Служебное расследование (СИ)

Люба разбирала курортные карты тех, кто прибыл для оздоровления в прошедшие четыре дня. Врачей санатория интересовало, прежде всего, здоровье пациентов, а не личная информация, потому подноготную каждого вновь прибывшего никто не изучал.
Интересно, кто же этот кто? Разложив карты по возрастам отдыхающих, Люба взяла в руки документы некоего Миронова Якова Александровича сорока трёх лет отроду. Почему-то именно он вызвал особый интерес. А интуиция редко подводила Любу. Изучая бумаги, она нахмурилась: человек приезжает сразу после обострения гастродуоденита. Вот это зря, очень зря! Теперь она ещё больше уверилась в том, что Яков Александрович появился в «Ключиках» неслучайно. Врачи не дали бы направление в санаторий практически в период обострения. А Яков Александрович приехал по бюджетной путёвке.
Задумавшись, она продолжала изучать карту Миронова, когда в двери постучали.
На пороге возник высокий крепкий мужчина средних лет, подтянутый, приятной наружности.
— Здравствуйте! Смолякова Любовь Евгеньевна? — приятным баритоном поинтересовался вошедший.
— Здравствуйте! Да. Чем обязана? И с кем имею честь? — Люба поднялась.
Посетитель без приглашения вошёл и устроился у стола Любы. Она тоже опустилась обратно в кресло.
— Меня зовут Яков Александрович Миронов, я представитель министерства здравоохранения. Позавчера прибыл в «Ключики» с целью проведения служебного расследования.
«На ловца и зверь бежит… А я не ошиблась, это радует».
— И что конкретно расследуете? — Люба хвалила себя за интуицию, но понимала, что Колю выдавать нельзя. «Ревизор» не должен догадаться о её осведомлённости.
— Расследую многочисленные обращения граждан с жалобами на работу санатория и конкретно на вас, Любовь Евгеньевна!
Глядя на главного врача, Миронов почему-то вспомнил фильм о друзьях Петрове и Васечкине. Этот фильм в детстве он смотрел каждые каникулы. Друзья там были влюблены в одну и ту же девочку, Машу Старцеву. Любовь Евгеньевна удивительно эту Машу напоминала. Как пить дать, вечная отличница! Только у Маши были косички и банты, а прямые гладкие волосы Любови Евгеньевны подстрижены под короткое модное каре.
Ему кажется, или госпожа Смолякова совсем не удивлена его рассказу? Либо настолько хорошо держит удар.
— Поскольку прибыли для расследования, расследуйте. Вам будет оказано любое необходимое содействие, предоставлены все документы.
— Спасибо, Любовь Евгеньевна! Навскидку пока могу лишь заметить, что не обнаружил ничего из того, о чём сообщается в многочисленных опусах. Вот список документов, которые необходимы мне для изучения. Надеюсь, я получу доступ к ним уже сегодня?
— Безусловно, Яков Александрович! Вы также можете беспрепятственно подойти в бухгалтерию, отдел кадров и архив. Я сейчас всех предупрежу.
Миронов кивнул, и Любовь Евгеньевна некоторое время звонила подчинённым. Она наблюдала за Яковом Александровичем, который изучал бумаги, предоставленные ею прямо сейчас.
Он бледен. Ей не нравится цвет его лица. Хотя мужчина очень приятный. Тёмно-русые, немного вьющиеся волосы, чуть длиннее обычного, почти как у Коли, только Коля блондин. Скуластое лицо, большие тёмно-серые глаза, взгляд внимательный и немного ироничный. Красивый профиль, ямочка на подбородке, выразительные брови. Руки крепкие, красивые, с длинными пальцами. Обручальное кольцо. Тонкий серый свитер, красиво облегающий плечи. Дорогие джинсы.
Кожа ближе к смуглой, но уж очень бледен… Анемия?
— Вы хорошо себя чувствуете? — не выдержала Люба.
— Вполне. А что со мной не так? — оторвав взгляд от бумаг, Миронов внимательно посмотрел на Любу.
— Мне как специалисту не нравится ваша бледность.
— Так себе комплимент, Любовь Евгеньевна! — удивился Миронов. — У меня обострение гастрита было совсем недавно, боли. Видимо, с этим всё и связано.
— Тогда поосторожней с процедурами, хорошо, Яков Александрович? Вы ведь врач, должны понимать.
— Понимаю. Тем более, вы уже в курсе, кто я и зачем здесь, так что от процедур откажусь сегодня же. Скажите, Любовь Евгеньевна, кто может желать вам зла настолько, чтобы буквально забрасывать министерство жалобами на вас и на санаторий?
  
— Честно? Понятия не имею.
— А по поводу вашей связи с главным врачом Центральной городской больницы? Вымысел или нет? Может, причина кроется как раз там?
— Серьёзно? Меня удивляет, что представитель министерства озабочен такой странной проблемой, — усмехнулась Люба. — Может, меня ещё на ковёр вызовут и пропесочат?!
— И тем не менее, озабочен, — выпрямился Миронов.
— Связь имела место быть двенадцать лет назад. Дела давно минувших дней. С тех пор, как Николай Андреевич женился, никакой связи нет.
Миронов снова кивнул, пожал плечами. Значит, он ошибся в истоках проблемы.
— Яков Александрович, — Люба напомнила о себе, потому что он так и сидел у её стола, изучая документы. Он вообще собирается уходить? Бумаги можно изучать в номере. К тому же, его ждут в бухгалтерии, в отделе кадров и в архиве. Люба хотела бы всё это сказать вслух.
— Мм? — Миронов поднял бровь, не отрывая взгляд от бумаг.
— Давайте, сделаю вам УЗИ брюшной полости? И анализы сдадим? — выпалила Люба неожиданно даже для самой себя, что уж говорить о «ревизоре».
— Нет, не надо, спасибо, Любовь Евгеньевна! Я же обследовался в клинике при министерстве, когда собирался сюда, — Миронов вдруг улыбнулся.
А Любе вдруг понравилась его улыбка.
— Ну если в министерской клинике… Тогда, конечно, не надо, — усмехнулась она.
На следующий день у Любы было ночное дежурство. Вечер прошёл спокойно, не было ни одного обращения. Она пила чай и думала о том, не прилечь ли отдохнуть на пару часов.
Саша сказал, что как только он устроится на работу, мама должна прекратить дежурить по ночам. А он уже почти устроился, хоть и собирался отдыхать две недели. Купил машину, и на авторынке познакомился с владельцем нескольких точек автосервиса. Тому как раз нужен старший механик в один из самых крупных гаражей.
Сможет ли Люба оставить ночные дежурства? Ведь для большинства врачей такой ритм работы — уже необходимость, образ жизни.
Вспомнился Миронов. Интересно, как продвигается проверка? Вчера он обещал, что непременно ознакомит Любу с результатами служебного расследования.
И вот опять, лёгок на помине, Яков Александрович появился в дверях ординаторской, стоило лишь о нём подумать.
Но выглядел он сегодня очень странно. Во-первых, он был в пижаме. Во-вторых, лицо его было ещё бледнее, чем в прошлую их встречу.
Облокотившись рукой о косяк двери, он приостановился, поздоровался и как-то буднично сказал:
— Хорошо, что сегодня дежурите вы, Любовь Евгеньевна! Сможете мне всё же сделать УЗИ, которое предлагали? Что-то мне совсем…
Любе показалось, что он начал оседать на пол, но ему удалось удержаться на ногах, вцепившись в косяк двери.
— Вам плохо? — Люба в секунду подскочила к Миронову, и ей каким-то чудом удалось довести его до кушетки, уложить. Он казался ей таким огромным, а она-то ведь… «маленькая собачка».
— Что-то как-то да, совсем ни к чёрту, — глухо отозвался Яков, прикрыв глаза.
Люба, которая уже была уверена в том, что необходимо экстренное хирургическое вмешательство, вызвала скорую. Живот трогать боялась, только посмотрела.
На лбу Миронова выступила испарина, и в то же время Якова Александровича трясло, как в лихорадке.
Люба молилась про себя, а вслух пыталась успокоить пациента, обтирала его лицо, убирала непослушные волосы со лба.
— Болевой порог высокий у тебя? — она по часто встречающейся среди врачей привычке перешла вдруг на «ты». — Боль крепко терпишь обычно?
— Да. Практически не боюсь боли… но только не такой, как сейчас.
Конечно, не хотелось перед женщиной выглядеть слабаком, хоть женщина и врач. Но сейчас было не до того, чтобы держать лицо. Миронов вдруг подумал, что до утра вряд ли доживёт.