Санек 4 (СИ)

Проводив гостей, мама пересчитала подаренные ими ассигнации и задумчиво произнесла:
— Теперь хоть не придется думать, чем оплачивать следующий год гимназии.
Я мысленно поморщился. Вот тоже проблема, для полного счастья сейчас только и не хватает в очередной раз пойти в школу. Главное ведь, что пользы от этой учебы никакой, но я пока даже представить не могу, как мне избежать этой участи. Не стал пока разговаривать на эту тему и пытаться убеждать маму, что мне это не нужно. Будет еще время, наверное.
После этого незапланированного перекуса я вернулся к себе, чтобы продолжить размышления о будущем, но с этим ничего не вышло. Сестренки, пока я отсутствовал, оккупировали спальню и, дождавшись моего возвращения, потребовали рассказать им какую-нибудь сказку. Как я понял, весь последний год они занимаются, считай, террором меня любимого. Дескать, раз учишься в гимназии, значит тебе надо много читать, а что для чтения может быть лучше добрых сказок, которые потом можно рассказать сестренкам? В общем, попадос. Пришлось сдаваться, сесть на кровать в окружении мелких красавиц и рассказывать. Благо я знаю немало всяких сказок.
За сказкой я внимательно наблюдал за мелкими, стараясь понять характер каждой из них, и, несмотря на вбитые мамой в подкорку девчатам правила поведения, я смог сделать кое-какие выводы.
С Елизаветой понятно: двухлетняя кроха, всеобщая любимица, неспособная долго усидеть на одном месте. В отличие от нее пятилетняя Мария обещает вырасти серьезной, себе на уме, дамой. Я сделал такой вывод, наблюдая за ее поведением. Она ни на секунду не позволила себе расслабиться, так и просидела, все время держа спинку ровно. Семилетняя Ольга — в будущем мужская погибель. Уже сейчас она кокетка с легким характером и постоянной улыбкой на лице, капризно выпячивающая губку, когда ей что-то не нравится. Сказку я, застигнутый врасплох детьми, почему-то выбрал не самую подходящую. Сам не знаю почему, но я начал рассказывать про Золушку и довел детей до слез, даже несмотря на счастливый конец. Они настолько близко приняли ее к сердцу, что Лиза, захлебываясь в слезах, пробормотала:
— Мама тоже чужого дядю пливедет, который нас обижать будет?
Естественно, пришлось тут же брать ее на руки, гладить по голове и уверять, что я уж точно в обиду их не дам. Короче, не угадал со сказкой и в итоге еще и от мамы выслушал очередную лекцию о том, что надо думать, прежде чем что-то кому-то рассказывать.
В общем, мой первый день в новом мире выдался тяжелым и напряженным во всех отношениях, да настолько, что вечером, когда пришло время ложиться спать, вырубился, будто свет выключили.
А утром следующего дня я аж потерялся, когда выяснилось, что мне пора отправляться на учебу.
Нет, понятно, что этот год по-любому придется заканчивать, благо до летнего перерыва в учебе осталось немного ждать, но вот о том, что уже сегодня надо идти на занятия, я как-то не задумывался, поэтому слегка растерялся. Но все же совладал с эмоциями, на автомате надел приготовленную служанками форменную одежду, собрал ранец и после плотного завтрака отправился учиться.
Хотя гимназия была недалеко от нашего дома, и я легко добежал бы туда сам, мама настояла, чтобы меня везли на карете. Конечно, название «карета» для этого ящика на колесах слишком громкое, но какая уж есть.
Тихон, который у нас занимает сразу кучу должностей — конюха, дворника, истопника и садовника, к отправлению успел не только подготовить карету и подогнать ее к парадному крыльцу, но и заставить горничных смахнуть пыль внутри кареты. Поэтому путешествие до гимназии, если не учитывать жуткую тряску, выдалось вполне комфортным. Вот только закончилось оно неоднозначно — я чуть не погиб.
По дороге я задумался над реалиями, в которых мне предстоит здесь жить. Когда карета остановилась, я слегка замешкался, открывая дверь, потому что вступил в борьбу с лямкой ранца, которая за что-то зацепилась. Эта заминка спасла мне жизнь.
Карету Тихон остановил у ворот в кованной ограде, которая опоясывала длинное здание гимназии, так что пройти до входа мне оставалось буквально пару метров.
  
Буквально через несколько секунд, которые по идее нужны, чтобы пассажир вышел из кареты после того, как ее дверь открылась, между нашим экипажем и воротами на хорошей такой скорости влетела какая-то пролетка, с трудом вписавшись в этот небольшой промежуток. Не задержись я внутри, и меня сбила бы напрочь эта бешеная хрень. Чудом я не пострадал и неслабо так испугался. В голове сразу мелькнула мысль: «жизнь-то последняя, обидно будет погибнуть, не успев толком пожить».
Следом за этой мыслью пришла злость на самого себя и совершенно другая мысль: «нет уж, хрен дождетесь, чтобы я сныкался в ракушке, как улитка». Конечно же, это появление в нужный момент бешено несущейся пролетки не случайно. Это явно хорошо спланированная акция по моему устранению. К бабке ходить не надо, чтобы понять, кто это организовал, а раз так, значит надо не ныть себя жалеючи, а подумать над ответкой. Как-то слишком много этих зажравшихся купцов для меня одного, надо бы, наверное, проредить слегка их поголовье.
Все эти мысли пролетели со скоростью молнии, и перебил их своим появлением в дверном проеме Тихон, который со словами «Жив! Слава Богу, жив!» начал ломиться в карету, пытаясь прям на ходу меня ощупать, не прекращая при этом причитать.
— Где болит? Сильно зацепили?
Пришлось прикрикнуть на этого дядьку, который вдруг стал вести себя как наседка.
— Тихон, я не пострадал! Успокойся.
Секунду поразмыслил и добавил:
— Давай, наверное, вези меня домой, как-то не до учебы уже.
Тот только кивнул, прикрыл дверь, и уже через пару секунд мы отправились в обратный путь. Я решил для себя: в конце концов, это моя жизнь, надо отбросить политесы, поговорить с мамой посерьезнее и предпринять кое-какие шаги, необходимые в этой ситуации. Главное — развязать себе руки, отправив родных в имение, а там посмотрим, кому фортуна больше благоволит. Хотят купцы войны, они ее получат.
Обратно мы долетели как-то очень быстро, я даже не успел продумать будущий разговор с мамой. Так что пришлось импровизировать, тем более что она сразу начала наезжать. Но недолго, ровно до момента, когда Тихон негромко произнес:
— Не ругайте сына, барыня, его только чудом не сбила пролетка купца Мамонова.
Мама мгновенно попыталась переключиться на Тихона, но тут у меня появилась возможность вмешаться, чем я не замедлил воспользоваться.
— Мама, пойдем в дом, там и поговорим.
Видно было, что ей не терпелось выяснить все здесь и сейчас, но, как ни странно, она смогла взять себя в руки. Только кивнула и, повернувшись, направилась в дом.
Тихон хотел было пойти следом, но я не позволил, шепнув ему тихонько, что нас лучше оставить наедине. Он все понял и перечить не стал, что позволило мне построить разговор, как нужно, а не как получится.
Честно сказать, эти, по сути, переговоры были сложными и главным образом из-за моего возраста. Ну не воспринимала меня мама всерьез и все тут. И все же, пусть и не полностью, но мне удалось настоять на кое-каких основополагающих вещах. Первое и главное, чего мне удалось добиться, это немедленного переезда нашей семьи в имение. Но сам я отмазаться от этой поездки не смог. Как ни хотелось мне остаться в городе и порешать проблемы, пришлось смириться с переездом. Зато о продолжении учебы при таком раскладе не могло быть и речи. Вторая моя победа была такая — я уговорил маму потратить подаренные деньги, вернее их часть, на наем двух сторожей для городского дома из увечных демобилизованных солдат. Думаю, оскорбленные купцы не успокоятся, поэтому будет неправильно оставлять дом под присмотром горничных, вернее даже только одной, потому что вторая отправится с нами в имение. Поэтому я уговорил маму привлечь к охране больше людей.
Но и это не все. Хорошо, что покойный отец когда-то научил сына обращаться с огнестрельным оружием, поэтому мама не оказала большого сопротивления, когда я выразил желание наложить лапу на коллекцию отцовского огнестрела. Посопротивлялась, конечно, для порядка, но несильно и я в итоге все же получил доступ в кабинет и запасной ключ от его двери. Естественно, мне, как любому другому мужику на моем месте, захотелось тут же провести ревизию и не только. Но пришлось пока потерпеть и заняться совершенно другими делами.