Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века

Но время шло, а долгожданный корабль не появлялся.
Многие опасались, что Сегюи, который покорил уже всю северную часть острова, сам пойдет войной на страну Таранаки. Но Джеймс Маури считал это маловероятным.
— Сегюи не так глуп, — говорил он. — Ему отлично известно, что у нас в горах мы подстережем его где-нибудь в ущелье и сверху забросаем камнями. Нет, он ждет, чтобы мы сами пришли к нему. Едва наши горы останутся у нас за спиной, мы со своим жалким вооружением будем перед ним бессильны.
Так тянулось это утомительное ожидание неминуемой войны.
  
Перебежчик
 
Однажды Отако получил ошеломляющее известие, что с севера вошло в горы полчище каких-то людей, среди которых одних воинов не меньше тысячи человек. Судя по слухам, они были очень похожи на сторонников Сегюи, так как несли множество ружей. Но вели они себя очень странно: вместо того чтобы громить горные деревушки, они обращались с их жителями как с друзьями, всюду поносили Сегюи и громко восхваляли Отако. Дойдя до подножия горы Эгмонт, они остановились там большим лагерем, а вождь их пошел к Таранаки один.
Когда он вошел в хижину верховного вождя, там кроме Отако находились Эмаи, Джеймс Маури и Рутерфорд. Незнакомый вождь, ни на кого не глядя, упал перед Отако на колени. Отако молчал, ожидая, что будет дальше. Только огромное перо птицы моа слегка колыхалось у него на голове. Незнакомец тоже молчал. И вдруг тишина была прервана яростным криком Эмаи:
— Я знаю его! Это Тогаре, верная собака Сегюи. Я видел его, когда горела моя деревня. Он стоял, глядел на пламя и громко смеялся.
Эмаи схватил пришельца за горло и занес над ним свой мэр.
— Остановись! — крикнул Отако. — Пусть он говорит. А убить его мы всегда успеем.
Эмаи отпустил свою жертву и, глухо ворча, сел в угол.
— Я пришел к вам один, вожди, — заговорил Тогаре, — и вам, конечно, нетрудно убить меня здесь. Но раньше выслушайте меня. Да, я и все мои воины сражались вместе с Сегюи, потому что Сегюи — верховный вождь моего племени. Да, ты прав, Эмаи, я был твоим врагом и радовался, когда горела твоя деревня. Но теперь я твой друг, Эмаи. Я твой друг, потому что у нас есть один общий враг. Этот враг — Сегюи.
Тогаре начал говорить спокойно. Но тут он заволновался. Все слушали его с напряженным вниманием.
— Сегюи покорил весь наш остров, — продолжал Тогаре. — Одно только племя Таранаки осталось ему неподвластно. Он опустошил вражеские земли, и в деревне его больше мертвых голов, чем живых. Рабы ходят за ним толпой: он их кормит свининой, а сам ест только человеческое мясо. Но он считает, что мы, вожди его племени, тоже обязаны служить ему, как рабы. Он забыл, что это нашими руками и руками наших воинов он добыл все свои победы. Мы сражались за него в боях, а теперь он отнимает у нас нашу добычу и снимает частоколы наших селений, селений своего собственного племени, чтобы мы, его младшие вожди, не могли восстать против него. Он всегда был кровожаден и труслив, но, с тех пор как побывал за морем у белых людей, стал еще кровожаднее и трусливее. Я не в силах был терпеть, вожди, и я не вытерпел! — кричал он. — Я поднял жителей трех селений нашего племени и привел их к вам. У меня тысяча воинов и шестьсот ружей. Все мои воины рвутся в бой. Все они стремятся освободить свое племя. Я пришел сюда спросить вас, вожди, согласны ли вы идти вместе с нами войной против Сегюи?
Тогаре замолчал, пристально глядя в лицо Отако. Маури нагнулся к Рутерфорду и сказал ему по-английски:
— У нас двести ружей, у Тогаре шестьсот. Итого восемьсот. У Сегюи осталось всего тысяча четыреста.
Отако вопросительно взглянул на Джеймса Маури. Тот кивнул ему. Тогда вождь племени Таранаки встал и торжественно произнес:
— Мы принимаем твою дружбу, Тогаре. Завтра утром можно выступить в поход.
Эмаи хмуро взглянул на своего бывшего врага, но, не сказав ни слова, пошел собирать своих воинов.
  
Перед боем
 
Всю ночь к селению Отако шли люди из соседних деревень.
 
Частокол не мог вместить всех, и они располагались табором на окрестных холмах. До утра горели огромные костры, до утра гремели хвастливые песни. Все радовались предстоящей войне, как празднику, все заранее торжествовали и ликовали. Этот воинственный народ не знал никакого другого счастья, кроме боя.
Во всем стане не радовался только один человек — Рутерфорд. Ему не хотелось покидать берег, возле которого каждый день мог появиться корабль, и снова идти внутрь страны. Но что делать — нужно было подчиняться. Он взял ружье, мэр, топор, пистолет, нож, запас провизии на несколько дней, запер свой дом и присоединился к воинам Эмаи.
К нему подошла Эшу.
— Я пойду вместе с тобой, — сказала она. — Я не отстану от тебя ни на шаг. Дай мне ружье. Я понесу его.
По новозеландским обычаям, женщины часто сопровождали мужчин во время военных походов и несли часть их оружия. Рутерфорду не хотелось расставаться с Эшу, и он охотно согласился взять ее с собой.
Утром все войско вышло в путь и к вечеру у подножия горы Эгмонт соединилось с воинами Тогаре, которые в знак радости дали залп в воздух из своих шестисот ружей. Теперь под начальством Отако было по крайней мере пять тысяч бойцов — по новозеландским представлениям, огромная армия.
Два месяца шли они по превращенной в пустыню стране, охотились, жгли костры, пели песни. Путь войску указывали Тогаре и Эмаи, превосходно знавшие местность. Пепелища деревень, которые Рутерфорд видел два года назад, теперь заросли высокой травой, а давно не хоженные лесные тропинки утонули во мху. Зато всякой дичи расплодилось множество, и Рутерфорд без труда убивал каждый день несколько киви или куропаток. Эшу собирала для него съедобные растения — корни папоротника, дикий сельдерей. По вечерам они вдвоем разводили маленький костер в стороне от остальных и сытно ужинали, сидя друг против друга.
Чем больше становилось расстояние, отделявшее войско от страны Таранаки, тем осторожнее были вожди. Они опасались засады. Каждый день вперед высылали разведчиков, которые, заметив врагов, должны были немедленно предупредить о них Отако.
Однажды эти разведчики привели с собой в лагерь человек триста каких-то незнакомых воинов, из которых не меньше половины имели ружья. Воинами этими предводительствовал молодой вождь. Он упал перед Отако на колени, расцарапал себе лицо и заявил, что не хочет больше подчиняться Сегюи и желает вступить в армию племени Таранаки. По его словам, он всего три дня назад покинул армию Сегюи. Все воины Сегюи, говорил он, возмущены бессмысленными притеснениями, которые терпят от своего правителя, и будут сражаться без большой охоты. Да и этого ненадежного войска у него осталось совсем не так уж много — всего тысячи три, так как лучших своих бойцов Сегюи предал казни, боясь соперничества. В страхе перед армией Отако он собирался даже вооружить своих бесчисленных рабов, но отказался от этого плана, опасаясь измены.
— Вперед! — закричал Эмаи, дрожа от радости при мысли, что ему наконец-то удастся отомстить врагу.
— Вперед! — воскликнул Джеймс Маури, весело потирая руки.
— Вперед! — приказал Отако.
Войско быстро зашагало по лесу, предвкушая победу и богатую добычу.
Через два дня обе враждебные армии встретились на берегах мелкой, но довольно широкой речки.
Левый берег заняли воины Отако, правый — воины Сегюи. К удивлению Рутерфорда, обе стороны, вместо того чтобы немедленно ринуться в бой, остановились и принялись внимательно смотреть друг на друга. Рутерфорд и сам с любопытством рассматривал вражеский стан. Он сразу заметил, что войско Сегюи по крайней мере вдвое меньше, чем войско Отако. Но ружей у Сегюи все же было больше.
Рутерфорд подошел к вождям, стоявшим у подножия сосен.
— Почему не начинается битва? — спросил он.
— Мы хотим, чтобы Сегюи первый напал на нас, — ответил Отако. — Когда его воины станут переходить через реку, нам легко будет стрелять в них.