Помещик. Том 1. Сирота

– Пятьдесят рублей.
– Да ты рехнулся! – ахнул Агафон, хлопнув себя руками по бёдрам. Даже нож от удивления выронил.
– Ты за неё в три раза больше получишь.
– Да меня за неё зарежут, и вся недолга!
Начали торговаться.
Пришлось ещё скинуть. И ещё. И ещё. В общем, сошлись на восемнадцати рублях. Больше Агафон давать наотрез отказывался. С него ведь спросят – откуда. А как ответ держать? Да и продавать краску придётся в Москву везти. Да связи подключать, чтобы к нужным людям зайти.
Вот и ударили по рукам. Да, всего за десятую часть стоимости. Но изначально Андрейка и на это не сильно рассчитывал. Думал, что Агафон даст меньше – в районе десяти рублей. И ему этого для зимовки вполне хватало. А тут – почти вдвое больше.
Причём малую часть цены купец дал монетой, остальное же товаром, что вполне устраивало Андрейку. Тем более что Агафон согласился приобрести парню всё, что потребуется, от своего имени, чтобы не выдавать его. А всё купленное барахлишко сговорились, что купец погрузит на свою хорошую лодку, отдав её до весны в пользование парня безвозмездно. Андрейка же для всех окружающих пойдёт на ней вроде охранника на приработке, чтобы доставить товар куда надо.
И пока Агафон суетился, решая вопросы по заказу нашего героя, тот пожил у него в гостях. Пару суток пришлось просидеть. Но с пользой. Потому как купец и холопов его накормил добро, и его самого. А ещё они мало-мальски про дела поговорили. Что почём из редких и интересных товаров.
Конечно, Андрейка рисковал, когда шёл к Агафону. Сильно рисковал. По сути, он рисковал даже тогда, когда делал эту краску. Ведь она могла легко стоить ему жизни. Да и даже сейчас – ещё ничего не закончилось, поэтому версии наследства он планировал держаться до конца. Что отец-де был на публику дурак. Но на деле прикопал немало всяких запасов на черный день. От греха подальше. И не делать пока ещё этой краски, поставив по весне Агафону другие интересные товары…
 
Глава 5
 
1552 год, 13 июля, Тула
Жизнь нашего героя у купца была нервной.
Андрейка каждую ночь, засыпая, опасался не проснуться. А этот самый Агафон мерещился ему с топором, нависающим над ним. Очень уж личностью он был колоритной.
Но обошлось.
Чтобы показать наличие «неучтённого элемента», наш герой вытащил к купцу обоих холопов и вёл себя максимально непринуждённо. Уверенно. Спокойно. Так, словно знал – его не тронут, а если и тронут, то сильно за это поплатятся. А человечек, который стуканёт, если что, кто-то ещё, а не вот эти холопы. И ловил не раз и не два задумчивый взгляд Агафона на себе.
Формально Андрейка – отрок семьи человека служилого по отечеству, то есть служащего Государю потомственно. И имеющего за это право на поместье. Такая система службы на Руси была введена дедом нынешнего монарха. Не очень давно. Но лет семьдесят с гаком уже прошло – порядка трёх поколений, из-за чего отношение к служивым уже устоялось, а о том, что было ранее, никто ничего не помнил, за исключением считаных единиц. Да и те больше опирались на байки дедов.
Так вот, убивать купцу человека в статусе Андрейки – дело поганое. Ежели узнают, то головы ему не сносить. Но это если узнают. А во все времена людей наказывали только за одно преступление – за то, что они попались. И отягчающим вину обстоятельством было то, что они признались. Так что Агафон тут, в тульском посаде, мог вести себя хорошо, опасаясь донесения. Но там, за его пределами… о да… он мог многое…
Этого-то Андрейка и боялся. Даже восемнадцать рублей – сумма большая. И терять её Агафон мог не захотеть. Но это ладно. Это полбеды. Ведь наш герой намекнул ему на то, что знает, где взять ещё интересных вещей. Что мешало купцу захотеть тесно пообщаться с Андрейкой за пределами городской округи? Чтобы шито-крыто. И под пытками выбить из него все ухоронки, на которые парень намекнул? Для того чтобы забрать всё ценное оттуда, а его самого с холопами просто прибить и аккуратно прикопать? Правильно. Ничего не мешает. Именно поэтому-то Андрейка и думал о том, как подстраховаться на этот случай, ещё с того самого момента, как бродил по тульским торговцам в первый день здесь, в XVI веке. И даже кое-что придумал. Но судьба подбросила ему новых проблем…
  
Когда наш герой уже завершил дела у купца и вышел с территории его разорённой усадьбы, его ждала весьма неприятная встреча. Один из уважаемых служилых людей с парой своих послужильцев прогуливался здесь словно невзначай.
– Андрейка! – воскликнул Пётр по прозвищу Глаз. – Ну ты и дурень!
– Чего?! – нахмурился парень и демонстративно положил руку на отцовскую саблю.
– Какой бес тебя попутал у Агафона деньги в рост брать? Куриная ты голова! – пояснил с самым разочарованным видом этот мужчина лет тридцати пяти или более того. А потом кивнул на туго набитый кошелёк на его поясе.
– Тебе какое дело до того?
– Я был другом твоего отца! И я, и мы все сильно удивлены тем, что ты не у нас остановился, а к этому христопродавцу пошёл. А теперь ещё и это…
Парень нахмурился.
Он всё же ещё не сумел должным образом адаптироваться к местной среде и своему положению. И этой специфической игре, названной впоследствии местничеством. Да, там, в XXI веке, тоже сохранялась подобная система общественных отношений, но не так явно. Здесь же проявлялась куда более ярко и вычурно. А местами так и вообще – выходя далеко за рамки неформальных отношений. Суть её опиралась на честь…
Честь – довольно странное слово с ускользающим смыслом. Когда Андрей только начинал готовиться к путешествию в прошлое, то столкнулся с этим понятием и его повсеместным употреблением. И попытался разобраться, что оно означает, придя к довольно занятному выводу. Определений этого слова он встретил достаточно много, однако все они казались ему какими-то натянутыми и далёкими от универсальности, то есть с их помощью нельзя было охватить всю практику бытования этого понятия в том же XVI веке.
А потом его озарило.
Престиж. Это просто престиж и репутация. Что прекрасно объясняло всё. Например, конная служба в поместной коннице считалась более честной, нежели в стрельцах. А стоять на службе поместным дворянином – честнее, чем послужильцем. Почему так? Потому что один вид службы был более престижным в глазах окружающих, даже если приносил меньше дохода, а другой – нет.
Родовая честь? Уважение к роду, его престиж, который складывался из поступков и публичных успехов. Участвовал отец в битве такой-то? Хорошо. Проявил себя храбрым? Отлично. Остался при сюзерене, когда все остальные побежали? Идеально. Это помнили. Этим гордились. Это ценили.
Личная честь? Так это личный престиж, который складывался из поступков и общественного мнения.
Внутренняя честь? Да то же самое. Только престиж этот внутренний и регулировался личными «тараканами».
И так далее, и тому подобное.
Так вот, жизнь в те годы была не такой, как в XXI веке. Каждый человек был на виду, даже в городе, которые были небольшими и скорее напоминали крупные укреплённые деревни. Все про всех всё знали. Постоянно болтали и распускали слухи со сплетнями. Пошёл к любовнице? Так поутру это уже станут обсуждать. И до жены всё дойдёт быстрее, чем ты успеешь придумать оправдание.
Вот и Андрейка, оставшись с ночлегом у купца, совершил оплошность. Зайти по делам – одно. Остаться на ночлег – совсем другое. Тем более что он чужой ему человек, а в городе у покойного отца хватало друзей-товарищей, с которыми он и в поход ходил, и гулянки гулял. Так что остановиться было у кого. Понятное дело, что все или почти все в разорении. И усадьбы у них не в пример меньше той, что у Агафона. Но этот поступок парня попахивал дурно и негативно влиял на личную честь Андрейки и, как следствие, его репутацию в служилой среде.
Вот один из друзей-товарищей старых отцовских и решил пообщаться. Да уму-разуму отрока поучить. Ибо тот не купец и не гоже ему с ними такую дружбу водить…