Совпадение (СИ)
Внезапно трель дверного звонка заполнила все пространство небольшой квартиры. С громким лаем к входной двери бросился лабрадор Чарли. Ваня, кинув на пол пульт, сорвался с места и через секунду открыл дверь своему отцу — Андрею Кацу. Андрей был врачом на скорой помощи, потому приходил со смены поздно, очень уставший, с темными кругами под глазами от недосыпа, но на удивление, всегда в приподнятом настроении.
Ваня забрал у отца пальто, пока Ангелина обняла и поцеловала Андрея в щеку. Встретив отца, все разошлись по своим делам, а Андрей направился в душ. Как только он вышел из ванной, Ангелина громогласно объявила, что ужин готов, и всех пригласила к столу.
Макс много раз наблюдал за тем, как встречают в семье Кац отца с работы, мать с покупками из магазина, и самого Ваню со школы. Все, кто был в квартире, бросались открывать дверь, обнимали и помогали тому, кто пришел домой. Когда Макс увидел такое впервые, он спросил друга:
— А у твоего отца нет ключей от входной двери? Почему он звонит в дверь?
— Конечно, есть! — Ваня удивился вопросу, — Но папа же знает, что мы дома, и захотим его встретить.
Харламов открывал дверь своим ключом, готовил или разогревал ужин на себя самого, а потом ложился спать, порой даже, не зная, есть ли в его квартире кто-то ещё. Макс приходил в жилье, где прописан, чтоб переночевать, а любой член семьи Кац, включая собаку, возвращался домой, где его ждали и любили.
Одна фамилия, гены в крови не делают нас родными. Родными нас делают проявление заботы, внимания, любви даже в мелочах, изо дня в день. Макс по-доброму завидовал Ване и всегда мечтал, что когда-нибудь, если у него появится семья, он никогда не будет открывать дверь своим ключом.
Глава 22. Платье
— Леля! Я в принципе против джинсов на тебе, по крайней мере, когда ты со мной. Но сейчас, мы ещё и собрались туда, где в принципе такой стиль не уместен. Ты же не будешь мне говорить, что не понимаешь о чем я? Так зачем этот демарш? — раздражённо выговаривал Макс, одетый в классический черный костюм, положив руки в карманы.
На Леле был джемпер, белые кроссовки и те единственные джинсы, которые каким-то чудом затесались в гардероб, что он купил ей. Да, они внешне сейчас очень резонировали друг с другом, и именно этого Леля подсознательно и добивалась, — не быть ему парой.
— Просто только в них я чувствую себя в своей тарелке. А в любом из платьев, что ты купил, я ощущаю себя твоей собственностью, вещью! И ты же не купил места в партер, наверняка же в какую-то изолированную Vip-ложу, чтоб у меня не было шанса удрать от тебя. А если это так, то меня никто не увидит, почему бы мне не надеть джинсы? — Леля прекрасно знала, зачем он требует надевать платья — чтобы беспрепятственно лапать ее, и она пыталась дать ему отпор хотя бы в этом, хоть в чем-то проявить неповиновение.
— Малыш, ну что за детский сад? Ты мне типа назло, что ли? Ты же умная, знающая себе цену девушка! Ты прекрасно осознаешь, что в джинсах — ты просто длинноногая телка, на задницу которой облизывается местная шпана со словами "я б ей вдул", в классическом платье — ты богиня, рядом с которой мечтает быть любой мужчина, а в коротком платье — ты та самая ослепительная звёздочка, упавшая с небес, от которой у меня в мозгах помутилось. И да, Леля, я хочу видеть тебя в платье, черт возьми! Я получаю от этого эстетическое удовольствие, как если б смотрел, на произведение искусства в Эрмитаже. Если ты так настаиваешь, то можешь идти в этом! Но глупо полагать, что джинсы хоть на йоту изменят тот факт, что ты принадлежишь мне! Ты моя женщина, Леля! Женщина, а не вещь! Будь ты для меня неодушевленным предметом, мне б в голову не пришло тащиться с тобой в театр, — Макс развернулся к ней спиной, и с психом рванул дверь на себя, выходя из ее комнаты в коридор, — Я жду в машине.
Леля растерялась. Она провела руками по джинсовой ткани и вдруг поняла, что несмотря ни на что, он прав. Это Макс разрешил ей выбрать, как они проведут сегодняшний вечер. И она выбрала театр, который они так любили с Ба. Будь она вместе с ней, конечно, она бы надела элегантное платье и строгие лодочки на каблуке. И получается, когда она "назло маме решила отморозить уши", она же и себя наказала. Театр — это же не просто спектакль, это особая атмосфера, в которой нет места тому наряду, в котором она сейчас. По сути если она пойдет в этом, она проявит неуважение к Мельпомене. Леля решила проявить благоразумие и, быстро переодевшись, выпорхнула на крыльцо, где ее ожидал черный Maybach, на заднем сидении которого был Макс. Когда водитель открыл ей дверь, и она приземлилась рядом с Харламовым, Макс никак не прокомментировал ее внешний вид, но про себя он облегчённо вздохнул. Все время, что он ждал ее, он боролся с искушением подняться, и сорвать эти чёртовы джинсы с нее, выбросив их в мусорное ведро. Но Макс понимал, что если и сейчас он применит силу, они никогда не выйдут за рамки отношений "похититель и пленница", а он очень хотел все поменять на отношения в формате "мужчина и женщина".
* * *
Шестнадцать лет назад, Москва.
— Как ты мог на такое согласиться? Вадик, как ты мог? — причитала бабушка на кухне.
У Лели все лицо опухло от слез, в голове гудело, но она несмотря ни на что слышала этот разговор, который проходил сквозь толстые стены сталинской высотки и разрезал Лелино сердце пополам.
— Я это и предложил, — упавшим голосом признался отец.
— Ты с ума сошел? Как можно было отдать Даню? Как тебе в голову пришло их разделить? — бабушка просто завизжала, уже абсолютно не контролируя себя.
— Мама! Она угрожала, что заберёт их обоих. Этот ее заокеанский муженек может купить и суд, и милицию, а у меня таких возможностей нет. Кроме того, как бы я к ней не относился, она все же их мать, и имеет право воспитывать своих детей. Я понимаю, что это чудовищно, но это лучше, чем устроить войну и навсегда лишить детей нормальной жизни.
— И как? Как же вы интересно приняли решение, кто с кем останется? — издевалась Ба.
— А вот это уже Аня! Она считает, что Даня быстрее найдет общий язык с ее муженьком, а Леля будет бесконечно рыдать, а потоп ей в ее фешенебельном коттедже на хр*н не нужен. Это я дословно ее цитирую.
Леля вздрогнула, услышав, что для матери она представляет меньшую цену, чем брат. Это не было откровением, она всегда чувствовала, что мать любит Даню больше. Даже сегодня, зная, что она снова улетает надолго, а то может и навсегда, мать ни разу не обняла ее.
Родители предали их, и разработали целую спецоперацию, чтобы их разлучить. Они понимали, что Леля с Даней никогда не согласятся жить отдельно. В честь приезда матери, они все вместе гуляли в парке Горького, посетив пару аттракционов, пришли в кафе. Пока им несли заказ отец предложил Леле быстренько заглянуть в соседний магазин с девчачьей одеждой. Оставив Даню с мамой, Леля в приподнятом настроении направилась мерить то самое платье, которое приглянулось ей, ещё, когда они проходили мимо витрины. Отец настаивал на том, чтоб посмотреть ещё парочку вариантов. А в это время мать поставила перед Даней стакан с его любимой колой, в которой была внушительная доза снотворного. Когда Леля с отцом вернулись с обновкой, мамы с Даней уже не было в кафе. Брат в это время спал беспробудным сном на заднем сидении такси, а потом в аэропорту и весь полет. Отец, чтобы избежать истерики Лели в общественном месте, сказал ей, что Дане стало плохо и мать везёт его в больницу, якобы об этом ему поведал официант. И только когда Леля с папой приехали не к больнице, а к дому, в котором они проживали вместе с отцом и Ба, он признался, что мать увезла Даню в Штаты. Когда Леля заголосила на весь двор, отец грубо схватил ее за шкирку и брыкающуюся принес в квартиру, где теперь сидя в опустевшей без Дани детской Леля и слышала этот разговор.
Леля поднялась с пола, закрыла дверь изнутри и стала крушить все вокруг. Обломки фоторамок, битые стекла, сломанный стул и порванное в клочки то самое платье, которым отец отвлёк ее, — все это увидел Вадим Филатов, когда выломал дверь. В центре всего этого хаоса сидела Леля. Она уже не плакала, но глаза горели лихорадочным огнем.