Колибри

– Может в кино сходим? – предложила я.
– Можно, – она нахмурилась, – Только не на ужастики.
Я расхохоталась, а потом переключила всё своё внимание на скользкую дорогу.
– Выберем какую–нибудь романтическую комедию.
– Это мне нравится, – протянула она.
Я встала на светофоре, и подключила мобильник к стереосистеме. Ткнув в экран, я включила музыку и опустила плечи. Моё настроение полностью передалось маме, и она спросила:
– Всё в порядке?
– Никита возвращается завтра, – сухо сказала я.
– Ясно, – она замолчала.
Я прибавила громкость, и отключила все мысли в голове. Музыка отразила то, что бушевало у меня внутри:
Я себя ругаю за тебя каждый день 
И температура в голове у дуры 
По дворам московским собираю я 
По осколкам плоским воспоминания 
На дорогах была привычная серая слякоть, которая никогда не сочетается с зимней красотой на заснеженных крышах домов, на скамейках и тротуарах. Второе января было солнечным, и яркие серебряные блики появлялись на белоснежном одеяле, заставляя его сиять как драгоценный камень.
Бессонница ты моя, и это навсегда. 
Любая другая бежала бы от него без оглядки, но не я могу этого сделать.
Поверь, дерьма в моей жизни было достаточно. Я не слишком хороший человек. Если быть откровенным, я плохой человек. И я всегда был таким. Я делал страшные вещи, но ещё хуже то, что я о них не жалею. 
Вспоминая эти строчки, до меня наконец–то дошло, почему мне так хорошо с ним. Он меня знает. Он понимает ход моих мыслей, понимает меня. Он не осуждает меня за раннего ребёнка, не осуждает мою мать, он просто принимает моё прошлое таким, какое оно есть. С ним мне легко, потому что я не должна натягивать маску идеальности, не должна фильтровать каждое своё слово и не должна притворяться той, кем я не являюсь. Я лживая, блудливая тварь – это факт. Он это понимает, и ему нравится. В общем, подобное действительно притягивается к подобному.
Мы с мамой сходили на какой–то романтический фильм. Сюжета я не запомнила, потому что целиком и полностью была поглощена в свои мысли. Когда мы наконец–то добрались до итальянского ресторанчика в кинотеатре, я заказала себе равиоли со шпинатом и пармезаном, а мама взяла классическую пиццу «Маргарита».
– Алиса, ты как? – спросила она, когда официантка удалилась.
– Нормально, – бросила я, – Просто думаю.
– О Саше? – мамин взгляд потеплел, и она улыбнулась.
– И о нём тоже, – я повернула голову и уставилась в окно, разглядывая опустевшую летнюю террасу, которая в это время года была наполовину занесена снегом.
– Он примет любой твой выбор, ты же знаешь, – огорошила меня мама, – Дело осталось за тобой.
– Я боюсь, что Никита не примет любой мой выбор, – я посмотрела на неё, и она нахмурилась.
– Никита хороший мальчик, но ещё слишком молод, – мама пожала плечами, – Конечно, ему будет больно, но время вылечит.
– Угу, – буркнула я, положив руки на стол и разглядывая браслет на моей руке.
Колечко с бирюзой сверкнуло в свете электрических ламп. Серебряный ключ падал мне в ладонь каждый раз, когда я опускала руку, и вызывал лёгкую щекотку и дрожь. Я невольно улыбнулась, пригладив холодный металл со вставками из крошечных камней.
– Алиса, всё будет хорошо, – тихонько сказала мама, дотронувшись до моей руки.
Мне почему–то отчаянно захотелось ей поверить.
Но я не смогла.
ГЛАВА 55 
На следующий день я отвела Тео в садик и на обратном пути позвонила в квартиру к Саше.
– Да, – ответил в домофон хриплый голос.
– Открывай, – буркнула я, стуча зубами.
Я проспала, и собиралась впопыхах, успев натянуть только джинсы. Из квартиры я вышла в пальто и тонкой растянутой серой майке под ним. Десять минут, которые мы с Тео добирались до сада, длились целую вечность. И, странно, но на прощание я крепко его обняла и сказала: «Я люблю тебя».
Дверь запищала, и я влетела в подъезд, отчаянно желая согреться. Пробежав по лестнице несколько этажей, я вошла в квартиру, стряхивая грязный снег с ботинок и, не снимая пальто, вошла в гостиную.
 
– Привет, – начал босс, когда увидел меня.
Я кивнула, трясясь от холода и ещё от какого–то странного чувства, которое я не могу объяснить словами. Резко дёрнувшись в его сторону, я раскинула руки, падая ему на грудь.
– Эй, что случилось? – удивлённо спросил Саша, прижимая меня к себе, – Замёрзла?
Я кивнула и вжалась в него сильнее.
– Давай согрею, – прошептал он, и уткнулся носом мне в щёку.
Я судорожно начала искать его губы и радостно выдохнула, когда они двинулись мне навстречу. Его тёплое дыхание соединилось с моим, я начала стягивать с него футболку, в которой он ходил дома. Босс потянул меня в спальню, по пути стаскивая с меня пальто и майку.
Воздух вокруг стал горячим и тягучим, как растопленный мёд. Прохладные ладони коснулись моей спины, успокаивая бурю, бушующую внутри. Я замерла и зажмурилась от этого ощущения, и Саша взял инициативу в свои руки. Толкнув меня на кровать, он сел на меня сверху и принялся расстёгивать мои джинсы. Потом, он как–то грациозно сдвинулся, и потянул за штанины вниз, снимая с меня одежду вместе с трусами.
– Мне всегда будет мало, – прошептал он, бросая довольный взгляд снизу–вверх на моё тело.
Я ощутила отчётливый флешбэк в памяти и мысленно вернулась к тому месту, с чего мы начали.
Гостиничный номер, холодные руки, блуждающие по моему телу. В ту ночь я открыла новые грани в себе, испытав первый и самый незабываемый оргазм в моей жизни. Я узнала, что рывок за волосы и сильный укус в шею могут быть такими приятными. Я даже не могла представить, что сжатые холодными руками запястья над головой, могут довести до экстаза.
– Смотри на меня, – произносит властный голос в моей голове.
Я смотрю, на этот раз я смотрю, не в силах оторвать от него глаз. Я растворяюсь в его тёмных зрачках, погружаюсь в эту черноту с головой, и чувствую, что я горю вместе с огнём, который горит где–то в их глубине.
– Ударь меня, – слова срываются с моих губ сами собой, и он замирает.
– Что?
– Ударь меня, – прошу я настойчивее, вцепившись пальцами в его крепкие плечи.
Он дёрнулся, отстраняясь, и я вонзила ногти в его кожу, прижимая его к себе. Саша вздрогнул и затряс головой:
– Я не могу.
– Ударь меня! – завизжала я так громко, что потолок надо мной затрясся.
Пощёчина звонко ударяет меня по лицу, и я вою, извиваясь под ним. Слёзы брызнули из глаз, и я закричала от неожиданно пронзившего моё тело удовольствия.
– Алиса! – выдохнул он, и вцепился зубами в моё плечо.
– Не останавливайся, только не останавливайся, – прошептала я, как в бреду, заливаясь слезами.
Я плачу, задыхаюсь, а потом падаю. Я лечу кометой миллион километров вниз, я не чувствую своего тела, оно растворилось в воздухе, оставив только тёплый след от себя. Меня не существует. Я нереальна.
Тонкий хлопок скользит по моему телу, и я закрываю глаза, проваливаясь в темноту.
– Эй? – я огляделась, стоя в незнакомом помещении с тёмным деревянным полом и бордовыми стенами, – Здесь есть кто–нибудь? 
Повсюду были цветы, розы всех оттенков красного. Ярко–алые и винно–бордовые, они покрывали пол, как пуховое одеяло. От тошнотворного сладкого запаха меня замутило, и я схватилась за шею, а потом проглотила комок, подступающий к горлу. 
– Ау? – протянула я, и мой голос эхом закружил в комнате. 
«Ау–ау–ау–ау». 
Потом я услышала громкий стук за спиной, и резко развернулась. Передо мной стоял деревянный гроб, покрытый тёмно–коричневым лаком. Я моментально узнала зал для прощаний в Таллиннском морге и поняла, что это за воспоминание. 
В тот день мы хоронили отца.