Айвенго (с иллюстрациями)

ниже короля Ричарда и вдвое уже в плечах. И лошадь под ним не такая, чтобы могла выдержать тяжесть короля Ричарда.
Во время его речи маршалы подвели рыцаря Лишенного Наследства
к подножию деревянной лестницы, подымавшейся с арены к трону принца.
Джон был чрезвычайно расстроен мыслью, что его царственный брат, которому он был так много обязан и которого столько раз оскорблял, внезапно
появился в пределах своего королевства, и даже все доводы Фиц-Урса не могли окончательно рассеять его подозрения. Прерывающимся голосом принц
сказал несколько слов в похвалу доблести рыцаря Лишенного Наследства
и велел подвести боевого коня, приготовленного в награду победителю; сам
же он все время тревожно ждал, не раздастся ли из-под опущенного забрала
этого покрытого стальными доспехами рыцаря низкий и грозный голос Ричарда Львиное Сердце.
Но рыцарь Лишенный Наследства ни слова не сказал в ответ на приветствие принца, а только низко поклонился.
Двое богато одетых конюхов вывели на арену великолепного коня в полном боевом снаряжении самой тонкой работы. Упершись одной рукой о седло, рыцарь Лишенный Наследства вскочил на коня, не дотронувшись до стремян, и, подняв копье, дважды объехал арену с искусством первоклассного наездника, испытывая прекрасные стати лошади и заставляя ее менять аллюр.
При других обстоятельствах можно было бы подумать, что им руководит
простое тщеславие. Но теперь все усмотрели в этом лишь вполне естественное желание получше ознакомиться со всеми достоинствами полученного
в дар коня, и зрители снова приветствовали рыцаря хвалебными криками.
Между тем неугомонный аббат Эймер шепотом напомнил принцу, что теперь настало время, когда победитель должен проявить уже не доблесть, а изящ-ный вкус, избрав среди прелестных дам, украшавших галереи, ту, которая
займет престол королевы любви и красоты и вручит приз победителю на завтрашнем турнире. Поэтому принц Джон поднял жезл, как только рыцарь, во второй раз объезжая арену, поравнялся с его ложей. Рыцарь тотчас повернул лошадь и, став перед троном, опустил копье почти до самой земли и замер, как бы ожидая дальнейших приказаний принца. Все были восхищены
искусством, с которым седок мгновенно справился с разгоряченным конем
и заставил его застыть, как изваяние.
— Сэр рыцарь Лишенный Наследства, — сказал принц Джон, — раз это
единственный титул, каким мы можем именовать вас… Вам предстоит теперь почетная обязанность избрать прекрасную даму, которая займет трон
королевы любви и красоты и будет главенствовать на завтрашнем празднике.
глава ix
111
Если вы как чужестранец затрудняетесь сделать выбор и пожелаете прислу-шаться к советам другого лица, мы можем только заметить, что леди Алисия, дочь доблестного рыцаря Вальдемара Фиц-Урса, давно считается при нашем
дворе первой красавицей и занимает в то же время наиболее почетное положение. Тем не менее вам предоставляется полное право вручить этот венец
кому вам будет угодно. Та дама, которой вы его передадите, и будет провоз-глашена королевой завтрашнего турнира. Поднимите ваше копье.
Рыцарь повиновался, и принц Джон надел на конец копья венец из зеленого атласа, который был окружен золотым обручем, украшенным зубцами
в виде сердец и наконечников стрел, наподобие того, как герцогская корона
представляет ряд земляничных листьев, чередующихся с шариками.
Делая прозрачный намек относительно дочери Вальдемара Фиц-Урса, принц Джон думал одновременно достигнуть нескольких целей, ибо ум его
представлял странную смесь беспечности и самонадеянности с хитростью
и коварством. Во-первых, ему хотелось изгладить из памяти свиты неумест-ную шутку по поводу Ревекки, а во-вторых, расположить к себе отца Алисии, Вальдемара, которого он побаивался и чье неудовольствие он навлек
на себя уже несколько раз на протяжении этого дня. Да и к самой Алисии
он не прочь был войти в милость, потому что Джон был почти так же рас-путен в своих забавах, как безнравствен в своем честолюбии. Кроме того, он мог создать рыцарю Лишенному Наследства (к которому он уже чувствовал сильнейшее нерасположение) могущественного врага в лице Вальдемара
 
Фиц-Урса, который был бы оскорблен, если бы его дочь обошли выбором, что было весьма вероятно.
Именно так и случилось. Рыцарь Лишенный Наследства миновал расположенную вблизи от трона принца ложу, где Алисия восседала во всей славе
своей горделивой красоты, и медленно проехал дальше вдоль арены, пользуясь своим правом пристально разглядывать многочисленных красавиц, украшавших своим присутствием это блистательное собрание.
Любопытно было наблюдать, как различно они себя вели в то время, когда
рыцарь объезжал арену: одни краснели, другие старались принять гордый и не-приступный вид; иные смотрели прямо перед собой, притворяясь, что ничего
не замечают. Многие откидывались назад с несколько деланым испугом, тогда
как их подруги с трудом удерживались от улыбки; две или три открыто смея-лись. Были и такие, что поспешили скрыть свои прелести под покрывалом; но, по свидетельству саксонской летописи, это были красавицы, уже лет десять известные в свете. Возможно, что мирская суета несколько им наскучила, и они
добровольно отказывались от своих прав, уступая место более молодым.
Наконец рыцарь остановился перед балконом, где сидела леди Ровена, и ожидание зрителей достигло высшей степени напряжения.
Должно сознаться, что, если бы, намечая свой выбор, рыцарь Лишенный
Наследства руководствовался тем, где во время турнира наиболее интересовались его успехами, ему следовало отдать предпочтение именно этой части
112
айвенго
галереи. Седрик Сакс, восхищенный поражением храмовника, а еще более неудачей, постигшей обоих его злокозненных соседей — Фрон де Бефа и Мальвуазена, — перегнувшись через перила балкона, следил за подвигами победителя не только глазами, но всем сердцем и душой. Леди Ровена не меньше его
была захвачена событиями дня, хотя она ничем не выдавала своего волнения.
Даже невозмутимый Ательстан как будто вышел из своей обычной апатии: он
потребовал большую кружку мускатного вина и объявил, что пьет за здоровье
рыцаря Лишенного Наследства.
Другая группа, помещавшаяся как раз под галереей, занятой саксами, не меньше их интересовалась исходом турнира.
— Праотец Авраам! — говорил Исаак из Йорка в ту минуту, как происходило первое столкновение между храмовником и рыцарем Лишенным
Наследства. — Как прытко скачет этот христианин! Доброго коня привезли
издалека, из самой Берберии, а он с ним так обходится, как будто это осле-нок! А великолепные доспехи, которые так дорого обошлись Иосифу Пе-рейре, оружейнику в Милане! Он совсем не бережет их, словно нашел их на
большой дороге!
— Но если рыцарь рискует собственной жизнью и телом, отец, — сказала Ревекка, — можно ли ожидать, что он будет беречь коня и доспехи в такой
страшной битве.
— Дитя, — возразил Исаак с раздражением, — ты сама не знаешь, что говоришь! Его тело и жизнь принадлежат ему самому, тогда как конь и вооружение… О, отец наш Иаков, о чем я говорю… Он хороший юноша. Молись, дитя мое, за спасение этого доброго юноши, его коня и доспехов. Смотри, Ревекка, смотри! Он опять собирается вступить в бой с филистимлянином 1.
Бог отцов моих! Он победил! Нечестивый филистимлянин пал от его копья, подобно тому как Ог, царь Бешана, и Сихон, царь Армаритов, пали от мечей
отцов наших! Ну, теперь он отберет их золото и серебро, их боевых коней
и доспехи. Все будет его добычей!
Такую же тревогу и такое же волнение испытывал почтенный еврей при
каждом новом подвиге рыцаря, всякий раз пытаясь наскоро вычислить стоимость лошади и доспехов, которые должны были поступить во владение победителя. Стало быть, в той части публики, перед которой остановился рыцарь