни один мужчина не будет мной командовать.
Бастен, идущий на шаг впереди меня с опущенной головой, не обращает внимания на празднество. Мне больно даже смотреть на него. Я чувствую себя как один из витражей в монастырской часовне. Такое окно начинается как разбитое стекло, но, спаянное железом, выходит крепче прежнего. Возможно, Бастен разбил мое сердце, но я склею осколки. Я снова соберу себя в нечто могучее.