Гнев (ЛП)

Она не была Бурерождённой. По крайней мере, она всегда так считала. Теперь она не была уверена, кто она вообще такая
— Это… сложно.
Бракс, охранник-переросток, который привёл всё это в движение, когда поймал Джинкс, плюхнулся на землю и сказал:
— У меня есть время.
— Ну, а у меня нет, — ответила Аврора. — Я не могу сидеть здесь, пока там умирают люди.
Она оттолкнула руку Джинкс и поднесла бутылку к губам. Затем между Авророй и сознанием бури возникла знакомая дымка. На этот раз она точно знала, что сила, которую она ощущала в воздухе, принадлежала Кассию. В ней была та же холодная, угрожающая сила, что и в его присутствии, когда она впервые встретила его. Она наполнил воздух, как его глубокий голос наполнил комнату. И хотя она ненавидела принца Локи, присутствие его магии над городом ослабило давление, которое она испытывала на свои собственные барьеры.
Она вернула пробку в бутылку, а ожерелье на место, прижав к груди.
— Неважно. В этом больше нет необходимости.
Она не стала утруждать себя объяснениями, подошла к лестнице и взобралась на самый верх. Она толкнула дверь, и крики вернулись с удвоенной силой. Высоко вверху почти прозрачный барьер дрожал от удара падающих углей. Пламя лизало магию, и Авроре показалось, что солнце упало с неба и остановилось всего в нескольких мгновениях от того, чтобы врезаться в город.
Дым заполнил пространство под барьером, и хотя тлеющие угли больше не разрушали город, это не помешало нынешним пожарам выйти из-под контроля.
Она обернулась, намереваясь позвать Джинкс, и с удивлением обнаружила, что все обитатели убежища стоят прямо за её спиной, глядя на почерневший, горящий город.
Зефир первой пришла в движение.
— Я сделаю всё, что смогу, но я не могу создать воду из ничего. Только ту, что смогу вытянуть из воздуха.
— Я могу помочь с этим, — ответила Джинкс, откидывая один отворот куртки и доставая баночку с магией бури из кобуры рядом с рёбрами.
Она протянула баночку, внутри которой кружил проливной дождь.
— Охотник?
Зефир обменялась понимающим взглядом с высоким темнокожим мужчиной, которого Аврора не могла припомнить, чтобы он произнёс хоть одно слово с момента своего появления.
— Два охотника, — ответила Джинкс, взглянув на Аврору.
Прилив благодарности наполнил грудь Авроры. Джинкс имела полное право злиться на ложь Авроры, но всё же включила её в свой список. Пока что.
Улыбка Зефир была полна удовлетворения, когда она начала действовать. Сначала она повернулась к темнокожему мужчине.
— Реквием, вы с Браксом займитесь поисково-спасательными работами, а я буду тушить всё, что смогу.
Она вскинула руку и швырнула стеклянную банку с магией бури в здание перед ними. Ветер и дождь хлынули во все стороны, растеребив их одежду и волосы. Зефир издала торжествующий крик. Но прежде чем она сосредоточилась на своей магии, её взгляд остановился на Тавене.
— Полагаю, ты приступаешь к исполнению своих обязанностей.
Он кивнул, переводя взгляд сначала на бурю, всё ещё бушевавшую над головой, потом на Аврору. Он помедлил.
Зефир же не колебалась и побежала к центру города, где пламя было самым большим.
Аврора эгоистично хотела задержать Тавена здесь, чтобы он рассказал ей всё, что ей нужно было знать. Но она знала, что он нужен в другом месте.
— Иди, — сказала она. — Я никуда не собираюсь.
Его глаза были взбудоражены. Она знала, что его чувство долга велит ему остаться с ней.
— Встретимся здесь завтра на рассвете? — спросил он.
Она кивнула.
— Я буду здесь. Я обещаю.
Он подождал ещё немного, глядя на неё так, словно она всё ещё была сном, затем резко повернулся и побежал.
— Подожди! — крикнула она, бросаясь за ним.
Он замедлил шаг, но не остановился.
— Я и так слишком долго отсутствовал. Моё подразделение, скорее всего, ищет меня. Если кто-то из них выжил. Но если вы хотите, чтобы я остался, вам нужно только попросить, Ваше Высочество.
— Пожалуйста, не называй меня так?
Он замедлил шаг, и она, избегая его серьёзного взгляда, посмотрела на дворец. Сквозь дым и дождь было трудно что-либо разглядеть, но она разглядела очертания большого золотого купола.
 
— Я отпущу тебя, но сначала, пожалуйста, скажи, что с моей матерью?
Тавен оцепенел, и его длинные шаги резко прекратились. Ужас пронзил Аврору насквозь.
— Неужели она… неужели они…
Он резко тряхнул головой.
— Она очень больна. Но она жива. Хотя она не верит, что то же самое относится и к тебе.
Считается, что первые люди, использовавшие магию, получили дары, сродни самим богам. Они обладали магией, из которой был создан весь мир, и с помощью которой весь мир может быть уничтожен.
— Изучение Первородной Магии
6
Тринадцать лет назад.
Круз пытался следить за временем, но во время бури весь мир замедлялся и ускорялся одновременно. Ливень проникал сквозь кожу, пока не начинало казаться, что холод никогда не отпустит тебя. Во-первых, хотелось постоянно двигаться в попытке согреться. Но через некоторое время выяснялось, что создание тепла означает его потерю, и после уже вовсе не хотелось двигаться. Хотелось спать. Но и для этого было слишком холодно. Неожиданные перемены ветра держали в полной боевой готовности, постоянно поднимая вопрос, было ли что-то хуже, чем дождь и ветер, идущие бок о бок. Если бы вы были другими детьми, вы бы плакали, плакали и плакали.
Круз не плакал, даже когда вернулся голос в его голове — голос, который шептал о разрушении и смерти. Он ждал, что из этого голоса выйдет нечто большее, что безумие полностью овладеет им, или, что хозяин голоса явится сам. Но шёпот оставался шёпотом, лишь скользящим по поверхности его мыслей, иногда ему даже приходилось напрягаться, чтобы расслышать его сквозь рыдания других детей. Они звали матерей и отцов, которые, как он знал, никогда не придут.
Только один ребёнок, казалось, понимал, что они здесь одни — девочка с синяком на шее. Вместе с Крузом они сделали всё возможное, чтобы построить убежище до того, как разразилась буря. Они нашли несколько валунов рядом друг с другом и сложили сверху длинные палки, за которыми последовали листья папоротника. Когда они закончили, это выглядело как импровизированная хижина, и Крузу было чем гордиться.
Но это почти не могло защитить от дождя, когда он обрушился на них. Листья становились тяжёлыми и скручивались вниз, оставляя щели в их предполагаемой крыше. Земля под ними превратилась в размокший суп, который прилипал к ногам грязными пятнами и комками. Остальные прижимались к нему всё теснее и теснее, пока Круз не почувствовал, как их трясущиеся конечности соприкасаются с его собственными. И с этим шёпотом, всё ещё звучавшим в глубине его сознания, у него возникло внезапное желание толкаться и толкаться, пока у него не появится пространство, пока ни один из этих слабаков не будет прикасаться к нему.
Вместо этого он бросился вперёд и встал, выползая из их жалкого укрытия и подчиняясь ярости бури снаружи.
— Куда ты идёшь? — произнёс голос, тихий и пронзительный.
Круз не остановился, чтобы ответить. Он продолжал ставить одну ногу перед другой и не останавливался, пока его одежда не промокла насквозь, а кожа не стала скользкой от дождевой воды. Над головой завыл гром, деревья задрожали от грохота, и он остановился, желая прислушаться, почувствовать страх и, возможно, наконец, заплакать, как все остальные.
Но этого… так и не произошло.
Потому что впервые в жизни Круз почувствовал себя свободным.
Он не был заперт в том доме своей матери с приторными запахами и шумом в любое время суток, и людьми, которые то приходили, то уходили, в отличие от него. Он никогда ничего не делал, кроме как оставался. Оставался в стороне. Сидел тихо. Оставался незамеченным.