Два дня до солнца (СИ)

Чем больше я прокручиваю переписку, тем большее понимаю: происходит какая-то чертовщина. Нигде нет этого проклятого ТЗ. Только обсуждение, что…
Шут: там должна быть корона, с тремя камнями. Я тебе скинул референсы.
Игорь: окей, друже, будет тебе корона. Хоть с четырьмя.
Я сглатываю.
Говорил. Я говорил ему про корону.
Откидываюсь на спинку. Тело окутывает какая-то мерзкая слабость. В голову лезут всякие мысли, почти все ― нехорошие.
У меня начались проблемы? Почему я ничего не помню?
Настолько заработался? Или и правда что-то происходит с мозгом?
Перед мысленным взором появляется лицо Ярасланова, который смотрит с мягким укором. Что ж вы, господин Шуткач, вытворяете? Вон моих персонажей как убивают… ваши.
Запускаю пальцы в волосы. В голове пусто. Сейчас бы услышал мой редактор Ян, с которым тоже познакомились на Автор.Тудей, ― неприлично бы хохотнул: «В этой голове частенько пусто, ты не замечал?»
Я шумно выдыхаю. Снова смотрю на обложку.
Может, всё не так плохо, а я себя накрутил до идиотизма? Бывает же, что что-то забываешь. Это естественно, мозг не может хранить всю информацию.
Временами даже напишешь сцену, а потом вспоминаешь, что хотел сделать всё иначе.
― Надо прогуляться, ― произношу вслух, словно пытаясь прорвать тишину, липкую и вязкую, отвратительно сковывающую по рукам и ногам.
Кот озадаченно моргает жёлтыми глазами, глядя, как я натягиваю уличные джинсы, накидываю куртку, засовываю в карман наушники. Ничто не прочищает голову, как музыка, которая отрезает тебя от окружающего мира. Музыка и возможность побыть наедине с собой. И неважно, что рядом люди.
― Фроня, ты в доме за главного! ― Крикнув это, я выхожу из квартиры.
Щелкает замок, и я едва не сталкиваюсь на лестнице с Сергеем Панкратьевичем. Приятный вполне себе мужчина среднего возраста. Такой… круглый-круглый, часто улыбается в пшеничные усы. И глаза лучатся теплом, будто собрали все лучи херсонского солнца. Фамилия у него подходящая ― Кавун. Арбуз, то есть. Он на него и похож.
― Доброго вечера, Антон, ― приветствует меня он, нажимая на кнопку звонка своей квартиры.
Там его ждет Анна Назаровна ― черноволосая статная красавица, такая… прекрасная в своей классической красоте. Чорні брови, карі очі… Они совершенно не похожи с Кавуном, но живут душа в душу.
― Доброго, Сергей Панкратьевич, ― киваю я.
― Как ваш Фронечка?
Всегда у него эти уменьшительно-ласкательные обращения к животным. Любит их. Но вот дома почему-то никого не держит.
― Барин изволят отдыхать, ― отшучиваюсь я.
Сергей Панкратьевич посмеивается:
― Ах, проказник. Ну ты заводи его к нам, ему же нравится в гостях.
Я киваю. И правда нравится, тут не поспоришь.
Уже спускаюсь по лестнице, как вдогонку летит:
― Там дождь собирается, Антон.
― Понял! ― отзываюсь я, ускоряя шаг.
Теперь бы проскочить до дождя. Вымокнуть ― та ещё радость. Даже не включаюсь, что по прогнозу обещали ясную погоду.
На часах девять вечера.
На улице свежо, тьма мягко обволакивает со всех сторон, протягивает невидимые руки. Пошли-ка, Шуткач, с нами, погуляем. Ты поделишься своими бедами, я ― своими.
Во дворе ещё сидят подростки, да и компания постарше через несколько скамеек. Я пересекаю двор, ныряю в пролет между подъездами.
Дом находится рядом с речным портом, поэтому достаточно пройти совсем немного ― и показывается круг, где разворачивается транспорт, а дальше он ― речной вокзал.
Район старый, порт появился одновременно с городом. Поэтому каждый раз, когда людей на улицах становится меньше, а часовая стрелка приближается к ночи, можно почувствовать, как дышат дома и перешептываются дороги.
Фантазия? Безусловно. Но не нужно быть писателем, чтобы почувствовать это.
Есть то, чего мы никогда не увидим, а эти места ― видели. И слышали, вбирая в себя каждое дыхание горожан, каждое слово, каждый стук колес ― повозок или машин ― неважно.
Я вдыхаю вечерний воздух полной грудью. Паника, накрывшая в квартире, потихоньку отступает. Сверху смотрят изогнутый лук молодого месяца и хоровод ярких звёзд. На дождь нет и намека. Может, Кавун что-то перепутал?
  
Дорога идёт вниз, спуск не крутой, но в то же время стремительный, так что лучше смотреть под ноги. Сейчас-то хорошо, а в гололёд совсем не сладко.
Мимо проходит влюбленная парочка, держатся за руки. Романтики, поди. Смотрели на ночную Кошевую.
Я дохожу до круга, тут пооживленнее, есть и несколько магазинчиков, где часто люди. Захожу в один из них, чтобы взять кофе. Кажется, за сегодня я распоясался, надо уменьшить его потребление, а то скоро польется из ушей. Но у реки всегда прохладно.
Бумажный стаканчик приятно обжигает пальцы, аромат кружит голову, и как-то сразу становится теплее.
Преодолев нужное расстояние, оказываюсь у внушительных перил. Если на них облокотиться, можно долго-долго всматриваться в черную воду, где тонут золотые кругляши света, отражающиеся от корабельных огней.
Утром отсюда одна за одной отходят ракеты на подводных крыльях, которые развозят по дельте Днепра на островки, которых не сосчитать.
Некоторое время я просто смотрю на противоположные берег. Там заводы, там производственные территории, где ремонтируют суда. Тоже старое предприятие, история которого насчитывает более двухсот лет.
Люблю ли я новое? Разумеется. 
Но в старом всегда есть что-то такое, что не дает пройти мимо. Просто хочется остановиться и прислушаться, почувствовать, как бьется никому невидимое сердце прошлого.
Под черным апрельским небом и правда становится спокойнее. Я пытаюсь понять, почему до этого так накрыло? В общем-то, можно все списать на творческую безалаберность. Придумал, оттарабанил Игорёхе идею, и… выскочило из головы. Просто надо память тренировать, а не убиваться, как девица, которую не взяли замуж… тридцать раз.
Деньги!
Понимаю, что бесчеловечно затупил, так и не переведя денег Игорю. Да уж, однозначно буду подниматься назад ― зайду в круглосуточную аптеку, она как раз неподалеку от дома. Куплю витаминов для мозга, а то вскоре забуду собственное имя. Надо и правда сделать передышку, когда поеду во Львов. Пусть будет пять дней пьянства и креативного безделья. Игорь обещал к тому же какую-то маленькую поездку в Карпаты.
Пытаясь пристроить стаканчик на перилах, одновременно достаю из кармана мобильный. Словно по закону подлости пальцы вздрагивают, смартфон коварно выскакивает и летит на землю. Я кидаюсь за ним в надежде поймать. Вдох останавливается на середине, с губ срывается матерный выдох-шёпот… 
И тут же смартфон оказывается у меня практически перед носом. Его сжимают длинные гибкие пальцы.
― Осторожнее, Антон Владимирович, ― произносят низким приятным голосом. ― Так можно и себя потерять.
Я поднимаю глаза.
У незнакомца белые, как известняк, волосы длиной до обтянутых чёрной рубашкой плеч. Да и вся одежда чёрная. И не холодно так? Черты лица резкие, кожа гладкая-гладкая — ни морщинки, ни складочки. Глаза очень светлые, бесцветные. Скорее всего, серые, но странно неподвижные, как будто передо мной не человек, а каменная статуя. Прямой нос, губы скорее узкие, чем то, что принято считать «нормальными». Левое ухо проколото — серьга в виде стального якорька.
А ещё от него исходит что-то такое, что хочется сделать шаг назад и затаиться.
Надо сказать спасибо, но вместо этого с губ срывается:
― Кто вы?
  
Глава 4. Чех
 
Те, о ком не знает Антон Шуткач
8 лет назад
Я киваю, хватаю за рукав раскрывшего рот Ябо и тяну за собой.
На кухне царит образцовый порядок, из чего можно понять: здесь работают, а не едят. На столе стоит включённый ноутбук, рядом пепельница и раскрытая пачка сигарет.
Садимся есть молча. Чех делает вид, что очень занят, но при этом бросает задумчивые взгляды на Ябо. Тот явно это видит, однако продолжает налегать на колбасу. Я стараюсь казаться спокойным, однако всё время сижу в напряжении, опасаясь, что Ябо вновь примется за свои штучки. Пристальное внимание он воспринимает как прямую угрозу, после чего угроза тут же устраняется, но появляется свеженький труп.