Бастард Ивана Грозного (СИ)

Увидев сидящего на скамье Ракшая, «брит» воскликнул:
— Ах боже мой, боже мой! Вы выздоровели! Это невероятно!
Он попытался всплеснуть руками, но попался в захваты Алтуфьвских гвардейцев. Они тряхнули его и из рукавов лекаря выпало два небольших ножа.
— Держите его крепче! — Громко сказал Ракшай — И сзади ещё за кафтан прихватите. Крученный он, как червь.
Лекарь скрутился влево и ударил правой ногой охранника под сердце. Тот охнул и, обмякнув, отпустил руку брита. Используя инерцию отпущенной руки, брит продолжил вращения корпуса налево и ударом кулака вышиб дух из второго охранника.
Получив свободу, «лекарь» кинулся к царю и получил стрелу из самострела в плечо и ещё одну в бедро сзади. Брит рухнул на пол. Стрелы прилетели из маленьких «духовых» окошек.
— Ты гляди, какая цаца! — Проговорил царь, внимательно наблюдая, как несколько гвардейцев ломают брита, не смотря на его ранения. — Не уж-то, вправду, ингл?
— К бабке не ходи, — подтвердил Александр. — Ду ю спик инглиш, сэр? Хау ар ю?
Брит дёрнулся, прижатый к полу гвардейцами, и вылупился на Саньку одним глазом, как попугай в исполнении Геннадия Хазанова. На этих двух фразах весь английский у Саньки закончился. Но это всё, что он хотел спросить у брита.
* * *
Санька «проболел» ещё около месяца, но время даром не терял. Усадьба тёщи Ивана Васильевича стояла на возвышенности, называемой Псковой горой и включала в себя, кроме боярского двора, фруктовый сад, с огородом между деревьями, всевозможные хозяйственные, жилые строения и домовую церковь.
Церковь Александр посещал ежеутренне. Просыпался он рано, рано засыпая. Суточный распорядок был установлен не им и приходилось подчиняться городскому ритму. Спали тогда дроблёным сном. Примерно по пять часов. С семи вечера до полуночи Санька высыпался хорошо. Потом он около двух часов проводил в церкви, молясь и восстанавливая организм. Во время молитвы он концентрировал своё внимание у себя на макушке, дышал размеренно и на выдохе произносил короткую молитву. Так посоветовал ему духовник царя Сильвестр.
Раньше Санька при медитациях собирал своё внимание в районе сердца и там же как-то «увидел» «ноосферу», сейчас его сознание расширялось и то, что он, даже не видел, а начинал ощущать, очень его заинтересовало. Это нечто пока не поддавалось Санькиному пониманию, и он опустил своё внимание на лоб.
После нескольких дней сосредоточения, Санька вдруг почувствовал, что к нему в голову стали забредать математические и физико-химические конструкции, и он понял, что когда-то полученные им знания в школе и техникуме, приобретают новую форму и логическое развитие. Те знания, что не использовались и с годами опустились на дно памяти, всплыли и структурировались. А лишь только Санька касался их мысленно, — сами принимали законченность решения.
Структурировались и все исторические события. И не только те, про которые Санька получал информацию сам, раньше он много читал в свободное время, но и те, что попадали в сферу знаний из сердечной «ноосферы» и из верхней чакры. О-о-о… Из верхней чакры Александр стал получать информацию об истории высших сфер. Однако он её пока не понимал, но не переживал об этом. Всему своё время, понял он.
Но уже сейчас Санька увидел заговоры бояр и князей. Это была настоящая паучья сеть. Все бояре и дворяне плени интриги. Из ближайших, Санька увидел заговор о женитьбе Ивана на Анастасии Романовой, в котором участвовали кроме Захарьиных-Романовых, — Бельские с Глинскими.
А в заговоре с целью обвинения Глинских в колдовстве и пожаре: Романовы, Шуйские, Челядины, Темкины и протопоп Фёдор Бармин.
И это были только те заговоры, которые открылись Саньке, когда он их мысленно «коснулся». А их, он видел, были тьмы, и касаться их даже мысленно, Саньке не хотелось. Самой мощной оказалась коалиция Захарьиных-Глинских и в 1547 году противостоять этому блоку было некому. Особенно после убийства Андрея Шуйского.
Ракшаю потребовалось много часов и дней церковных молений, дабы успокоить свои мысли и душу. Он пришёл к выводу, что не имеет никакого права сильно вмешиваться в историю. Даже ценной собственной жизни.
 
Тёща Ивана Васильевича хлопотала над Александром лично. Когда Санька спросил царя: «почему собственно», царь ответил:
— У неё два предупреждения, — и рассмеялся.
Рассмеялся и Александр, вспомнив, как он долго пояснял смысл анекдота царю, который не понимал, как может жена, или тёща не принять дома лучших друзей хозяина дома. И не только не принять, но и не напоить допьяна. Домострой, однако.
От подбора гвардии Санька самоустранился по причине болезни, и этим занимался Адашев. На Романовском подворье тоже появились Алтуфьевцы, как с лёгкого Санькиного языка стали называть царскую гвардию.
В течении двух месяцев, что Санька провёл у Захарьиных, ближняя тысяча детей боярских получила обещанные земельный и денежный оклады. И если бы не раскрытый заговор богатейших родов, земли могло бы и не хватить.
А так… Самыми зажиточными оказались Захарьины. Они со времён Ивана Третьего на своих вторых ролях разбогатели немыслимо. И всё за счет оговоров и интриг. Так, например, по доносу Якова и Юрия Захарьиных-Кошкиных, назначенных наместниками в Новгород, из оного были высланы 60 богатейших купеческих семей. Через год из Новгорода выслали семь тысяч жителей, продолжили и опять же по доносу братьев Захарьиных. Разграбление Новгорода принесло огромные барыши семейству. Вероятно, не был обижен и государь Иван Третий, но семейство Захарьиных разбогатело изрядно.
Сейчас, окинув внутренним взглядом свою карту и подключив её к мысленной сфере и сфере тонких материй, до конца не понятой Санькой, Ракшай осознал, что клан Захарьиных был, по своей сути, организованным преступным сообществом. Это была мафия, которую связывали семейные узы с князьями Сицкими, Шестуновыми, Оболенскими и Бельскими. Причём, как оказалось, Бельские в сообществе имели второстепенные роли. Клан был силен, коварен, многочислен и очень осторожен. Находясь не вплотную к трону, семейство волшебным образом из века в век миновало царские опалы.
Поэтому, когда государь, вроде как бы невзначай упомянув о проводимом дознании, спросил у Саньки совета, Санька позволил себе его дать.
— Я, государь имел возможность помолиться и не торопясь подумать. Захарьины за пару столетий весьма преуспели в обогащении. И те богатства, что они скрывают, намного больше тех, что на виду. Намного, государь. Я бы заключил с ними сделку. Они больше купцы, и поймут, что от них хотят.
— Что за сделку? — Нетерпеливо бросил царь.
— Во-первых, надо нагнать на них жути. В застенки кинуть всех великовозрастных представителей семейств. Поспрашивать о том, о сём. Может, что и расскажут. Особенно интересно узнать, куда дели отнятое у купцов новгородских богатство?
— Богатство? Какое богатство? — Заинтересовался государь.
— Большое богатство, — добавив значительности в голос, ответил Александр. — Особенно по этому вопросу надо бы попытать Захарьиных-Яковлевых и Захарьиных-Юрьевых.
Санька вдруг смутился, поняв, как поймёт его царь.
— Ну, как попытать? Поспрашивать.
Царь усмехнулся.
— У кого надо — поспрашиваем, кого надо — попытаем. Ты зришь, что они укрыли от казны богатства?
— Зрю, государь. И лежат они где-то в Новгороде. Где точно, пока не вижу. Поехать бы туда.
— В Новгород, — удивился Иван. — В Новгороде в Софийском Соборе уже взяли клад в стене. Иван Дмитриевич Шеин случайно сыскал. Кирпич на колокольне отошёл, а под ним золотые новые дублоны. Но их не так много было. Думаешь, там ещё есть?
Александр расстроенно почесал бороду. Новая кожа продолжала зудеть. Он не знал, что сказать. Его память имела информацию об огромном кладе, найденном в Софийском Соборе. И эта информация подтверждалась из нескольких документальных источников. Но Санька знал, что и документы могут лгать.
— То, что у Захарьиных богатства несметные — это точно, а вот о соборе и о Новгороде я поразмыслю ещё.