Ольга Ружникова (СИ)

Нет, в Эвитане всё было иначе. Проще, человечнее… понятнее.
Можно убеждать себя, что помогаешь несчастным влюбленным. Но правда в том, что у тебя еще и нет выбора. А несчастные убьют тебя сами, не слишком колеблясь. Или позволят убить другим. Доброй, сочувствующей сестричке, например.
И вряд ли даже пожалеют.
Чего ты добиваешься, принцесса Юлиана? Чья у тебя масть — хитрой лисы или рыжей тигрицы? Что тебе нужно на самом деле? Спасти любовь сестры? Полно — да веришь ли ты в любовь вообще? Или считаешь разновидностью чужой слабости? Алан тоже когда-то считал. Забывая историю собственных родителей…
Он полагал себя циником в свои прежние девятнадцать-двадцать. Но лишь сейчас увидел подлинный цинизм — в столь юном возрасте. В восемнадцать лет прекрасной принцессы.
Увидел — и содрогнулся.
Ирэн — куртизанка с титулом, ветреная охотница за удовольствиями и любовница сластолюбивого старика. Юлиана — расчетливая, хладнокровная убийца, играющая против родной семьи.
Кнут и пряник. «Спасите свою языкастую подружку, а заодно мою сестру. И будем в расчете».
Только держат ли такое слово? Особенно в Мидантии? И кому? Что для таких цена уже оказанной услуги?
Алан вдруг едва не расхохотался — на весь чахлый мидантийский лесок. Вон — деревья высвечивает отблеск факела. Слева и справа. Среди таких и труп не больно спрячешь.
Впрочем, ночь поможет. Укроет темным саваном. Аж до самого утра.
И ночные же птицы прощально прокричат. Их как раз спугнут.
Кто тут обычно кричит по ночам в мидантийских лесах? Ну, кроме убиенных жертв — кого невинно, кого не очень.
Юлиана вполне может сдержать слово. Она ведь ни разу не обещала, что пощадит его самого — после всего. Просто не прикончила сразу — так это же ничего не значит? Особенно в Мидантии.
Или решила до кучи растянуть удовольствие. Здесь в этом толк знают.
Больше только, говорят, в Шахистане.
И понесло же несчастную мидантийскую девочку с безопасного бала по небезопасному городу. Хуже только Роману в лапы. Там уже никакой эвитанский циник не спасет.
— Вам смешно, кавалер Эдингем?
Теперь они рядом — конь о конь. Прямо влюбленная пара. Редкая красавица и не редкий не красавец.
Успеет ли он ее застрелить? Внезапно, неожиданно? Нет.
Значит, незачем и пытаться.
Ревинтер не раз советовал в любых обстоятельствах сохранять холодную голову. Всегда можно спасти больше, чем кажется, если не паниковать.
Только Алан ведь и не паникует, правильно? Он прекрасно понимает, что совершил глупость. И как та муха — с каждым мигом увязает всё сильнее.
Сворачивать нужно было раньше. До липкой паутины. А отсюда вытаскивать некому. Сам выпутывайся, как умеешь.
Замедляют бег холеные императорские кони. Здесь пыльная дорога более ухабиста. Возок с нежной влюбленной Марией может пострадать. Или голова у принцессы закружится.
Дочерей императора может тошнить? Особенно на свидании с возлюбленным? Еще поймет не так…
А вот лошадь другой принцессы ноги, увы, не сломает. Коня будет жалко, Юлиану — нет.
А сумерки их выпустят еще нескоро. Если удирать — самое время.
Редколесье плохо укроет днем, зато ночью по нему пробираться проще.
Если знаешь дорогу. А знает ее здесь — не Алан.
Как когда-то в Лиаре.
И выстрелить он не успеет всё равно. Такие принцессы — всегда начеку. И стреляют не хуже.
Пустить бы коня прочь — вскачь. Просто по дороге. Желательно назад. Им ведь нельзя терять время?
Только равно это будет дезертирству. И отнюдь не с мидантийской службы.
Если, конечно, не сбежать, чтобы послать срочное донесение Ревинтеру. О заговоре. Так и так.
Сделать монсеньор уже не успеет ничего, но себя Эдингем обелит.
Или просто и ясно сдать всех мидантийскому императору.
Но что тогда будет с несчастной придворной красоткой? Очередной дурехой в жерновах очередных политиков? Уж точно не пощадят — хотя бы из принципа.
— Да, принцесса?
— Вас смешит взаимная любовь?
А тебе и впрямь интересна чужая любовь, змея? Или всё же возможность досадить отчиму, освободив его соперника? Что выигрываешь ты — кроме отличного шанса сделать большую гадость нынешнему императору?
  
Улыбается первая красавица мидантийского двора. Ей ведь так идет мужской костюм. И она так хороша верхом.
— А вы были когда-нибудь влюблены, моя принцесса?
Всё равно она его убьет. Терять уже нечего. Вот только не начала бы угрожать «языкастой подружке».
Не начала. Улыбается еще милее.
Не исключено, что разочтется со всеми, едва в Алане исчезнет необходимость. Просто и сразу — без угроз. Бросив что-нибудь, вроде: «Ну я же вас заранее предупреждала…»
Тонкая рука в изящной перчатке играет с хлыстом. За весь бег принцесса ни разу не стегнула лошадь.
Впрочем, таких кони слушаются превентивно. Во избежание.
— О да. Лет в десять или раньше. В одиннадцать — разлюбила.
Кому-то крупно повезло. Не приведи Творец — стать объектом ее страсти. Даже в детстве.
Бывают ли мидантийские принцессы вообще детьми? А принцы?
Даже такие, как Мария и Константин?
— Вы сами ответили на ваш вопрос. Вы переболели этим в детстве — почему я не мог так же?
— Потому что вы не переболели, — жестко усмехнулась она. — И вы — не мидантиец.
Лисица читает его мысли?
Впрочем, как раз мидантийцы от нее без ума. И не только потому, что принцесса.
— Имя Эйды Таррент вам о чём-нибудь говорит? А Ирэн Вегрэ?
— Ах ты…
Не улыбка, не усмешка — оскал.
— Заткнитесь, Эдингэм, прежде чем чирикнете что-то действительно лишнее. Разве вы не вращались в политике?
— Меньше вас, принцесса. Чего вы от меня хотите? Я же и так послушно пляшу под вашу дудку.
— Считайте это моей благодарностью.
— Что?
Кажется, Алан знал о Мидантии даже меньше, чем думал.
— Мой брат Роман — на редкость болтлив. Хлеще вашей мидантийской подружки. Особенно пьяным и в постели. Вы же не думаете, что шпионы в Эвитане есть у меня?
— А они есть у принца Романа?
Она что, спала с психопатом-садистом Романом⁈ Рисковая дрянь. И всё еще жива? И даже здорова?
— До сих пор не было, Эдингем. Потому что он такой скукой, как шпионаж, не интересовался — хоть трезвый, хоть пьяный. Роману было столько не выпить. Но вам нет нужды вникать, кто и почему решил снабжать его столь увлекательными подробностями именно вашей, вне всяких сомнений, интересной биографии. Просто будьте начеку, Алан. Я легко взяла в заложницы вашу нынешнюю подружку. Новые друзья Романа сработают не в пример лучше. И дальше.
— Зачем? — Эдингем просто не смог смолчать. — За каким змеем кому-то этот никому не нужный…
Да куда же его несет? Он-то — не принц Роман, его папа-император не прикроет.
А еще на службе у монсеньора Ревинтер! Последний пьяный гуговец — осторожнее.
И на кой змей кому-то сам Алан⁈ Вместе с Эйдой и Ирэн?
— Вы противоречите сами себе. Значит, кому-то всё же нужный.
— Да это же всё равно, что «дядюшку Гуго» — на трон Эвитана…
— Да у вас и нынешний король не намного отстает. Не вздрагивайте — это я выясняла сама. Невелика тайна. И да — пьяный Роман болтал не о вас и не со мной. Пока. А мой император просто из штанов выпрыгивает — так жаждет сплавить за Карла не меня, так Марию. Грех было не разузнать биографию будущего жениха. Вдруг не подойду к его вкусам?
Подойдешь, подойдешь — не сомневайся. Отличная пара.
Повезло еще и Эвитану. Мало Карла императором — до кучи бы еще такую императрицу. Вдруг не он бы ее, а она его траванула? Или прирезала. Обещала ведь.
— Моя принцесса, не хочу спорить, но в Эвитане правит Регентский Совет, а в нем — умнейшие люди. Не марионетки нашего короля.
— А жить они будут вечно? Или не вечно собрался жить ваш король?
— Сейчас они еще точно живы. А ваш кузен Роман будет самой дрянной марионеткой из возможных.
Всё равно Алан уже высказался — откровеннее некуда. А дважды не казнят. Даже в Мидантии.