Ольга Ружникова (СИ)

— Кстати, тогда лучше другую кровать. Эту кузнец может разломать в процессе напрочь.
— Я подумаю, Юли. Неплохая мысль — прихватить в постель нож, но в следующий раз заранее предупреждай о своих вкусах, пожалуйста. Может, я их и разделю, кто знает? Больно уж часто намекаешь.
— Только учти, что на сегодня у меня открытое платье. Так что предлагаю расправу со мной отложить до вечера.
— Я подумаю. Тем более, платье открывает не всё — даже твое. Или ты намерена выйти голой?
— Я подумаю. Ладно, если ты пока не надумал меня казнить или что попроще, собирайся — опоздаем на ипподром. Тем более, насчет завтрака я не шутила. Ты еще помнишь, что я люблю?
Во весь рост она тоже хороша. Только осторожнее босиком по ковру. Там где-то неподалеку бесхозный кинжал валяется.
Надо бы получше обыскать спальню. Что тут за склад оружия, в самом деле?
И еще бы забыть, что вчера она собиралась убить его на самом деле.
— Ты меня коронуешь, — не оборачиваясь, проронила Юлиана. Уже от туалетного столика. Тянется за черепаховым гребнем. — Рано или поздно.
Евгений рассмеялся. Вполне искренне и весело:
— Всё же ты всегда была мечтательницей, Юли.
4
Мидантийский Скорпион скончался от желудочных колик. Переел рябчиков в ананасах. Или золотого идалийского перепил. Печень у бедняги отказала.
Всё лучше, чем многоступенчатая на площади. Гораздо лучше. Алан это может утверждать с чистой совестью. Сам ее ждал. Почти сутки. Точнее — первые часы. Потом уже просто казни. Всё же на помилование особо не рассчитывал. Скорее, что конверт со сведениями о шпионах Романа вручат перед казнью. Вполне в духе самой ядовитой из стран, не считая Шахистана. Но там Эдингема нет.
Оставалось надеяться лишь, что дадут хоть полчаса. Прочесть последний дар. С таким трудом выцарапанный. С риском угодить-таки в застенки. Где вежливого императора сменит невежливый палач.
На свободе эвитанец провел не больше двух часов. В посольстве встретили с вытаращенными глазами — как воскресшего покойника. А еще дипломаты.
Но пока со службы не прогнали. Ждут вестей с родины. Без них не смеют.
Что устроит Ревинтер — лучше даже не думать. Новый император Алана освободил, но покрывать не станет.
Едва успел вылезти из ванны, как подоспело письмо. С пурпурным вензелем.
Чуть было не решил, что сейчас вернут в тюрьму. Или вежливо попросят застрелиться лично.
Или как принято в Мидантии — яд. А может — шнурок. Тоже, небось, ядовитый. На всякий случай.
«Юлиана, милостью Творца императрица Мидантии…»
Скорее, попущением Творца. Тем, что он прошляпил.
А не успей Алан побывать в посольстве — решил бы, что в Мидантии еще один переворот. Они тут теперь часто.
Но нет. То ли гремучая, то ли подколодная змея Юлиана просто умудрилась опять выскользнуть сухой из воды. И захватить-таки трон — не сама, так через брак с добившимся успеха претендентом.
Приглашение в ложу императрицы застало невезучего (или наоборот — что-то подозрительного везучего) эвитанца врасплох. Как и вообще приглашение на ипподром.
Конечно, лучше, чем предложение самоубийства или новый арест. Но только мести за предательство Алану еще и не хватало. От той вечной счастливицы, что вновь выкрутилась лучше всех. И опять на коне. И не на тех, что соревнующиеся наездники.
Этот Евгений, конечно, сам хорош. До сих пор от его нейтрального тона мурашки пробирают. Будущую судьбу Алана он обрисовывал, как скучный урок зануды-ментора. Но при этом на записной стерве-то зачем жениться? Нашел бы тихую, скромную девочку…
Хотя после предыдущей жены ни одной девочке уже не поверишь. Всю жизнь будешь проверять, пока бедняжка от страха не помрет — если и впрямь тихая и скромная.
— Его Величество скоро вернется. Дела-дела, — обольстительно улыбнулась Юлиана. Нежный голос, сияющая улыбка, ледяные глаза.
Прекрасная и опасная.
И Алан наконец ее понял. Он же видел Гизелу — Мидантийскую Пантеру. Вот кто мог стать идеалом юности принцессы Юлианы! Все мы кому-то подражаем.
  
Но Гизела, хоть и ступает по грани, следует собственному кодексу. И весьма строгому.
А если ли хоть что-то святое для этой полубезумной красавицы? Так нежданно взлетевшей вверх. Откуда рухнуть можно только в могилу. Хотя как раз туда путь ведет из любого места.
— Осуждаете, Алан?
Называла ли она его так раньше? Уже не вспомнить.
Если ему вдруг (что за жуткая мысль⁈) предложат роль любовника? И вовсе не потому, что он Юлиане чем-то приглянулся, а… Да змеи знают почему! Новая императрица Мидантии если и советуется, то лишь с ними.
А ему останется лишь застрелиться. От внезапно свалившегося счастья.
Такое как свалится, так сразу придавит.
— Разве я на такое осмелюсь, Ваше Величество?
— Вы могли погибнуть, — мягко улыбнулась она. Не меняя взгляда.
Да выпустите же уже Алана отсюда, кто-нибудь, а? С ипподрома, из Гелиополиса, из Мидантии! Домой.
— Вы тоже, Ваше Величество, — брякнул он.
— Вы правы: я тоже. Но вряд ли вам жаль меня.
— Как и вам — меня.
— Мне никого не жаль, вы правы. Даже себя. Я свободна. Мне некого жалеть.
— А ваша сестра? — уточнил очевидное Эдингем.
— Еще братца Романа вспомните. Да, конечно, мне было жаль Марию. Но считать ее сестрой? Она — дочь убийцы моей матери. Я пыталась воспринимать ее иначе, но плохо выходило. Я — чудовище?
Да. Как и все вокруг тебя. Кроме, может, бедняги Константина.
Каурый чемпион опередил соперника аж на три корпуса. Следом растянулись прочие. Последний отстал ровно на полдистанции.
— Вы — мидантийка, принцесса и императрица. Скажите, это вы замолвили за меня словечко?
Зрители радостно воют. Под дешевое, разбавленное вино и пирожки. Горячие. Вкусные.
Хорошо им. Зрителям, а не пирожкам. Каково последним — Алан вполне себе представляет.
И их хоть съедят быстро.
Прохладный тент заслоняет от жаркого мидантийского солнца. Но рядом с Юлианой дышать нечем. Будто ее взгляд стискивает горло.
— В смысле, выбрала ли я темной ночью подходящий момент и страстно прошептала: «Да, еще, не забудь про Алана!»? Простите, Эдингем, но вроде бы нет. Если, конечно, я не сделала это во сне. Нет, просто Евгений сам полон сюрпризов. И, знаете, Алан?
Изящная рука играет с бокалом, а дерзкий, пробившийся и сюда луч солнца — с гранями ее малахитового перстня. Сколько там яда? Не в бокале — в кольце, под камнем.
— Я была бы счастлива, будь у меня и впрямь сестра. Дочь моей матери и моего отца. Или хоть любого из них — если нельзя сразу обоих. Сестра, брат, тетя, бабушка, собака, кошка, полярный тигр. Кто-то, оставленный мне матерью. Кто-то, чье имя можно произнести без ненависти. Кого я могла бы любить, не чувствуя себя предательницей. Но чего нет, того нет.
Потому что проще считать Марию дочерью убийцы, чем своей сестрой. Так можно ненавидеть, не чувствуя вины.
Поджарый илладиец цвета воронова крыла медленно, но верно выходит третьим. И скоро догонит второго.
Белый взвился на дыбы. Явное нарушение, но вмешается ли хоть кто-нибудь? Кто-то, имеющий право?
Юлиана слегка кивнула. Алан перевел взгляд — так и есть, Октавиан.
Барс повелительно вскинул руку. Кажется, всаднику белого сейчас не поздоровится.
Точно. Пришлось сойти с дистанции.
И можно не сомневаться, что Октавиан остался союзником Юлианы.
— Простите, императрица, что не полон сочувствия, но по вашей милости я едва не подох. Вчера.
И еще не вечер.
— Именно поэтому вы — такой замечательный собеседник, Алан. Мне не нужно думать, искренни ли вы. Вы настолько меня ненавидите, что не боитесь хамить. Если вас это успокоит, я тоже не надеялась выжить. Шансы были пятьдесят на пятьдесят, а то и ниже. У меня был при себе перстень с ядом… Эжен забрал его, когда мы договорились. Просто я не удержалась доиграть эту партию. Подвел азарт игрока. В итоге я — императрица и мачеха наследницы престола.