Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ)

Он наклонился и поднял лиса на руки. Тот повис как меховое манто, довольно облезлое, надо признать. Моя утраченная горжетка выглядела куда представительнее.
— Присмотрите заодно, — согласился Тимофеев.
Владимир Викентьевич кивнул и направился к лестнице, оставив нас.
— Его знатно приложило. Что за ритуал он проводил?
Тимофеев всё же был слишком любопытным. Но даже если бы у меня появилось желание ответить, сделать бы я это не смогла — клятва не дала бы.
— Извините, но это не моя тайна.
— Нет так нет, Елизавета Дмитриевна, — легко согласился он. — Время уже позднее. Вы не передумали завтра к следователю?
— Разумеется, нет.
— Тогда я, пожалуй, зайду утром. Необходимости в моей помощи нет, — решил он и уверенно направился к выходу.
Подскочившая горничная подала ему пальто и шляпу.
— Я вам необычайно благодарна за всё, что вы сделали для несчастного Ли Си Цына, — спохватилась я. — А с Борисом Павловичем точно будет всё в порядке?
— Не такой уж он несчастный. А точно или не точно будет известно, только когда он в себя придёт. Умирать вроде передумал.
— А когда он в себя придёт, Филипп Георгиевич? — уточнила я, когда Тимофеев стоял уже на пороге.
— Скорее всего, к утру.
Но к утру Ли Си Цын в себя так и не пришёл. Продолжал то ли спать, то ли находиться в бессознательном состоянии. Одна радость — язык уже не свешивался из пасти, а сам зверь не валялся тряпочкой, а свернулся во вполне себе узнаваемый клубок. Пришлось Владимиру Викентьевичу остаться с ним, и к следователю мы пошли вдвоём с Тимофеевым.
  
Глава 35
 
Несмотря на договорённость о том, что следователь примет нас поутру в определённое время, пришлось засесть в приёмной. Суровой такой приёмной, с позолоченной табличкой на двери и важной секретаршей, встающей стеной на пути желающих попасть в кабинет. В моём представлении следователи должны быть обрамлены антуражем поскромнее, но этот, видно, занимался исключительно делами императорской фамилии и должен был соответствовать. Поэтому и принять нас вовремя никак не мог: то ли действительно был занят, то ли показывал свою важность — боги его знают. Но возможно, это и к лучшему, так как буквально через пять минут появились родители Николая. Анна Васильевна выглядела настолько хищно, что возникни здесь Ольга Александровна — выдранными волосами бы не отделалась. Волчица собиралась защищать своего волчонка до последнего, пусть тот был уже взрослый и немного хомяк. Пётр Аркадьевич тоже выглядел скорее собранным, чем встревоженным неопределённой участью сына. Правда, ни следа его обычной жизнерадостности на лице не было. Как ни странно, сейчас он тоже выглядел хищником, вышедшим на тропу войны. И даже больше хищником, чем жена. Я даже засомневалась: возможно, я не всё знаю про хомяков.
— Лиза, что вы тут делаете? — удивлённо спросил Пётр.
— Ждём, когда нас примет следователь.
— Вас вызывали?
— Мы, точнее, Филипп Георгиевич, договорились о встрече, — я указала на спутника, не желая присваивать чужие достижения. — Анна Васильевна, Пётр Аркадьевич, позвольте вам представить Филиппа Георгиевича Тимофеева, заведующего лабораторией целительских артефактов.
Анна Васильевна на Тимофеева отвлекаться не стала.
— И зачем вам понадобилась встреча со следователем? — нехорошо прищурилась она, наверняка вспомнив, что читала про меня в газетах. 
Я бы сама отнеслась с подозрением к той, кто якшается с членами императорской фамилии., И пусть это происходило исключительно на газетных страницах, но она-то этого знать не может.
— Потому что у вашего сына на это время есть алиби, о котором он ни за что не скажет. А я скажу. Потому что считаю, что он не должен страдать из-за излишней щепетильности.
Родители Николая переглянулись.
 
— Правильно ли я понимаю, Лиза, — чуть смущённо сказал Пётр Аркадьевич, — что в это время он был с вами? Но даже если это так, получится ваше слово против слова Ольги Александровны. И боюсь, её слово весит намного больше. 
— Кроме моего слова, есть ещё слово моей служанки и журнал посещения университета, выписку из которого Филипп Георгиевич предусмотрительно взял.
— Действительно, предусмотрительно, — одобрил Хомяков. — Журнал мог бы и пропасть. 
— Выписки тоже могут пропасть, — пессимистично заметила Анна Васильевна. — Саша говорил, что дело находится на контроле императора и его очень сложно будет урегулировать.
— Но можно, если вы перепишете на него железнодорожные акции, Анна Васильевна? — предположила я.
— Откуда вы знаете? — удивился Пётр Аркадьевич. — Волков, конечно, не делал секрета из своего желания заполучить наши акции, но и не говорил об этом при посторонних. И да, перед тем как что-то предпринимать, он выставил условие: заключить договор о передаче ему акций, когда ситуация с Николаем разрешится благополучно.
Вот ведь какой штабс-капитан: и там, и тут желает успеть и получить выгоду. Только не зря же в народе говорят: за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. Так и Волков не получит ни меня, ни акций. 
— Акции ему отдавать нельзя, — заявила я, почему-то почувствовав себя самым настоящим хомяком, на имущество которого покушались. Конечно, к акциям я пока ещё не имела никакого отношения, но и иметь не буду, если они отойдут Волкову. — Мне кажется, штабс-капитан вообще в сговоре с Ольгой Александровной. Слишком уверенно он утверждает, что поможет.
Анна Васильевна посмурнела, словами про родственника я явно прошлась ей против шерсти, и пусть наверняка она сама подумывала об этом, но не возразить не могла:
— Слишком серьёзное обвинение. И бездоказательное. Или у вас есть доказательства, Лиза?
— Нет у меня доказательств, — вынужденно признала я. — Но считать вашего племянника белым и пушистым всё равно не могу: он слишком много давал поводов думать о нём плохо.
— Вот как?
Хомяковы опять переглянулись: видно, не рассказывал племянник Анне Васильевне о наших частых встречах, да и о разрешении Фаины Алексеевны тоже наверняка умолчал. Впрочем, оно сейчас всё равно не имело силы.
Расспросить меня не успели, поскольку дверь открылась и впустила обсуждаемую персону. Штабс-капитан выглядел вполне довольным жизнью до тех пор, пока не увидел меня.
— Лиза, что вы здесь делаете? — не тратя время на приветствия, спросил он.
— У меня есть неопровержимые доказательства того, что в то время, когда было совершено покушение на Ольгу Александровну, Николай был совсем в другом месте. Со мной.
Тимофеев недовольно кашлянул. Наверное, будучи главой клана, нужно больше беспокоиться о внешних приличиях, но для меня они сейчас были куда менее важны, чем судьба Николая. Волков же расплылся в столь хищной улыбке, что я подумала: а не идёт ли сейчас всё так, как ему нужно? Или просто штабс-капитан натренирован игрой в покер и хорошо блефует?
— Лиза, с вашей стороны это непредусмотрительно, — сказал он. — Беспокойство о ближних — весьма похвальное качество для столь юной барышни, но ещё больше она должна переживать, что о неё будут думать окружающие. О ней и о клане. Что скажет Фаина Алексеевна? Уверен, она ничего не знает, а когда узнает, будет резко против такого урона вашей репутации. А поскольку вы лицо несовершеннолетнее, увы, только она будет решать, выступите ли вы свидетелем на суде. И боюсь, её решение будет однозначно не в пользу бедного Николая.
 
— Саша, как ты можешь так говорить, — возмутилась Анна Васильевна. — Речь идёт о судьбе Коли.
— Боюсь, Анна Васильевна, что судьба внучки для Фаины Алексеевны окажется куда важнее судьбы вашего сына. Ведь после того, как Лиза выступит на суде, единственной возможной партией для неё станет Николай.
— Мы не возражаем, — торопливо сказал Пётр Аркадьевич.
Но Волков не обратил ни малейшего внимания на его ремарку и продолжил: