Чёрный княжич (СИ)

— Ладно, — растерянно согласилась Лизка, — поспрошаю.
— Ток ты это, — старший Синица смутился и снова в бороду полез, — ты ночью об том спрашивай, когда мужик мягоньким становится аки тесто.
— Я учту, тятенька, — сухо подтвердила Лизка, и, поджав губы, назад, в усадьбу засобиралась.
Обратный путь рыжая проделала в смятённых чувствах. Вот, вроде, и полугода не прошло как она из отчего дома упорхнула, а как-то изменилось всё разом. Чужим, не знакомым сделалось. Нет на батюшку она не обижалась, Тимофей Синица завсегда правильно мыслил. По хозяйски, выгоду для семьи завсегда чуял и как кабан к ней сквозь кусты ломился. Опять же, коли подумать, случись чего куда Лизке возвращаться как не в родную избу? Оттого и о благосостоянии рода Синиц ей печься надлежит как о своём собственном. Но то как прозвучала просьба батюшкина, неприятно царапнуло. Будто она девка трактирная, ни на что, окромя как ноги раздвигать, негожая. Неприятно, словом.
А у ворот в усадьбу ей старые знакомцы встретились. Те гайдуки с которыми Лизка в первый день познакомилась — дядька Семён и второй, помладше которого, как она потом узнала, Гриней кликали. Молодой горячился, руками размахивал, что-то доказывая. А как её увидал — обрадовался, чуть ли не обниматься кинулся.
— О, рыжая, ты-то мне и нужна. Подь сюды — спрошу чего.
— Тю, оглашеный, — заоглядывалась Лизка, — чего орёшь?
— Заспорили мы, — потащил её за руку к старшому гайдук, — а тут и ты идёшь. Кому как не тебе ведать такое.
— Не знаю ничего, — на всякий случай начала открещиваться Лизка, — то не я была. То другой кто-то.
— Где не ты была? — удивился Гриня.
— А мне почём знать, но точно не я.
— Не колготись, — остановил её метания дядька Семён, — то дурь молодому в башку ударила вот и пристаёт ко всем с вопросами.
Гриня ажно подпрыгнул от возмущения и вокруг головою закрутил, будто в свидетели несправедливости народ отыскивая. Но никого не нашедши, вновь за Лизку уцепился.
— Да как же дурь? Как? Вот смотри, — выставил он у девки перед носом растопыренную пятерню, — его сиятельство Александр Игоревич зело разумен и рачителен. Раз.
Он загнул один заскорузлый палец и победно взглянул на Семёна.
— В телесных кондициях не слаб. Два. По мужеской части ловок, сказывают, — Гриня загнул третий палец и испытующе уставился на Лизку.
— Спорить не стану, — усмехнулась рыжая, — ловок. Это всё? Тогда я пошла.
— Не-не, — смутился парень, — я не к тому что… словом, годков-то княжичу не много, так откель это вот всё? Не по возрасту и вобще. А ты знать могёшь, потому как ты…
— Кто? — нехорошо прищурившись, поинтересовалась Лизка.
— Доверенное лицо его сиятельства, — ткнул оратора в бок дядька Семён.
— Ага, — радостно подхватил Гриня, — лицо значит, вот это самое.
— Ну разве что, — согласилась девка.
— Так как так выходит, — не унимался настырный гайдук, — что княжич возрастом мал, а не по виду, не по делам его об сём и не догадаешься?
Лизка задумалась, на небо чернеющее посмотрела, на кусты заснеженные оглянулась, дескать, не идёт ли кто.
— Ох и опасные речи ты, Гриня, вести замыслил, — укорила она парня. Ой опасные. Но я скажу, коли интересно. Только ты уж побожись что знания сии с тобой и помрут — никому чужому не переданные, а то ни тебе, ни мне несдобровать. И вы, дядька Семён, побожитесь також.
По лицу Семёна было видно что никаких секретов слушать он не желает, а желает оказаться подальше отсюда, и чтоб напарника дурного да болтливого ему на что путящее заменили. Но Гриня так истово закрестился и с таким восторгом на рыжую уставился что, пришлось и ему пообещать разговор сей в тайне сохранить.
— Знание это, — понизив голос до шёпота, начала рассказывать Лизка, — не из запретных, конечно, но владеют им лишь рода древние да могучие. И говорить об том не любят. Я и сама-то случайно прознала. Вот скажи, Гриня, ты видал что на гербе Темниковых намалёвано?
— Так лиса же, — немного растерялся гайдук.
— Именно! — воздела перст к небу Лизка, — И у всех старых семейств какая-никакая животина на гербе имеется. Геральдическая называется, потому что особая. В чём особая спросишь? Так и это не секрет. Ты вот о царях-братьях слыхал, ну тех что Рим-город основали.
 
Гриня одновременно покачал и покивал головою. Так что и непонятно было, то ли слыхал, то ли предлагает дальше рассказывать на его осведомлённость внимания не обращая.
— А знаешь ли ты, Гриня, что царей сих волчица выкормила? Сосцами своими.
— Да ты что?! — удивился парень, — как такое возможно?!
— А вот так, родный, вот так. А как со зверем договариваться простому люду, ну и дворянам тем что из новых, не ведомо. Сие тайна великая есть. Оттого у родов что поплоше никакой скотины на гербах и не намалёвано, токма люди да вензеля непотребные. Но звери те, геральдические, в поколении только одного выкормить могут, потому и берегут их для наследников. И вот это всё, что ты о его сиятельстве говорил, с тем молоком тварным человеку и передаётся.
— Так что ты сказать хочешь, — что княжич тоже… того?
— Я?! — удивилась Лизка, — Я ничего сказать не хочу, это ты без умолку языком мелешь.
— Погоди, — ухватил её за рукав Гриня, — а как же птицы?
— Какие ещё птицы?
— Ну те что на гербах бывают. Орлы там, али соколы.
— Вот же ты тёмный, — снисходительно глянула на него Лизка, — нешто про птичье молоко не слыхивал?!
В этот момент, дядька Семён, что допреж лишь глаза пучил, да мордою краснел, не выдержал и расхохотался, рукавицами по коленям хлопая.
— Ну ты молодец, рыжая, — всхлипывая, одобрил он, — такой ерунды наплела что у малого те мозги что, ещё были в кукиш завернулись.
— Откель там мозги, — Лизка зло глянула на, растерянно хлопавшего глазами Гриню, — ты, дядька, поучи-ка дурака лучше, пока ему язык, за болтовню пустую, не отрезали. А ты, Григорий, запомни накрепко: княжич таков как есть оттого что господь его любит и талантами за то награждает. И повзрослеть ему рано не от хорошей жизни довелось.
Девка развернулась и по расчищенной от снега дорожке зашагала к господскому входу, а в спину ей долетело обиженное — «А чего дурак-то». Уже внутри, у лестницы она остановилась, дождалась пока хлопнет входная дверь, и не оборачиваясь, обратилась к подошедшему сзади, — Не нужно следить за мной, дядька Лука. Я скорее язык себе отгрызу чем Александру Игоревичу навредить надумаю.
Лука лишь хмыкнул на это, и к кухне повернул. А Синицам его сиятельство мельницу поставить всё-таки дозволил.
Октябрь 1748
Тук, тишина, тук, тук, опять тишина. Стукот этот раздавался не у двери — будто на дворе что-то хлопало. И звук ещё такой странный — вроде удара но с каким-то подчавканьем. Точнее и не скажешь. Именно этот звук и разбудил Ольгу. Она поморгала немного сосредотачиваясь, да день вчерашний в памяти восстанавливая, а после радостно улыбнулась. Потому как всё было хорошо. Так бывает, очень редко но бывает, когда сначала всё хуже некуда, но потом возвращается как было. И от этого становится удивительно хорошо.
Первыми вести о гибели княжича конечно же слуги принесли, от других таких же наслушавшись. А там и благородные господа подтянулись — пособолезновать, да головою покачать сокрушённо. Дескать, вот ведь беда-то какая! И кто бы подумать мог? А у самих в глазах никакого сочувствия-то и нет. Там у них, нет не злорадство даже, а любопытство скорее. Такой вот болезненно-предвкушающий интерес. Мол, а как Барковы с этой напастью справятся? Так высоко взлететь хотели, а их на взлёте подстрелили, как теперь-то выкручиваться станут. Куда дочку пристроят, что и невестой побыть не успела, а уж вдова?
 
Всё это Ольга явственно и чётко ощущала обострившимися чувствами, будто ей на ухо кто рассказывал. Но откровенно сказать, этот неприличный интерес заботил её мало. Она и сама не заметила сколь изменилась за три месяца, теперь такою мелочью казалось то что, ранее было важным и безусловным. Как-то исподволь она приняла точку зрения Темникова: надменно-высокомерно взирающего на мнение окружающих. Может быть из-за этой вот горделивой надменности, Ольга и не билась сейчас в истерике от нового удара судьбы. А может быть потому что верила. Стыдно сказать, чужой дворовой девке на слово верила. Лизка, ведь, сказала что княжич всё устроит и волноваться более не о чем: значит так оно и выйдет. И не имеет значения что, Темников помер. Раз обещал — стало быть сделает.