Помещицы из будущего (СИ)

А по возвращении домой нас ждал сюрприз. В усадьбу прибыл Николай Григорьевич собственной персоной. Сначала мы увидели довольно дорогую коляску, а потом услышали неприятный, визгливый голос, доносящийся из открытых окон.
- Это еще кто? – Таня подошла к дому и поманила меня пальцем, которым потом показала на ухо. Намекая, что надо бы подслушать под окнами, перед тем как войти.
- Знаете ли, Аглая Игнатьевна, это уже ни в какие ворота! – возмущенно говорил незнакомец. – Что значит мне в кабинет заказано?! Кем?!
- Барышнями и заказано, - отвечала нянюшка. В ее голосе слышалась неловкость, она явно чувствовала себя не в своей тарелке. – Сказали в кабинет никого не пускать, книги расчетные никому в руки не давать! Николай Григорьевич, мое дело маленькое! Здесь хозяйки есть!
Тут она, конечно, от себя добавила. Было сказано, что именно его не пускать, но видать Аглая Игнатьевна постеснялась озвучить распоряжение в первоначальном варианте, чтобы не обидеть гостя.
- Не пойму я, что приключилось? Отчего это я в немилость впал? – он почти повизгивал от злости. – Ой, странно все это! Ой, странно!
- Пусть и странно, но я поперек не пойду! Вот вернуться Елизавета с Софьей, пущай и объясняются с вами! – нянюшка попыталась увести разговор в другое русло. – Может, наливочки? С дороги, а?
Мы отошли от окна, догадавшись, кто пожаловал, и Таня тихо сказала:
- Явился, благодетель! Пойдем, поздороваемся.
На вид Николаю Григорьевичу было лет пятьдесят или около того. Маленький, круглый, словно мячик, он напомнил мне Лосяша из Смешариков. Только вместо рогов у него торчали в разные стороны редкие волосы, оставшиеся по бокам от блестящей плеши. Мясистый красный нос, бесцветные глаза навыкате и обвисшие щеки вызывали неприятные ощущения.
Стоило нам войти в гостиную, он вскочил с места и засеменил, быстро перебирая кривыми ногами, обутыми в начищенные сапоги.
- Елизавета! Софья! А вот и вы! Наконец-то, свиделись! – Николай Григорьевич принялся целовать нам ручки мокрыми губами. – Как вы себя чувствуете? Вижу, что все хорошо! Ишь, какие щечки розовые! Красавицы! Красавицы барышни!
Какой неприятный тип! Я заметила, как Таня скривилась, глядя на его лысину, склонившуюся над нашими руками.
- Добрый день, - поздоровалась я, пряча руки за спину. – Как ваше драгоценное здоровье?
- Пока не жалуюсь. Правда, намедни мигрень донимала, - ответил Николай Григорьевич, после чего с улыбочкой добавил: - Мне бы ключ от кабинета. Требуется кое-какие расчеты провести.
- Мы с Елизаветой Алексеевной решили, что и так слишком долго пользовались вашей добротой, - вежливо ответила Таня. – Пора и честь знать. С этих пор мы сами будем вести расчеты, а также хозяйственные дела.
- Что? – он настолько опешил, что на несколько секунд потерял дар речи. – Но… но… Это невозможно! Вы не можете управлять усадьбой! Вы вообще ничем не можете управлять, и скоро это подтвердит суд, назначив попечителя! Но до этого момента я должен все сохранить! Это моя обязанность, как верного друга вашей семьи!
  
Глава 24
 
- Давайте дождемся суда, а там решим, - я старалась не растерять ту вежливость, с которой началась наша встреча, – кто и как будет распоряжаться нашим имуществом. Рановато вы на себя обязанности по его сохранению взвалили.
После моих слов в комнате воцарилась тишина, разбавленная лишь тиканьем часов да жужжанием назойливой мухи.
- Елизавета… Софья… - ошарашено протянул Николай Григорьевич, переводя взгляд с меня на Таню и обратно. – Что с вами? Я совершенно не узнаю милых барышень, которые так радостно встречали меня буквально месяц назад! Давайте мы закончим на сегодня этот разговор и продолжим его в следующую нашу встречу. Я просто стану думать, что вы еще не до конца пришли в себя после падения…
- Падение здесь ни при чем, - отрезала Таня с плохо скрываемым отвращением. – А следующая встреча, надеюсь, состоится совершенно по-другому поводу!
 
- Пойдемте, Николай Григорьевич. Пойдемте, дорогой… Барышням переодеться надобно. Куда к обеду в таком виде… - нянюшка схватила его под руку и потащила обратно к столу, ласково приговаривая: – Сейчас я лапшички принесу… Евдокия с утра куру ощипала… Наваристая…
Она многозначительно зыркнула на нас, перед тем как увести обалдевшего управляющего, и я тоже недовольно взглянула на подругу.
- Ты чего? Поаккуратнее надо с ним! А то ведь может учудить чего-нибудь! Им с Потоцкой на руку нас в дурном свете представить!
- Да я понимаю… - вздохнув, виновато шепнула Таня. – Но прям, взбесил, зараза!
Мы вышли из гостиной и на минуту застыли у двери, слушая, что говорит Грыгорович.
- Я не понимаю! Я не понимаю, Аглая Игнатьевна! Что произошло?! Елизавета и Софья, словно чужие со мной говорили! Да что там чужие, будто давнего врага увидели! – обиженно нудил он, а потом спросил: - А почему они грязные такие? В косынках… как девки дворовые, ей-Богу… Вы разве не следите за их видом?
- Слуг на огородах проверяли… - после недолгой заминки ответила нянюшка. – За всем здесь глаз да глаз нужен…
Объяснение было так себе, но и оно подняло в нашем госте волну негодования.
- Барышни на огород ходили?! Что это за новые капризы?! В хозяек поиграть захотели? А я-то думаю, что такое… Аглая Игнатьевна, скажите, а больше ничего странного не происходит? – в голосе мужчины прозвучало настороженное любопытство. – Может, что замечать за сестрами не то стали?
Мы с Таней настороженно переглянулись. К чему это он клонит?
- Господь с вами, Николай Григорьевич! Чего уж тут странного? – натянуто рассмеялась нянюшка. – Оно дело молодое, всякая блажь в голову лезет. Заняться барышням нечем, вот они и ищут себе занятия всякие. Чего худого в том, если они по огороду прогулялись?
- Не очень подходящие для барышень занятия они ищут! – недовольно произнес мужчина. – Им бы книжки на верандах читать, вышивать, да думать, как замуж выйти за достойного человека! Барыня Потоцкая ведь со всей душой к ним, сердце у благодетельницы нашей болит за всякое чадо, в трудной жизненной ситуации оставшееся! А девицы Засецкие все же не чужие ни ей, ни мне…
- Вот бы и сосватала она нам барина сваго… - вдруг сказала Аглая Игнатьевна. – И земли рядом, и Елизавета с Софьей под присмотром. Что скажете на это, Николай Григорьевич? Намекнули бы вы госпоже, авось прислушается к вам. У нее, поди, теперь служите?
- По такому делу барыня даже разговаривать не станет. Понимать надо! У нее во владениях около десяти тысяч душ крепостных, завод изразцов, полотняная фабрика, а еще и городские хоромы! Дарья Николаевна никогда не позволит случиться такому мезальянсу! – он сказал это так, что у меня даже скулы свело от злости. – Нет и еще раз нет, пустые мечты и глупые разговоры.
- А что еще это за мезулянсы? – в голосе нянюшки зазвучала обида. – Ничего не понимаю, о чем вы, батюшка, толкуете!
- Неравны они по положению! Барышни ваши – сироты, за душой ни гроша, да и красоты невеликой, что уж скрывать, - принялся рассуждать этот неприятный во всех смыслах человек. Видимо, нянюшка поменялась в лице от таких слов, потому что он быстро с некой снисходительностью заговорил: - Ну, полно вам, дорогая моя, полно! Разве я неправду сказал? Посудите сами, лучше будет, если Евдокия Николаевна найдет им мужей! И вполне возможно, даже состоятельных! Пусть они будут не так молоды, как Александр Васильевич, но умудренных опытом мужей барышням и надо, чтобы над ними крепкая рука была. А барин Потоцкий все одно вскорости женится на Ольге Вольской.
- На дочери купца Аркадия Вольского? – выдохнула нянюшка, а потом язвительно добавила: - Ну, конечно! Там же денег куры не клюют! Чего бы и не жениться!
- Так и Ольга Аркадьевна чудо как хороша собою! – воскликнул Николай Григорьевич. – Кожа белее молока! Губы – вишни вишнями! Отцом коханая!