Балтийская трагедия: Агония

Михайловский оцепенел: столбы воды закрыли крейсер со всех сторон, а он, окутанный дымовой завесой, отбивался от «юнкерсов» огнём зенитных автоматов.
На какое-то мгновение всё в порту остановилось. Солдаты, поднимающиеся по сходням, подъёмный кран, подхвативший с пирса противотанковое орудие — крановщик высунул голову из окна кабины — все смотрели на исход очередного боя «Кирова» с авиацией противника.
Казалось, что прошла вечность, прежде чем самолёты скрылись в облаках, а огромные столбы воды от упавших бомб осели, открыв взорам знакомые башни и надстройки красавца-крейсера. На нём не было заметно никаких повреждений.
Михайловский хотел уже следовать дальше, к «Виронии», когда увидел, что около причалов остановилась серая трофейная малолитражка и из неё вышел Всеволод Вишневский. Прищурившись, он долго смотрел на пожары, на окутанный дымом рейд, а затем повернулся к своему шоферу и приказал подорвать машину. Шофёр пытался протестовать, но Вишневский с торжественным видом изрек:
— Вы приказ знаете: ничего врагу не оставлять. Выполняйте приказ.
Через гул канонады Михайловский ясно слышал очереди из автоматов и пулемётов, звучащие на соседних улицах. Там уже шли уличные бои, но не с немцами, а с бойцами эстонского сопротивления, по-русски именуемых «кайтселийтовцами». Засев на крышах и чердаках, они огнём провожали уходящие войска, готовясь сменить одну оккупацию на другую.
Михайловскому, как и большинству других журналистов, как военных, так и гражданских, было определено идти в Кронштадт на штабном судне «Вирония». Исключение было сделано только для Вишневского. Он должен был прорываться в Ленинград на одноименном лидере. На лидере «Ленинград». 
  
09:45
 
Доктор Смольников, стоя на мостике санитарного транспорта «Калпакс» рядом с его капитаном Эрнестом Вейнбергсом, наблюдал за погрузкой раненых на судно.
«Калпакс» находился у стоянки Русской гавани, где интенсивность обстрела была гораздо ниже, чем в Купеческой.
Грузовой пароход «Калпакс» водоизмещением 2190 тонн был построен во Франции в 1913 году и назван «Лейтон». В 1926 году пароход был куплен Латвийской республикой и переименован в «Калпакс».
После оккупации Латвии Красной Армией «Калпакс» был «национализирован» и передан сначала во вновь организованное Латвийское Государственное Морское Пароходство, а затем в БГМП.
18 июня 1941 года «Калпакс» вышел из Риги, направляясь в Гамбург, но, к счастью, по дороге сел на мель, что спасло судно от неминуемого захвата немцами.
С первых же дней войны «Калпакс» совершил несколько смелых рейдов на острова Сааремаа и Хьюма, а также на полуостров Ханко, доставляя туда боеприпасы, продовольствие и пополнение для гарнизонов. В обратные рейсы судно, как правило, вывозило раненых.
Шли белыми ночами, прижимаясь к берегу или границам отмелей, удачно избегая атак подводных лодок, торпедных катеров и авиации противника.
В начале августа «Калпакс», пройдя переоборудование в Ленинграде и получив вместе с наименованием «военный транспорт» бортовой номер 524 (ВТ-524), пришел в Таллинн, где приказом от 22 августа 1941 года был передан санитарно-медицинской службе КБФ.
«Калпакс» был одним из немногих транспортов более-менее приспособленных для перевозки раненых, а потому доктор Смольников, пользуясь властью, полученной от адмирала Пантелеева, немедленно забрал пароход для своих нужд. На нём предполагалось эвакуировать главный военно-морской госпиталь Таллинна, несколько центральных медучреждений КБФ, офицерские семьи, русских беженцев и многих других. Команда «Калпакса» состояла в подавляющем числе из латышей. Старшим помощником капитана являлся 25-летний Айрис Коппель, радистом — Янис Эрликис и так далее вплоть до повара, 48-летней Лины Апинис. Лишь несколько матросов и мотористов были русскими.
По этой и по ряду других причин судно находилось под пристальным вниманием Особого (3-го) отдела КБФ и его начальника дивизионного комиссара Лебедева. После расправы над моряками «Атиса Кронвалдса» следующим на очереди был комсостав «Калпакса».
 
И неизвестно, что бы произошло, если бы за экипаж парохода горой не встал доктор Смольников и в действия Особого отдела самым резким образом не вмешался адмирал Пантелеев.
Дивизионный комиссар Лебедев вынужден был поумерить свой пыл, сказав своим подчинённым: «Ладно! В Ленинграде разберемся со всеми!» И слово своё, как и подобает чекисту, сдержал, хотя и не полностью. Но это уже по не зависящим от него обстоятельствам.
А пока доктор Смольников убедившись, что погрузка раненых идет быстро и организованно, распределил на «Калпакс» четырёх врачей, 9 медсестер и 20 санитаров. Старшим был назначен врач-терапевт Копырин, а его помощницей молодая выпускница Военно-медицинской Академии хирург Татьяна Разумеенко. Не теряя времени, они стали разворачивать на транспорте операционную и перевязочную каюты.
  
10:05
 
Профессор Смольников, хотя и мог показаться удовлетворённым, когда он наблюдал за быстрой и организованной погрузкой раненых на пароход «Калпакс», в действительности был весьма далёк от какого-либо чувства, хотя бы отдалённо напоминающего удовлетворение.
Количество транспортов, которые ему с огромным трудом удалось кое-как приспособить под госпитальные суда, явно уступало тому числу раненых, которое было подсчитано в первом приближении на основании официальных рапортов. Пришлось распределять раненых по транспортам, которые были совершенно не приспособлены. По 200-300 человек, договариваясь с капитанами и их военными помощниками.
«Эмка» доктора Смольникова мчалась в Беккеровскую гавань, где к причалу был поставлен большой транспорт «Казахстан».
Прибыв к причалу, Смольников обнаружил у сходен «Казахстана» огромную толпу самого разнообразного люда. Грузились как всегда первыми всевозможные тыловые учреждения флота, какие-то хитрые «спецчасти», руководимые людьми в кожаных куртках без знаков различия, но с заметной военной выправкой. Портовый кран опускал в раскрытый зев трюма автомашину с непонятной башенкой на крыше, отдаленно напоминающей броневик времен гражданской войны.
С трудом пробившись на борт, Смольников поднялся на мостик, где нашел капитана судна Вячеслава Калитаева. Выслушав просьбу Смольникова, капитан заметил ему, что «Казахстан» совершенно не приспособлен для перевозки раненых, но если речь идет просто о месте для их размещения, то, разумеется, такое место найдется.
Местом для раненых оказался пустой бункер для угля и часть пространства носового трюма. Если бы кто-нибудь до войны показал Смольникову подобные помещения как место для размещения раненых, он, наверное, сошел бы с ума. Но теперь искренне обрадовался. На «Казахстане» можно было разместить не менее 300 человек.
  
10:25
 
Капитан «Казахстана» Вячеслав Калитаев и его второй штурман Леонид Загорулько спокойно наблюдали за погрузкой. Время от времени в Беккеровской гавани взрывались снаряды, но обстановка здесь была ещё вполне терпимой. А к дымам пожаров, поднимавшимся над городом, уже успели привыкнуть.
Капитан Калитаев был очень известным человеком не только в пароходстве, где он работал с 1925 года, но и во всей стране. Известность капитану принесла довольно тёмная история, когда командуя пароходом «Кузнецкстрой» на Дальнем Востоке, он по воле случая был арестован японскими властями в порту Хакодате. Случаем, в результате которого пароход «Кузнецкстрой», следовавший из Владивостока в Магадан, оказался в японском порту, явился неожиданно вспыхнувший на судне пожар. Это вынудило Калитаева, чтобы избежать гибели парохода, зайти в ближайший японский порт. Настырные японцы страстно желали проверить, что за груз везло советское судно, но капитан Калитаев наотрез отказался допустить их на борт. За плечами Калитаева были уже походы в воюющую Испанию на пароходе «Кооперация» и он умел охлаждать пыл иностранных портовых властей. [13]