Если бы ты любила мечтать...(СИ)
Осознание накатывает как волна: со всего маха, хлёстко, по макушку. Ты поражённо хлопаешь ресницами, пытаясь вдохнуть просолённый воздух.
— Боже, я не… Ох, мать моя женщина… — выдыхаешь, краснея всеми видимыми и невидимыми частями тела. — Я не это… имела в виду… БЛЯДЬ…
Зажмуриваешься от стыда и машешь руками. Картины одна хлеще другой мелькают вспышками под сомкнутыми веками. Бля-я-я-ядь.
Гулкий ржач растекается по округе, и ты вздрагиваешь.
Так он шутит? Решаешь одним глазком взглянуть на парня.
Занятная картина: Чонгука шатает по песку, того и гляди — рюкзак перевесит, и парень шлёпнется на задницу. Руками он зажимает живот и не смеётся, а воет, сведя брови в одну линию.
— Скажи… вы, русские, все такие… странные? — отдышавшись, выдавливает он, пока ты потерянно молчишь, пережидая созданную тобой бурю.
Ты расстроенно пожимаешь плечами.
— Русские, конечно, все с прибабахом. Но я — с самым большим прибабахом на свете.
— Мне нравятся русские… — фыркает навеселившаяся звезда. — Только вот… Что такое блядь и сприбабахом?
— А-а-а-а! Умоляю! Не пиши это себе на кофте!..
====== Далекая холодная встреча, Pt.4 ======
— Твою мать, как быстро ты ходишь, — отдуваешься ты, в очередной раз еле догнав Чонгука. Песок разъезжается под ногами, стоит только на него наступить, спина под курткой мокнет и сразу холодеет от пронизывающего ветра. А берег всё не кончается.
Бывает, иногда такое снится. Когда от чего-то бежишь или наоборот кого-то догоняешь, но ноги вязнут, невозможно ими пошевелить. Просыпаешься от необъяснимого отчаяния и долго потом не можешь заснуть. И сейчас кажется, что ты попала в сон: пытаешься догнать фигуру, тёмно очерченную на фоне бесконечного песка, но каждый шаг даётся тяжелее предыдущего.
Зато у Чонгука проблем нет. Он, как машина, не сбиваясь дыханием с ритма, не сбавляя скорости, целенаправленно куда-то топает, даже здоровенный рюкзак за спиной ему не мешает. Рыбацкая деревня остается позади, и пляж становится совсем дикий, без видимого присутствия человеческой деятельности. Впереди, в паре десятков метров, виднеются нагромождения тёмных камней, выступающих из воды.
— Слушай, ты меня куда-то ведёшь, — догадываешься, рассмотрев его сосредоточенный вид.
Парень кивает, и ты заинтригованно оглядываешься. Но вокруг одно и то же: синее холодное море, белый песок и тёмные камни в отдалении. Ты опять смотришь на Чонгука, вопросительно подняв брови.
— Только не говори, что будешь разбивать палатку под теми камнями, — хмыкаешь, приценившись к рюкзаку за его спиной. Размеры на двухместную, не меньше. — Я умываю руки, если что. Подобные развлечения не для меня. Ненавижу спать в палатках, — бухтишь, вспоминая школьные годы. Ночевать на природе — обязательный элемент походов всем классом с трудовиком и физруком, а ты всей душой отторгала подобное времяпровождение. Что за привет из родительского советского детства? И как можно спать, когда от страшной шуршащей темноты отгораживает лишь тонкая ткань?
— Ты не будешь спать со мной в палатке, я её не взял, — уверенно, тем временем, отвечает Чонгук, выделяя странной интонацией слово «спать» и ещё более странной — «со мной».
Ты, опять заалев щеками от собственного болтливого языка и чужих подозрительных намёков, решаешь, наконец, тактично промолчать.
Пока переговариваетесь на ходу, вприпрыжку разгоняя холод, достигаете громады камней. Вблизи они выглядят выше и масштабнее, чем казалось издалека. Ты присматриваешься внимательнее и понимаешь, что это даже не камни, а скальная порода — огромными ступенями выступает из воды и тянется вдоль берега. Она не кажется непреодолимой, камни круглые, широкие и плоские. Их столетия омывало море, а потом оно отступило, подарив берегу естественную преграду от волн. Но всё же…
Ты поворачиваешься к Чонгуку.
— Ты точно уверен, что нам туда? — спрашиваешь, закусив губу.
— Угу, — хитро щурится айдол.
Волнение окутывает душным пузырем — куда тебе совершать спортивные подвиги? Натура твоя книжно-музыкальная, а не качково-прыгающая. Пресс давно спрятался под мягкую складку на животе.
— Говоришь, русские странные, а сами всей нацией норовите на каждую гору взобраться.
Чонгук хмыкает на меткое замечание и молча снимает рюкзак. Под твоим настороженным взглядом ставит его на первый каменный уступ, разбегается и взлетает. Высота по пояс, не больше, но ты в красках представляешь, как сейчас будешь корячиться в попытках закинуть задницу, обтянутую толстым пальто. Перед носом появляется рука, ладонью вверх. Крепкая, широкая. Сильное запястье, длинные пальцы. Такая рука затащит за капюшон, подсадит, подтолкнет лезть дальше. Рискнуть что ли? Ты поднимаешь глаза и встречаешься с тёплым взглядом.
— Давай, не трусь. Ты справишься. А я помогу…
— Умоляю, просто столкни меня вниз! — отчаянно стонешь ты, хватая воздух пересохшим ртом. Запястье зажато в сильной руке, ногами упираешься в грёбаный камень.
— Не дрейфь, чуть-чуть осталось, — доносится сверху. Кто-то вообще не сбивается с дыхания — тебя ловят за вторую мельтешащую руку, сильные пальцы напрягаются, и твою тушку, как пирожок на верёвочке, подтягивают наверх.
— Я тебя ненавижу, ЧонКук из PTS! — причитаешь, уперев руки в колени, когда под кисельными ногами появляется горизонтальная плоскость.
Уже не стыдно. Стыд и нежелание позориться пропали на пятом камне, когда тебя подняли, обхватив за бедра, и мешком картошки закинули наверх. Всё, и отстыдилась, и отпозорилась, дальше только упасть и рыдать. Или лезть дальше.
Жадные вдохи клокочут в груди, ты с трудом выравниваешь сиплое дыхание.
— Не верю, меня все любят, — хихикает рядом зловредная звезда кейпоп сцены.
Глаза бы его не видели. С этого дня в вашей с Машкой квартире наложено табу на имя Чон Чонгук.
— И себя тоже ненавижу, любопытную натуру свою, — выпрямляешься, переведя дух. — Надо было сунуть шапку и валить обратно в Сеул. Или не тащиться сюда, продать её на фанючном аукционе, если такие существуют!
У Чонгука с чувством юмора всё в порядке, как и с дыхалкой. Как и с запасом сил. Он ржёт во всю мощь легких, спугивая с камней стаю незнакомых птиц, и закидывает ваши рюкзаки на следующий, кажется, последний камень. Во всяком случае, выше никаких уступов не наблюдается. Но зато… Это всем камням камень. Выше твоего роста, абсолютно гладкий, он выглядит совершенно, без сомнений, невероятно неприступным.
— Ты издеваешься, Чонгук? — прищуриваешься ему в спину, и вдруг тебя осеняет. — Это что, ток-шоу какое-то? «Еженедельный айдол» сменил формат? А! Поняла! — вспоминаешь шоу, которое запоем смотрит Машка. — «Одна ночь, два дня» снимает сюжет скрытой камерой? Звезда в нетипичной обстановке с незнакомой девушкой? Смотрите, какой Чонгук сильный и ловкий? У него море талантов, в том числе и умение закидывать деревянные создания на камни? Скажи, я опоздаю на паром? А в рюкзаке палатка, да? Два дня будем шарахаться? Да тебя фанючки порвут на британский флаг, а меня съедят с кимчи! И мне завтра на работу!
— Ну и фантазия у тебя, хоть сценарии пиши, — умиляется Чонгук твоему бреду, весело подмигивает и прыгает на камень.
Его роста не хватает, он повисает, ухватившись за вершину. Не успеваешь охнуть от испуга, как он на руках подтягивается и встает. Его здоровая фигура загораживает солнце, тенью падает на тебя. Он отряхивает штаны и поворачивается.
— Ну, давай! Последний камень.
— Я не смогу, серьезно… — оглядываешь ты последнее препятствие. — У меня ноги так не задираются.
— Плохо, что не раздвигаются, — летит в макушку смешок. Чонгуку явно послышалось другое, но тебе не до позорных уточнений, что там с ногами. Ты ещё раз с сомнением оцениваешь высоту камня, дергаешь снизу молнию пальто, для маневров. Ладони без перчаток холодные, ты их трешь друг об дружку, чтобы разогрелись и почувствовали за что хвататься.
— Ты ведь меня поймаешь? — скулишь, жалобно глядя на парня.