Рысюхин, что там у вас налито? (СИ)

— Хотелось бы ещё знать, откуда она берёт те эклеры и деньги на них в таком количестве!
Но тут уж мы с Ириной оба сделали вид, что вопрос не к нам и вообще мы ничего не слышали. Поскольку один являлся тем самым источником, а вторая черпала из него вровень с Василисой, разве что тратила полученные средства аккуратнее — а может и копила, кто знает. Хм, а где же ещё одна «Мурлыкина», а именно Варвара, она же Мявекула? Спряталась от незнакомых, или её спрятали, на всякий случай? Кошечка уже перевалила за пять месяцев и перешла из стадии «табуреточки» в «скамеечку», заметно изменившись внешне. Что осталось неизменным — так это непроглядная, бескомпромиссная чернота. Часто казалось, что она поглощала весь падающий свет, настолько, что порой воспринималась на глаз как плоское чёрное пятно, дыра в мироздании.
Застолье шло своим чередом и после второй перемены блюд понемногу неизбежно разбилось на отдельные группы. Ядро одной составили профессор, бабуля и Екатерина Сергеевна, во второй компании собрались сёстры Мурлыкины и их подруги, а третью, так уж и получилось, составили служащие Корпуса — я, двое моих коллег и Мурлыкин. Разговор как-то незаметно соскользнул на рабочие темы, но из-за наличия на каждом клятв о неразглашении, причём у каждого разных, оказался ограничен в основном байками да обсуждением разногласий между службами.
— Нет, что ни говорите, а такого бардака, как в полиции — у нас, слава богам, нет. Почитал я их рапорты — не знал, плакать или смеяться. «Удар нанесён тупым, тяжёлым предметом, предположительно — головой», каково?
«Эй! — возмутился дед. — Это из моего мира байка! Один в один!»
«Видимо, есть вещи, неизменные во всех мирах, что-то общее для них».
«Идиотизм, что ли?»
Тем не менее, я решил вмешаться справедливости ради…
— Ну, у нас тоже хватает шедевров. Уж не буду вспоминать пресловутый и многострадальный подсвечник, — тут все заухмылялись. — И не буду поминать всуе инструкции и наставления, порой трудно поверить, что их люди пишут, а не какие-то изнаночные монстры — всё-таки одиннадцать и более существительных в родительном падеже подряд влепить, это нечеловеческую логику надо иметь.
В этом моменте ухмылками не ограничились, раздался здоровый мужской смех, а кое-кто даже начал вспоминать примеры.
— Позвольте мне всё же закончить. Так вот, сопроводительные записки и обоснования для экспертиз — ограничимся ими. Сейчас вспомню последний шедевр… Вот: «Сим направляются образцы, с целью установить обстоятельства, споспешествовавшие осуществлению наступления причин смерти трупа покойного», а? Каково?
— Яшка Лопатин, — ни секунды не колеблясь назвал автора Мурлыкин. — Узнаю руку мастера.
После того, как стихли первые раскаты смеха, он объяснил:
— Человек искренне уверен, что умением использовать «умные» слова и заворачивать конструкции «как у господ» он повышает свои шансы перейти из патрульных в следствие. На самом деле — наоборот, читая и расшифровывая такие чудовищные эпистолы — а вам сильно повезло, что смысл понятен ранее, чем с пятого прочтения — начальство звереет и требует «сослать придурка в патруль до скончания века». Но пусть об этом у его шефа голова болит, благо что он не в моём отделении.
— А помните этот шедевр, особенно примечание? «Предоставить образцы распиваемых фигурантами спиртосодержащих жидкостей не представляется возможным в связи с наличием их отсутствия», и потом в скобочках: «Всё выжрали сволочи», и три восклицательных знака!
— Без примечания это бы не было шедевром. А так — просто крик души!
— Ага, не похмелённой после ночи с тридцать первого декабря на второе января!
— Вы смеётесь, а он пришёл на вызов на пьяный дебош, неся с собой определённые надежды — и застал там только запах от выпивки.
— И пустые бутылки из-под коньяка, которые к нам и прислал в попытке выяснить — настоящий он там был или фальшивый.
— Ага, чтобы точно знать, как сильно расстраиваться!
В общем, хорошо посидели, душевно, даже расходиться не хотелось, но надо было и честь знать. Но тут внезапно оказалось, что бабуля к моей бурной зависти остаётся ночевать в гостях, потому что ей с Машиной мамой «ещё очень многое надо обсудить, а времени мало». Маша тоже только рукой помахала из недр своей компании. Так что мы переглянулись, распрощались с хозяевами и вышли по одному, собравшись снова в заранее оговорённом гостиничном ресторане, куда минут через пять подтянулся и Мурлыкин, заявивший:
 
— Нехорошо бросать старшего товарища в опасности, например — в агрессивной среде. Я же в том бабском царстве один не выживу!
В итоге посиделки закончились незадолго до закрытия заведения, могилёвские знакомые разъехались по домам, а я отправился ночевать в заранее, ещё на этапе сбора компании, снятый номер. Дед, которому я время от времени «давал порулить» тоже остался доволен проведённым вечером.
Засыпая, я ещё подумал, что на моём месте у девушки, возникни у неё желание записать прошедший день в дневник на память, ушло бы только на описание одежды основных участников больше бумаги, чем мне может потребоваться на все события со всеми достойными упоминания подробностями.
«Ага, конечно. „Дорогой дневник! Сегодня бухали с тестем. Ещё вроде договорились о чём-то с Машкой, завтра надо уточнить, о чём именно“ — как-то так, да? Га-га-га!»
«Вот за что мне это? Этот гусь в голове? И как мне засыпать под такое ржание⁈»
«Под ДРУЖЕСКОЕ ржание! И не иначе — точно, как в песне[2] поётся!»
«Таких друзей, как ты сам говорил — за хобот, и в музей!»
«О, молодец! Такими темпами я из тебя за лет десять на человека похожим сделаю!»
[1] Сваты проверяли, какая из будущей невесты хозяйка. Давали много разных заданий, со всеми она справилась. Наконец, последнее — побелить печку. Та сняла где надо старую побелку, где надо подмазала глиной, раствор сделала — и тут оказалось, что в доме нет ни одной кисточки. Невеста в слёзы — не справилась, сваты утешают, что это не её вина, потому задание засчитают. Утром просыпаются — печь побелена! Как? А она ночью деду бороду состригла, сделала из неё кисточку — и всё покрасила. Сваты в восторге, поехали за родителями жениха. Едут назад, глядь — дед на берёзе около ворот сидит, на самой макушке.
— Дед, ты чего там?
— Эта ваша, хозяйственная, пироги затеяла!
— Вот умница! И что с того?
— А то, что яиц в доме нет!!!
[2] Заглавная песня из м/ф «Большой секрет».
  
Глава 3
 
Утром перехватил бабулю — благодаря мобилетам сделать это оказалось легко и удобно — и повёз её с собой в Буйничи, поскольку бабушка не просто наотрез отказалась ехать домой одна, но ещё и заявила о каких-то незаконченных делах, связанных с Надеждой Петровной. Для разнообразия, и чтобы лучше познакомить с городом, я повёз её по воде. Идея использования «какой-то лодки» в качестве замены пригородному поезду родственницу сперва удивила и восторга не вызвала. Но потом, когда судёнышко резво скатилось вниз по течению, мнение поменялось:
— Надо же! И быстрее, чем на извозчике, и не трясёт, и прохладно от воды. И при этом ещё и дешевле!
— Справедливости ради, вместо тряски есть качка, и некоторых укачивает сильно. Да и от воды порой попахивает — то болотом, то ещё чем. А самое главное — идти до академии прилично.
Хорошо хоть, что два из трёх бабушкиных чемоданов оставались всё это время в Буйничах, тащить пришлось только один, и тот полупустой.
Сборы долгими не были: все вещи, из которых вырос, я отдал работницам общежития «на тряпки», хотя, как мне думается, многие ещё послужат новым владельцам. Камерой хранения пользоваться смысла не было, раз уж комната, по словам ректора, была закреплена за мной до конца обучения. Но и доверять сохранность вещей дверному замку при том, что как минимум однажды в моё отсутствие даже мебель поменяли. Так что ничего по-настоящему ценного я здесь оставлять не буду, благо за вычетом оставленной одежды (парадный костюм бабуля упаковала обратно в свои чемоданы, мне не доверив) всё должно было поместиться в баул и саквояж, даже место оставалось.