Барочные жемчужины Новороссии (СИ)

— Не придавай значения моим словам. На меня иногда находит… Пойдем собираться. На этот раз меня на борту не оставят.
Мы переехали на берег.
Море было спокойным, а на земле все бурлило. Толпа разряженных в разные мундиры офицеров радостно приветствовала прибывавших, смешивалась с ними, обменивалась новостями и искала знакомых и родственников. Громко играла музыка. Неподалеку догорал черкесский аул.
  
К нам подошёл корнет в форме лейб-гвардии Гусарского полка.
Я пристально в него вгляделся. Неужели Лермонтов, наш храбрый Михаил Юрьевич? Кажется, он бывал в этих местах[1]. Нет, совсем не похож. Какой-то напыщенный хлыщ вовсе небоевого вида.
— Почему столь велико разнообразие военной формы? — спросил заинтригованный Спенсер после обмена приветствиями.
— Сюда едут лучшие сыны отечества, желающие обрести славу и послужить отчизне! — напыщенно ответил корнет на голубом глазу.
«Ага-ага, за пьянку, дуэли и прочие непотребства вас сюда отправляют», — подумал я, но ни возражать, ни намекать об этом пикантным моменте не стал.
— А кто эти люди в черкесских нарядах?
— Вам скажут, что такова мода среди офицеров. Не верьте. Просто черкесы наловчились выбивать из своих длинных ружей тех, кто носит золотые эполеты. Вот и стали те, кто послабее духом, маскироваться.
— Вам уже довелось участвовать в сраженьях в лесах и ущельях? — решил я уточнить.
— Я служу при штабе, — гордо ответил корнет, будто это все объясняло. — Вас ждут у войлочной кибитки, где устроили ставку генерала Вельяминова, командира правого крыла Отдельного Кавказского корпуса!
«Вот же крыса штабная!» — подумал я, шагая вслед корнету.
Мы шли через настоящий военный бивуак. Одни солдаты играли в карты на барабанах. Другие просто сидели на земле с отрешенными лицами. Кто-то ужинал, кто-то пел. Один удалец отплясывал «барыню» под свист и хлопки товарищей. Спенсер брезгливо морщился, но смотрел внимательно, не упуская мелочей.
— Коста! У меня к тебе поручение, —сказал он негромко. — Здесь, в лагере, должны быть черноморские казаки. Присядь к их костру, поговори о жизни в станицах, поинтересуйся их настроениями.
Я пожал плечами.
— Попробую, мистер Спенсер.
Он посмотрел на меня с укоризной и последовал за корнетом, ничего больше не сказав. Я стал выглядывать казаков.
Уже почти стемнело. В лагере загорались костры. Один веселый унтер-офицер сунул в огонь срубленное в саду около разоренного аула молодое деревце с увядшими листьями. Поток искр взвивался в воздух, словно праздничная иллюминация.
Я нашел одну группу воинов, наряженных в синие черкески и папахи с красным верхов. Красные же погоны мне подсказали, что это именно те, кто мне нужны.
— Привет, братишки! Как служится в казаках? — спросил я, — К костру пустите передохнуть?
— Линейцы мы, — ответил седоусый воин, поправляя шашку на коленях, — Садись, коль есть нужда. В ногах правды нет.
— Благодарствую!
Я устроился, как и все, на бревнах, сложенных квадратом вокруг костра.
— Откуда сам будешь, господин хороший? — спросил меня все тот же казак.
— С корабля. С наместником прибыл, — исчерпывающе ответил я.
Все замолчали.
О чем говорить с казаками я не понимал. Ляпнуть что-то по глупости или незнанию было проще простого. А за расспросы можно было и по шапке получить.
— А ну-ка, ребята, подвиньтесь! — рядом уселся офицер, судя по эполетам на казачьей форме.
Он наклонился ко мне и тихо произнес:
— Приветствую соратного товарища!
[1] М. Ю. Лермонтов посетит Суджук-кале в следующем, 1837, году. Его друг, будущий покоритель Кавказа кн. А. И. Барятинский, мог бы принять участие во встрече со свитой Воронцова, если бы не был зимой тяжело ранен. Оба были высланы из Петербурга на Кавказ за многочисленные проказы.
  
Глава 16
 
В чем правда, соратный товарищ?
 
Небритое лицо поворотилось ко мне. Я смог рассмотреть его в подробностях.
Ничего выдающегося! Обычное русское лицо, каких тысячи. Среди кабардинцев такой типаж тоже часто встречался. Я мог бы спутать и принять офицера за кавказца. Хотя бы из-за его манеры держаться, носить чекмень, трогать газыри на груди или помахивать носком мягкого сапога без каблука, разминая натруженный сустав. Но чистая русская речь выдавала его с головой.
— Мои предосторожности, которыми я себя окружил, извиняет предстоящая миссия — ваша и моя. Я — Федор Федорович Торнау. Вы — Варакис…
— Варвакис, — поправил я его. — Коста. Или Константин.
— Прошу прощения за оговорку. Конечно, Варвакис, — улыбнулся он. — Слыхали обо мне?
— Знакомая фамилия. Где-то слышал…
— Где-то слышал… — передразнил меня седоусый казак. — Торнау каждая собака на Кавказе знает!
— Иди-ка ты, Степушка, погуляй. И товарищей своих захвати, — с мягкой улыбкой прервал казака офицер. — Мы тут пошепчемся немножко.
Казак спорить не стал. Наоборот, мягко поднялся, а не вскочил. Потянул за рукав своего соседа и, не отдавая чести, негромко ответил по уставу:
— Слушаюсь, Ваше Благородие!
Чувствовалась у казака выучка разведчика: и в его манере отвечать, и в поведении.
Торнау! Как я мог забыть! Тот самый! А это, выходит, его команда. Или те, кто в нее желал бы попасть.
— Вы — тот офицер, что в прошлом году к черкесам проник и проехал по вражеским аулам! — не спросил, а констатировал я.
— Было дело, — не стал отпираться офицер, нисколько не хвалясь. — И в этом собираюсь. Видите, даже бороду отращиваю. Маскировка!
Я смотрел на этого бесстрашного человека, поражаясь его спокойствию и обыкновенности. Ну, проник за стену Кавказа… Ну, прогулялся по вражьим тылам. Подумаешь, дело! Так, наверное, будут себя вести его потомки, «шалившие» на коммуникациях немцев. Мост взорвали? Ничего особенного… работа такая. Какой разительный контраст с щеголем из штаба!
— Зачем же вам снова ехать, коль ваше имя на слуху?
— Имя — не портрет, — рассмеялся тихо Торнау. — Бог не выдаст, свинья не съест! А причина есть — и более чем веская.
— Это какая же?
— Вы!
Он так легко все это сказал, что казалось: громыхни за его спиной из пушки — он и ухом не поведет. Сразу видно: железные нервы!
— Стоит ли подвергать из-за меня свою жизнь опасности?
— Видимо, стоит. Вельяминов так решил. Генерал наш. А его правая рука Засс, завидуя моей славе, натурально выпихивает. Езжай, мол, и подстрахуй нового лазутчика. Даже выбрать собственноручно проводников не разрешил. Лишь на вас взглянуть и представиться.
— Засс — это кто?
Торнау удивлённо на меня взглянул:
— Засс-то? Генерал. Заместитель Вельяминова. Гроза горцев. Он тут славу себе такую создал — только держись. Рубит черкесам головы и вокруг своего шатра на шестах расставляет. Утверждает, что пугает противника, используя знания психологии. А по мне, так спятил от своих жестокостей! Еще и головы эти в Берлин отправляет в антропологический музей за деньги. Алчный. Но храбрости ему не занимать. В общем, не человек, а клубок противоречий.
— Чем же вы мне поможете там, среди черкесов?
— Подобного рода путешествие счел бы я еще вчера делом, совершенно несбыточным. Но вот вы здесь. Мы сидим и обсуждаем детали. А ваш пропуск к кавказским племенам, Спенсер, в данную минуту увлекается графом де Виттом на корвет, где останется на несколько дней.
— На пароходе этот «пропуск» активно пытаются отговорить от поездки, что, прямо скажем, ей более грозит, чем помогает.
— Ох, Россия, Россия… Ничто тебя не изменит!
— Причем тут Россия?
— Да притом, что болтовню эту, небось, развели чиновничьи души! Услыхали про запрет — и рады стараться. Во всем начальству угождай! — передразнил он кого-то. — Вот же крапивное семя! Впрочем, достанет, думаю, ума твоему спутнику не обращать внимания на глупости. Нам же следует многое обговорить…
  
— Что же мы можем обговорить? Пятьсот верст побережья. Где будет высадка, неизвестно. Когда? Надолго ли? Кто встретит? Как встретит? Сможем ли уйти? Одни знаки вопросов…