Южный поход (СИ)

— У занудливых голов там, в столице, много времени, — сказал он. — Пусть сами подыщут название и сообщат нам, а заодно пусть пришлют резервы и припасы.
С новостью об основании новой точки на карте и просьбой о снабжении он отправил в Санкт-Петербург очередного гонца. Мы продолжали поход, но уже гораздо медленнее. Лошади здорово устали за эти дни и теперь выбивались из сил.
Армия ехала на подводах до обеденного привала. Как и всегда делал Суворов, он отправил вперед поваров, чтобы к моменту прибытия к месту отдыха обед был готов и солдаты, не теряя времени на ожидание, могли сразу отведать горячей пищи.
После отдыха прозвучала команда дальше идти пешком, чтобы дать отдохнуть ездовым животным.
— Батюшка наш Александр Васильевич желает, чтобы мы совсем не разжирели, лежа на повозках пузом вверх, — говорили солдаты.
Видимо, Суворов и в самом деле считал, что на подводах армия чересчур расслабится и ослабнет. Он приказал войскам идти до вечера ускоренным маршем. Днем прошел дождь и ноги солдат намокли. Жара сменилась осенней стужей, хотя в степи стоял самый настоящий летний месяц. Я никогда бы не подумал, что на юге может быть так холодно. Но солдаты не роптали, а бодро шли в полном снаряжении, да еще и пели весь день самые разные песни.
Ближе к вечеру началось самое интересное. На горизонте снова показалась темная полоса. Прискакали казачьи разведчики и сообщили, что с юга снова едут казахи. На случай возможного столкновения я решил вероломно покинуть мушкетеров и перебраться поближе к полководцу, чтобы посмотреть, как он управляет войсками. Приехав к командующему, я обнаружил его в открытой повозке и изучающим казахский язык в компании с татарским переводчиком. Рядом ехали на конях генералы и командующие.
— Это мой посланник расстарался, — сказал Суворов, когда узнал о приближении кочевников и имея в виду Атаке бия. — Вон как быстро примчались. Ну что же, посмотрим, какой ответ он принес. Очень надеюсь, что разумный.
Я тоже надеялся на это, потому что, как бы не храбрился Суворов, ему нужно было по возможности сохранить целой и невредимой свою чрезвычайно растянутую линию снабжения. Конечно же, ему вряд ли удалось бы сделать это до самых границ Индии, но категорически желательно было протянуть каналы снабжения через всю безлюдную степь, хотя бы до густонаселенных городов Средней Азии.
— Я заглянул в глаза этим дикарям, — заявил один из полковников, по фамилии Штейнвер, заведовавший полком пехоты. — И скажу вам со всей определенностью, они понимают только самое жестокое обхождение. Их надлежит победить, пленить и разделить на три части, одну тут же уничтожить на глазах других, вторую послать на каторгу, а третью оставить здесь, в совершеннейшей покорности.
Суворов, не любивший ненужной жестокости, поморщился.
— Подобная лютость приведет сей край в полное волнение и навсегда оттолкнет киргиз-кайсаков от нас, — ответил он, отвергая вредный совет. — Более того, это поставит под угрозу весь наш поход, поскольку мятежники с легкостью перережут нашу линию снабжения. Вы хотите сгинуть в бухарских песках или замерзнуть в памирских снегах? У кого есть другие предложения?
— Отпустить плэнных, пусть идут с Богом, — беззаботно сказал Багратион.
Суворов улыбнулся.
— Князь Петр, пленных сначала захватить надо, а где нам взять столько коней? Киргиз-кайсаки известны чингизидовой тактикой, столь ужасной, сколь и разумной. Сначала они нападают, осыпают стрелами, а при малейшей опасности уходят назад и растворяются в степи. Это тоже самое, что гоняться за мухами или комарами, сам устанешь, а никого не поймаешь.
К повозке начальника потихоньку подъехали другие офицеры и услышали слова Суворова.
— Пушки догонят любого коня, ваше сиятельство, — заметил Барклай де Толли и Александр Васильевич быстро глянул на императорского посланника.
— Это само собой, но разве ж киргиз-кайсаки теперь подойдут на пушечный выстрел? — спросил он. — Они будут всячески уклоняться от сражения и тревожить нас назойливыми и едкими укусами. Пока мы сильны, это не страшно, но стоит ослабнуть, как они тут же воспользуются нашим положением.
 
— Можно устроить полевой лагерь и заманить туда сих необразованных в военном искусстве варваров, — продолжал Барклай де Толли.
Суворов снова поморщился.
— Можно, но это ж сколько времени утечет, прежде чем они отважатся к нам заглянуть? К тому же не так и глупы эти варвары, как вы их кличите, генерал. Нет, за кого вы принимаете меня? За мокрую курицу, способную лишь спрятаться в курятнике и выставить задницу наружу?
— Их надобно атаковать силами легкой конницы, — сказал Милорадович. — И всего делов. Действовать белым оружием и развеять, как дым.
Александр Васильевич прикрыл глаза и раскачивался в такт хода повозки, похожий на молящегося священнослужителя. Казалось, он прислушивался в какому-то тайному внутреннему голосу, советующему, как поступить дальше. Затем он открыл глаза и приказал:
— Готовьте артиллерию к бою. Казакам и драгунам атаковать врага навстречу славным галопом. Рубка, гонка, шпоры, храбрость и дерзость! Миша, голубчик, яви пример доблести!
Милорадович радостно отсалютовал и ускакал к конным войскам. Другие командиры тоже потянулись к полкам, готовясь к схватке. Темная линия на горизонте стремительно превращалась в плотную массу, состоящую из всадников. Южная армия замедлила ход, словно борец, который засучивает рукава и разминается перед боем.
— Странно, в этот раз их гораздо меньше, ваше сиятельство, — заметил Кушников, вглядываясь в надвигающегося противника. — Если они снова атакуют артиллерию, надо признать, что это отчаянные храбрецы.
— Или безнадежные глупцы, — ответил Штейнвер, держа у глаз подзорную трубу. — Только дурак дважды падает в одну и ту же яму.
Казахов теперь и в самом деле оказалось меньше, чем в первый раз, минимум вдвое. Они и теперь действовали точно также, как и день назад, стремительно наступая конной лавой на армию. Неужели они ничему не научились в прошлый раз? Скорее всего, это другой отряд, еще не участвовавший в стычке и оттого совершенно непуганый. От грохота копыт еле заметно дрожала земля.
Я с сожалением смотрел на подкативших к колоннам кочевников, ожидая, когда заговорят пушки и погибнут люди. Но затем Кушников удивленно заметил:
— Ваше сиятельство, что это такое происходит?
Не пересекая линии, за которой их могла бы достать картечь, степняки отхлынули назад, словно бурные волны от скалистого берега. Затем разделились на две части и быстро выстроились двумя длинными линиями вдоль нашего фронта. Кто бы что не говорил об их воинском мастерстве, но конями они управляли изумительно и действовали чрезвычайно слаженно.
— Красиво работают, прям как на маневрах, — тоже отметил Суворов и даже Штейнвер проворчал что-то одобрительное.
А затем в образовавшийся проход между двух отрядов въехала маленькая группка всадников. Ну как сказать, маленькая, с полсотни точно наберется. Большая часть из них ехала на конях светлых мастей. Двигались они неторопливо и держа сабли в ножнах. Вся эта процессия бесстрашно направилась к нашим войскам.
— Это что же, парламентеры? — спросил Суворов. — Сережа, пусть наши пока их не трогают.
Кушников поскакал было к пушкарям, но артиллеристы и сами уже поняли, что это не враги и не стали стрелять, держа, впрочем, орудия наготове. Полк казаков тронулся с флангов и поскакал по мокрой траве навстречу маленькому отряду кочевников. Затем вперед выдвинулись есаулы и старшины, обменялись с отрядом казахов несколькими фразами и выстроившись рядом, поехали вместе с ними обратно к нашему войску.
 
— Ваша правда, Александр Васильевич, — сказал я. — Они идут договариваться.
Рядом пошевелился Прохор с неизменным котелком горохового супа в руке.
— Трапезничать не угодно ли, ваш сиятельство, — пробасил он, протягивая кушанье чуть вперед. — Я уж третий раз грею.
— Отстань, Прошка, — сказал Суворов, вглядываясь в делегацию кочевников. — Не видишь что ли, не до тебя сейчас?