Точка Лагранжа (СИ)

Лица сидящих в кабине мы наблюдали на двух больших телевизионных экранах, висящих над балкончиком для зрителей. Качество чёрно-белой картинки было достаточно высоким, и можно было любоваться, как втягивались щёки, истончались губы, словно проваливались в орбитах глаза — действие перегрузок неумолимо. Когда руководитель — крупный мужчина в тёмно-синем халате и крошечных очках, едва заметных на мясистом носу — отдавал в микрофон распоряжения, «испытуемые» поднимали руки, делали требуемые жесты, поворачивали головы, открывали и закрывали глаза — и было видно, что делать им это с каждым разом всё труднее и труднее. Потом один из техников за пультом что-то сделал, и к низкому жужжанию центрифуги добавился новый звук — прерывистый, низкий, будто кто-то очень большой, издавая протяжный звук «о-о-о…» вдруг зачем-то стал хлопать себя ладонью по губам. Одновременно кабинка стала раскачиваться, и я на миг испугался, что она сорвётся с креплений и, словно камень из колоссальной пращи, влетит в стену зала.
Но ничего подобного, конечно, не случилось — когда нас троих, гостей из «школы космонавтики», проводил сюда, то вкратце описали, чего стоит ожидать. С этого, собственно, и начался наш визит: стайку мальчишек и девчонок встретили прямо возле автобуса и, разделив на тройки и четвёрки, развели по всему Центру Подготовки — сегодня нам предстояло наблюдать за тренировками наших сверстников из «юниорского» проекта, а после — присоединиться к ним на семинаре. Вылезая из автобуса, я помахал рукой отцу: сегодня он тоже был здесь, несмотря на выходной, приехал на своей новенькой «Ладе», примерно на полчаса опередив нас. Ещё в Москве он предупредил, что нам предстоит ещё встретиться — один из предстоящих семинаров, посвящённый новинкам космической индустрии, как раз он и будет вести.
Техник снова защёлкал клавишами на пульте, и под телеэкранами с лицами «космонавтов» вспыхнули ещё четыре, поменьше. Крайние передавали картинку рук в перчатках, лежащих на обрезиненных рычажках — точных копиях тех, которыми мы орудовали в Артеке, во время «космической смены», упражняясь на тренажёрах «крабов». Два других были затянуты багровой мутью, пересечённой нитями координатных осей; в глубине этой мути громоздились переплетения каких-то конструкций, балок, тросов, угловых распорок.
— Сегодня задание простое. — шепнула Лида. — Дима должен подвести аппарат к причалу, а Юрке останется только захватить клешнями продольную балку.
— Мы такое сто раз проделывали в Артеке, помнишь? — добавил, тоже шёпотом, Середа. — Пара пустяков, если бы не центрифуга…
— Да… — я кивнул головой. — Если бы не центрифуга. Впрочем, надеюсь, Юрка справится.
Он не справился. в какой-то момент изображение на правом, Димином экране поплыло влево, потом закрутилось, ушло в сторону — и всё перечеркнул косой чёрный крест.
— Аварийное столкновение. — громко произнёс руководитель занятий. — Оценка повреждений: частичное разрушение фермы причала, деформация защитной рамы «краба». Возможны повреждения скафандра и серьёзная травма пилота. Упражнение закончено.
«Ага, сообразил я, а ведь это Дима накосячил, а Юрка-Кащей даже не получил шанса проявить себя. Ничего не поделаешь: командная работа — она такая…»
Звук, издаваемый центрифугой, тем временем изменился: теперь вместо гула электродвигателей слышны были только шуршание подшипников опорной конструкции, да свист воздуха, рассекаемого кабиной. Вращение быстро замедлялось и, наконец, прекратилось вовсе — в недрах механизмов что-то заскрипело, и кабинка остановилась точно напротив лёгкого мостика, на котором уже ждали двое техников в синих халатах. Один из них нажал кнопку на пульте, вмонтированном в поручень мостика, и кабинка неторопливо поползла по направлению к люку. Техники умело провернули запорные рукояти, и одного за другим извлекли из кабинки сначала Диму Ветрова, а за ним и Кащея. Обоих заметно шатало — Юрка почти висел на руках у встречающих.
— Кто-нибудь из вас хочет занять их место, ребята? — руководитель занятий (Середа уже успел поведать его прозвище — «Бобёр») повернулся к нам. — В капсулу загружаемся по двое: пилот — один из «юниоров», второй, карго-оператор — один из наших гостей. Упражнение на первый раз элементарное: разгон до четырёх «Же», колебательных движений кабины не предусмотрено.«Пилот» выполнит подход к условному пирсу на дистанцию двадцать три метра, его напарник ведёт отсчёт дистанции по дальномеру — это большое окошко с красными светящимися цифрами между рычагами. Трогать руками ничего не трогать, да это и бессмысленно: на время этого упражнения органы управления на пульте карго-оператора мы отключаем, работает только дальномер и указатели крена и тангажа. Ну что… — он обвёл нас насмешливым взглядом из-под очков, — Есть добровольцы?
 
Я вздохнул и поднял руку — и этого мгновения, потраченного на вздох, не хватило, чтобы опередить синхронно взлетевшие вверх ладошки Оли Молодых и Андрюхи. Что ж, пусть идут, могу и подождать. Что я, центрифуг в своей жизни не видел?..
— А сейчас самое интересное! — Геннадий Борисович заговорщицки подмигнул аудитории и перевернул доску. На обратной её стороне оказался красочный плакат, изображающий взлётно-посадочную полосу. На рулёжках стояли необычного вида самолёты; позади полосы имела место бетонированная площадка, над которой на невысоких решётчатых фермах было установлено кольцо «космического батута», очень похожее на то, что Ветрову уже приходилось видеть на космодроме. На площадке и рулёжных дорожках возле самолётов были обозначены фигурки людей и автомобили аэродромного обслуживания, и это позволяло оценить масштаб изображения. На взгляд Димы — внутренний диаметр «бублика», его, так сказать дырки, в которой должен возникать «горизонт событий», составляет что-то вроде четырёх-пяти метров, гораздо меньше и байконурского, и того, что действует на мысе Канаверал.
— Это проект малоразмерного «космического батута», который в самое ближайшее время начнут монтировать здесь, недалеко от нашего Центра Подготовки. Как видите, кроме площадки с «батутом» предполагается построить так же и ВВП, достаточно длинную, чтобы на неё могли садиться лёгкие орбитальные самолёты производства французского аэрокосмического концерна «Марсель-Дассо», испытания которых как раз сейчас в самом разгаре. Комплекс изначально будет рассчитан на заброски, начиная с низких орбит и до геостационара. Несмотря на свои сравнительно скромные размеры, всего четыре и семь десятых метра в диаметре, он позволит пропускать сквозь «горизонт событий», например, стандартные орбитальные грузовые контейнеры, швартовку которых некоторые из вас имели возможность наблюдать в прямом эфире. Главное же назначение нового комплекса — обучение и подготовка специалистов; недаром его разрабатывают и будут использовать совместно с МАИ, Бауманкой и Московским Энергетическим институтам, где с этого учебного года будут готовить специалистов для нужд Проекта.
Слушатели, и «юниоры» и московские гости, зашумели. Ещё бы — такое известие, настоящий, действующий космодром прямо у них под боком!
— Как многие из вас уже знают, — продолжал Геннадий Борисович, — разработка и производство разнообразных типов кораблей и вспомогательных аппаратов, предназначенных для использования с «космическими батутами», идут одновременно в СССР, США и Франции. При этом соблюдается своего рода разделение труда: так, наши конструкторы сосредоточены на тяжёлых кораблях, предназначенных для доставки на орбиту крупногабаритных грузов, американцы взяли на себя аппараты для дальних межорбитальных сообщений, в том числе, и между орбитами Земли и Луны. За французами же осталась крайне важная ниша малых аппаратов самого разного назначения: от уже знакомых вам орбитальных буксиров, до орбитальные самолётов, о которых уже шла речь, и орбитальных лихтеров, о которых мы поговорим отдельно.
Он снова повернулся к доске и с помощью одного из «юниоров» сменил плакаты. Дима тем временем нашёл глазами Лёшку Монахова — сын Геннадия Борисовича сидел в последнем ряду и, выражение на его физиономии было довольно-таки скучающее. Ну конечно, ему-то отец всё и так рассказал…