За кровь и деньги (ЛП)

Ротбаум позвонил Хамди и сказал, что им нужно действовать по-крупному. Он хотел запустить широкую клиническую программу, включающую испытания препарата в широком спектре В-клеточных злокачественных опухолей. Столько раковых заболеваний крови, сколько они смогут найти. Несмотря на то, что Acerta не имела коммерческих прав, он хотел, чтобы программа по ревматоидному артриту также была реализована. Он хотел провести испытания, сочетающие ингибитор BTK с препаратом, который он приобрел у компании Amgen. Ротбаум хотел, чтобы Хамди нанял как можно больше людей. Ему нужен был весь мир.
"Не беспокойтесь о деньгах - вы находитесь в уникальной ситуации, поскольку у вас всегда будет доступ к средствам", - сказал Ротбаум. "Нам нужно догнать Pharmacyclics".
 
Глава 15. Демонтированный
Голос Уэйна Ротбаума начал повышаться. Ахмед Хамди и Франциско Сальва посмотрели друг на друга. День был долгим, и, когда ночь опустилась на офис Acerta в Сан-Карлосе, штат Калифорния, Хамди и Сальва поняли, что скоро не уйдут. Разговоры с Ротбаумом редко бывали короткими, особенно когда он был расстроен и кричал. Они пытались разработать финансовые модели для испытания на пациентах. Несмотря на то что Ротбаум находился более чем в 2000 миль от них в Нью-Йорке, его присутствие было подавляющим. Ротбаум обвинял Хамди и Сальву в том, что они совершают ошибки и покрывают друг друга, причем его обвинения звучали из громкой связи.
Все сотрудники Acerta знали, что в случае неполного удовлетворения его вопросов и ожиданий они будут подвержены гневу Ротбаума. Его контролирующая натура не могла смириться с мыслью, что существуют факты, события, моменты, которых он не знает или не может контролировать. И Хамди, и Сальва привыкли работать на требовательных финансистов. Они перешли от Боба Даггана к Ротбауму, но Ротбаум был совсем другим представителем Уолл-стрит, поскольку он лучше разбирался в науке и бизнесе биотехнологий.
Сальва переносил эти вспышки стоически. На кону у Ротбаума стояла огромная сумма его собственных денег - больше, чем Сальва мог бы заработать за всю свою жизнь. Но Хамди возмущали эти эпизоды. Он чувствовал себя неловко. Когда Ротбаум продолжил кричать, Сальва уменьшил громкость динамика.
Ротбаум стал все больше и больше контролировать Acerta. Хамди знал, что нужно обращаться к Ротбауму на каждом этапе, сообщать о каждом прорыве и лучике света. Но теперь, с началом успеха, контроль Ротбаума стал еще более ощутимым. Географическое расстояние между голландской и калифорнийской командами не имело никакого значения. Ученых Acerta разделяло полмира, но глава компании находился в Нью-Йорке.
Фактически Ротбаум звонил Хамди с Восточного побережья практически в любое время семь дней в неделю. Единственные часы, когда Хэмди мог рассчитывать на то, что его телефон не вибрирует, были с часу до трех ночи в Калифорнии. Эти разговоры вызывали стресс. "Есть ли новости от Джона?" "Пришел ли пациент сегодня на компьютерную томографию?" "У вас есть результаты новых данных?" "Вы выполнили этот бюджет?"
Изуми тоже чувствовал давление. Ротбаум понял, что Изуми обладает уникальным набором навыков, который может стимулировать усилия Acerta. Когда компания готовилась к запуску новых клинических исследований, Ротбаум настоял на том, чтобы только Изуми составлял для них планы протоколов исследований и при необходимости вносил в них изменения. В Pharmacyclics Изуми двигал вперед раннюю клиническую разработку препарата Imbruvica, то же самое происходило и в Acerta.
Ротбаум не мог поверить в то, как быстро Изуми могла писать эти протоколы. В них прекрасно сочетались клинические аспекты разработки лекарств и нормативные требования. Ротбаум также нашел ее работу невероятно убедительной. Протоколы Изуми были прекрасно написанными научными историями. Однако такая высокая оценка ее работы привела и к дополнительной проверке. Ротбаум придирался к Изуми по самым незначительным вопросам, например, к тому, где она поставила запятую в документе. Он был настолько внимателен, что сотрудникам часто было трудно закончить разговор с Ротбаумом. Ему удавалось удерживать их на телефоне до тех пор, пока он не был удовлетворен, и всегда находилось что-то еще для обсуждения. Во время одного позднего разговора с Ротбаумом, состоявшегося около 11 часов вечера в Калифорнии, Ротбаум замолчал, обращаясь к Изуми. Ей это показалось необычным, пока она не поняла, что он заснул.
 
Идзуми была не чужда давления. Она чувствовала, что пациенты могут жить или умереть в результате того, что она пытается сделать; она вспомнила, как однажды сидела в баре аэропорта во время пересадки и разговаривала с сидящей рядом женщиной, которая занималась дизайном одежды. "Когда на работе возникает стресс, мы всегда говорим: "Успокойтесь, мы же не рак лечим"", - сказала женщина. "Но вы, именно вы. Вы лечите рак!". Эта настойчивость лежала в основе каждого успеха и каждой неудачи Изуми.
Однако в компании Acerta давление вышло на совершенно иной уровень. Жесткий стиль Ротбаума и интенсивность работы стали негативно сказываться на некоторых сотрудниках Acerta. Хамди иногда впадал в уныние, а муж Изуми начал беспокоиться о ее здоровье.
Несмотря на давление, команда добивалась успехов. Вскоре после того, как Сьюзан О'Брайен во время снежной бури в Хьюстоне записала первого пациента, Джон Берд из Огайо пришел со вторым. Ротбаум опасался, что после одобрения препарата Imbruvica врачи не захотят участвовать в еще одном испытании ингибитора BTK. Но Берд развеял опасения Ротбаума и начал набирать постоянный поток пациентов. Ричард Фурман из Нью-Йорка также активно участвовал в клинической программе Acerta. Чтобы привлечь пациентов к участию в испытаниях Acerta, врачам не потребовалось особых усилий. Расходы на ибрутиниб, даже для пациентов, получающих программу Medicare, были невероятно высоки. Пациенты, участвовавшие в исследовании Acerta, получали ингибитор BTK бесплатно. Что еще более важно, Берд и другие врачи увидели впечатляющую реакцию пациентов у первых шести пациентов, принимавших препарат. Казалось, что препарат компании Acerta работает. Оно могло спасти жизнь их пациентам.
Ротбаум поручил компании Acerta еженедельно вести учет пациентов, чтобы отслеживать данные по мере их поступления в электронные базы данных. Он знал каждого пациента не по имени, а по присвоенному ему номеру в базе данных клинических исследований . То, что Ротбаум не был ученым и не имел медицинского образования, мало что меняло. Он следил за каждым лимфатическим узлом и показателями крови. Но отслеживание пациентов вызывало у Хамди сильный дискомфорт. С точки зрения Хамди, такие данные должны распространяться только после того, как они созреют и пройдут надлежащую проверку. По мнению Хамди, следовало также провести границу между учеными и клиницистами, работающими в этой области, и финансовыми спонсорами, которые их поддерживают.
Но Acerta была частной компанией, принадлежавшей в основном Ротбауму и его друзьям из хедж-фондов. Как и Дагган до него, Ротбаум считал, что эта биофармацевтическая компания принадлежит ему, и не видел причин, по которым он не мог бы отслеживать каждую кроху данных, поступающих из академических медицинских центров. Эта информация была ему необходима для принятия обоснованных бизнес-решений в отношении Acerta.
Вся личность Ротбаума была связана с компанией Acerta. Он отошел от торговли акциями и сосредоточился на компании. В течение многих лет он был заинтересованным зрителем биотехнологических компаний. Впервые Ротбаум был глубоко вовлечен в процесс. Чтобы ускорить процесс, он хотел, чтобы Acerta делала все параллельно, а не последовательно. Ротбаум приложил руку практически ко всему - от доклинической работы в лаборатории до налоговых стратегий. Иногда его одержимость приносила важные результаты. Например, Ротбаум знал, что Amgen имеет право выкупить комбинацию голландского препарата и своего ингибитора PI3K дельта. Но, получив первые сильные результаты по ингибитору BTK в качестве отдельной терапии, Ротбаум хотел связать концы с концами. Он договорился с Amgen о полном владении комбинацией. Это обошлось компании Acerta в 30 млн. долларов, но Ротбаум посчитал, что обладание преимуществами стоит таких затрат.