Два дня до солнца (СИ)

— Нельзя останавливаться надолго, — тихо, почти шёпотом произносит он. 
Но мне кажется, что низкий шипящий голос разливается вокруг ядовитой кислотой. Справа мелькает изогнутая тень, которую удается заметить лишь краем глаза. Она не принадлежит ни мне, ни Ябо.
Я осторожно убираю его руки и слезаю с байка. В ответ раздается короткое хмыканье. Потом видно пожатие плечами, будто он принял моё молчание за несогласие. Сквозь затемнённое стекло шлема не разглядеть выражение его лица. Ябо не шелохнется, чувствуется, что он наблюдает за каждым моим движением. Не приведи бог кому-нибудь ещё такого пассажира, но выбирать не пришлось.
— Я успею. Она не убежит далеко.
— Хочешь сказать, не догонит? Девочка Солнышко с длинной и острой косой? — шипит он, отчего кажется, что рядом шевелится клубок змей.
Я не отвечаю. Думать об этом не хочется. О странной девушке, которая преследует нас от самого Ужгорода.
К нам приближается заправщик. Из окон ближнего магазинчика льется яркий свет; двери бесшумно открываются, чтобы впустить работницу в красной куртке и кепке. Изогнутая тень скользит за ней.
Я быстро следую за девушкой и едва сдерживаю блаженный стон от мигом окутавшего тепла. Как же хорошо, клянусь всеми моими заказчиками! Если будет ещё кофе, то можно простить и ночную прогулку, и свихнувшегося бога за спиной, и ещё много чего. То есть, не бога… Но об этом сейчас думать не хочется.
Кофейный автомат стоит среди массивных стеллажей со всякой мелочёвкой вроде конфет, орешков и прочей ерунды.
После пары глотков двойного эспрессо во рту разливается приятная горечь, а жизнь в тот же миг обретает новые краски. Я бросаю взгляд в окно. Заправщик о чём-то говорит с Ябо. Того явно не устраивает столь жгучий интерес, однако он сдерживается и, кажется, даже что-то отвечает. Потом протягивает деньги и тут же прячет руку в карман, словно боится запачкаться.
Двери магазинчика опять раздвигаются, внутрь проскальзывает худенькая девушка в застиранном бледно-жёлтом плаще. Я окидываю её взглядом с ног до головы. Коричневые туфельки явно не могут согреть в такую погоду, а тонкие колготки едва защищают от ветра. Впрочем, любоваться этими ножками бессмысленно: они удручающе тощие и с явной кривизной, да и сутулится девушка непозволительно. Даже капюшон надвинула по самый нос, видать, чтобы не распугать лицом окружающих.
Я делаю ещё глоток, кидаю очередной взгляд через стекло, и… кофе застревает в горле. Ябо по-прежнему сидит на месте, но его руки в кожаных перчатках плавно скользят к шлему.
— Твою… — выдыхаю я, кидаясь к дверям.
Чокнутое отродье, опять за свои штучки!
Я врезаюсь во что-то мягкое, слышится тонкий вскрик, кофе плещет на бледно-жёлтую ткань. Девчонка едва не падает на пол. Я не останавливаюсь. Не надо бросаться ко мне под ноги!
— Что вы творите?!
Не слышу уже ничего. Ноги несут к байку, туда, где, скалясь в безудержной радости, безликой тварью сидит мой попутчик. Я подлетаю к заправщику, хватаю его за плечо и разворачиваю. Что-то отвратительно булькает, стеклянные карие глаза смотрят куда-то в район моего подбородка. Изо рта течет кровь, заливая ворот красной фирменной куртки. Нижняя губа разворочена, несколько нижних зубов выбиты.
Заправщик качается и падает к моим ногам лицом вниз.
О боже… Если ты где-то есть.
— Ябо! — рычу я. — Объясни с какой радости? Тебе же было велено не высовываться!
Он пожимает плечом, поднимает окровавленные белые пальцы и касается их губами, будто испытывает настоящее наслаждение. Хотя, может, и испытывает.
— Успокойся, Дима, лишнего он больше не сболтнёт. Не сможет. Но нас заправили, можем ехать.
Чертыхнувшись, я быстро бросаю взгляд на распростёртого на земле заправщика. Возможно, и выживет, но проблем нам не избежать. Ябо не торопится надевать шлем, а… неплохо бы. Смотреть ему в лицо — испытание не для слабонервных. Чересчур белая кожа обтягивает выступающие скулы и острый нос, впалые щеки, узкие губы в вечной кривой ухмылке, высокий лоб, искривлённую переносицу. Линия таких же белых волос почти не выделяется. Жуткая картина. Но хуже всего обстоит дело с глазами и бровями: ни того, ни другого у Ябо просто нет. Четыре продольных хрящевых нароста перекрывают часть лица между лбом и серединой носа, идут чуть наискось. Издалека можно решить, что он просто изображает шутовской фейспалм, выражая отношение к этому миру. Но если я уже как-то привык, то вот обычным людям лучше такого не видеть. И о скверных манерах не знать.
  
За спиной что-то хрустит. Ябо шипит и изгибается, будто дворовая кошка, увидевшая огромного пса. Оглядываюсь: смолистое пятно на асфальте, которое я принимал всего лишь за игру теней, вдруг начинает расширяться и набухать, пульсируя огромным сердцем.
«Кровь! — вспыхивает в мозгу. — Их привлекла кровь! Ну, Ябо! Откручу голову, едва доберёмся до гостиницы! И не посмотрю, что ты бог!»
Тень вытягивается, превращается в огромное веретено, застывает перед нами. Бежать уже поздно. Я не успею даже сесть ― на меня сразу кинутся. Триги имеют мерзкое свойство бросаться на движущиеся цели. Во рту становится кисло. Отбиваться от сумасшедших преследователей Ябо попросту нечем.
— Представление начинается, — мелодично воркует он за моей спиной, но насколько можно судить, тоже не шевелится.
Сердце гулко отмеряет секунды. Колено неожиданно простреливает боль, напоминая, что ещё совсем недавно я приземлился им на асфальт, ― когда спрыгивал со стены, окружающей особняк некоего пана Штольни. Дважды уже получалось спастись от триг, попросту замерев изваянием. Тогда они, словно не найдя ничего интересного, исчезали. Но здесь заправщик, который, может, уже труп.
Веретено, вращаясь вокруг своей оси, огибает меня. Замирает, словно приглядываясь, желая увериться, что выбрало правильную жертву. Дыхание Ябо становится тяжёлым и частым.
— Убью, — произношу я одними губами, лихорадочно соображая, что делать.
В дверях заправки неожиданно появляется та самая девчонка в жёлтом плаще. Она зябко ведет плечами и ускоряет шаг. Трига, словно гончая, кидается в её сторону.
Меня охватывает ужас. У девчонки ни единого шанса. Я хочу рвануть к ней, но Ябо вцепляется мне в руку и тянет назад:
— Быстрее, уезжаем!
— Но она погибнет!
Женский крик не дает ему ответить. Режет по ушам мерзкий звук, будто пила касается металла. Я замираю на месте. Огромное веретено корчится и извивается у ног девчонки, как дождевой червь. В нос тут же ударяет мерзкий запах горелой плоти. Девчонка поднимает голову, и меня пробирает дрожь. Взгляд явно не подходит для юной девушки, глаза горят какой-то тусклой зеленью, а на их дне отражается кромешный ужас. И скрытое, неясное предупреждение.
Внутри всё орет: беги!
Ябо что-то говорит, но не получается расслышать, и я, быстро сев за руль, просто срываюсь с места. 
Ябо тихо охает и вцепляется в меня, чтобы не слететь с байка.
Я несусь как сумасшедший, лишь чудом умудряясь объезжать машины. Страх гонит вперёд, не давая возможности остановиться.
Ябо притихает, что крайне на него… не похоже, но судя по всему, чудесное спасение от триг ещё не факт, что спасение. Ветер бьет в лицо, но я чувствую: надо быстрее, ещё быстрее.
В куртке вдруг требовательно звонит мобильный, но брать трубку на ходу — сумасшествие. Ябо сует мне руку в карман.
— Это Чех, — хрипловато произносит он.
— Перезвоним, — бросаю я.
Чех — это хорошо, это крыша над головой, неплохой ужин и сносная защита от окружающих. Он частично в курсе о том, в какую лужу я вляпался на этот раз, и готов помочь.
Мы останавливаемся на светофоре. Вдали что-то сильно бухает, Ябо выдыхает сквозь стиснутые зубы. 
Мне кажется, что дрожит земля. Из окна стоявшей рядом «шкоды» выглядывает дамочка неопределенного возраста и вскрикивает:
— Мамочки, что это с небом?
Я кидаю взгляд через плечо: темное небо тает-плавится под оранжевым заревом, идущим откуда-то снизу. По моим прикидкам, как раз оттуда, где была заправка.