Красная туфелька (СИ)
— Я никогда не был сторонником этой войны и считаю, что Август второй совершил глупость, ввязавшись в эту авантюру, — заявил раненный.
— Но ты ведь сам пришел в авиацию?
— Это ты сама пришла, а меня призвали, — напомнил ей мужчина.
— Выбор тогда был не велик, тюрьма или служба. Я выбрал службу.
— И я ее выбрала. Еще все изменится. У всех бывают поражения. В 1940 все было по-другому, почему это не может повториться? — наивно спросила она. Поль с каким-то сожалением посмотрел на эту маленькую дурочку. Неужели она не понимает, что это конец? Сейчас важно для страны выйти достойно из этого конфликта. Король вряд ли сможет это сделать. Он больше не стал пугать Дюран своими крамольными идеями. Поль поинтересовался ее успехами, спросил за капитана. В общем, перевел разговор на нейтральную тему. Девушка хоть и улыбалась все это время своему собеседнику, но осадок от его слов остался. Он проводил ее до машины, а она на прощание даже поцеловала парня в щечку. Юрген терпеливо ждал окончания этого свидания. Немец посмотрел на часы.
— У нас еще остается время. Ты, кажется, хотела навестить родителей? Показывай дорогу.
Селина села на переднее сидение и положила голову на плечо Юргена. Офицер тронул машину с места.
— Что-то случилось? Ты вся не своя. Он обидел тебя? — засыпал мужчина вопросами свою спутницу.
— Нет. Не обидел. Мы были рады друг друга видеть. Мне кажется, Поль сломался, — как смогла, пояснила она.
— Как сломался? Поясни?
— А как ломаются летчики? — вопросом на вопрос ответила Селина. Юрген задумался.
— Наверное, они начинают бояться. Мы, когда взлетаем, никогда не думаем, что это наш последний вылет и лучше остаться на земле. Страх если и приходит, то уже во время боя. Никто не хочет погибать, но если станешь избегать этой вероятности, то станешь просто трусом. Летчик не должен быть трусом, — философствовал Шмидт.
— А ты, когда-нибудь, думал, зачем это все? Эта война, например? За, что или за кого, ты должен сложить свою голову? — спросила девушка.
— Думал. Как ты думаешь, во имя кого мы воюем?
— Во имя фюрера! — скептически ответила Дюран. Водитель ухмыльнулся.
— Во имя Великой Германии, — был его ответ.
— А фюрер? — удивилась девушка. Интонация ее голоса рассмешила Юргена.
— И за фюрера, конечно! Как же без него?
— Ты все смеешься, а я серьезно спрашиваю, — надула губки Дюран.
— Да не бери ты эти глупости в голову. Живи как мотылек. Время сейчас такое, что нас зачастую и не спрашивают, чего мы хотим и любим. Страшное и в тоже время прекрасное время.
— Почему прекрасное, если за нас все решают? — не понимала Селина.
— Это я так думаю. Во время войны все чувства яркие настоящие, потому что не знаешь сам, сколько тебе отмерено. Если дружба, то до гроба, ненависть до смерти, а любовь до экстаза! Живешь одним днем, без оглядки. Не надо думать, как встретишь старость, и что с тобой приключится через 20лет. Все здесь и сейчас!
Селина присмотрелась к этому бесшабашному летчику люфтваффе.
— Ты фаталист какой-то и словечки у тебя интересные. Экстаз! — повторила девушка.
— И много у тебя этих экстазов было?
— Действительно хочешь знать? — повернул обер-лейтенант голову в ее сторону.
— Не хочу, — отодвинулась она к дверце машины.
— Зачем мне это знать?
Больше к этой теме не возвращались. Их «Мерседес-бенц» вырулил за черту города и вскоре они очутились в усадьбе семейства Дюран. Встреча с родителями оказалась такой эмоциональной и трогательной, что даже у немецкого аса кольнуло в сердце. Усадив заплаканную мать на диван, девушка-пилот представила своего спутника.
— Это мой товарищ из люфтваффе обер-лейтенант Юрген Шмидт.
Моментально в семье Дюран заговорили на немецком языке. Мать Селины убежала готовить кофе, а отец предложил гостю занять место за столом.
— Мне приятно, что у моей девочки такие друзья. Я сам родом из Восточной Пруссии. После позорной капитуляции и катастрофического положения в экономике, мне пришлось покинуть Германию и пустить корни в Сандалоре. Здесь я повстречал незабвенную Софи, и у на с родилась дочь Селина.
Когда барон говорил о своей жене, он с какой-то присущей пожилым людям нежностью смотрел на вернувшуюся из кухни хозяйку. Женщина расставила на столе чашечки с ароматным напитком и поставила тарелку с круасанами.
— Угощайтесь, — улыбнулась француженка.
— У вас не плохой дом, — похвалил Шмидт отца Селины.
— Мы много работали, чтобы построить свое семейное гнездышко. А вы сами, откуда? — задал встречный вопрос Штефан Дюран.
— Я из Берлина. Мои родители были служащими. Почему были? Потому что после очередной бомбежки, они пропали без вести, но я продолжаю верить, что они живы и скоро найдутся. В общем, ничего примечательного, обычная немецкая семья.
Родители девушки понимающе кивнули головами. Чтобы не бередить раны гостя, глава семейства задал следующий вопрос.
— А в люфтваффе как попали? — продолжал интересоваться хозяин.
— Все очень просто. В детстве увлекался планеризмом. Небо увлекло мальчишку, и волей судеб оказался в летном училище. Таких как я в Германии было много. Военная карьера, авиация и вот я здесь. У вашей дочери, наверное, было подобное?
— Ну, да. Только мать не одобряла такого увлечения, — признался отец.
— И сейчас не одобряю, — высказала свое мнение Софи.
— Не женское дело воевать, особенно быть летчиком.
— Она у вас легенда. В люфтваффе есть женщины пилоты. Но истребителей я встречаю впервые. Летчики народ вроде суровый, а здесь грация и красота. Знаете, какой у нее позывной? — спросил у супружеской пары гость. Те молча ждали продолжения.
— Красная туфелька.
Родители переглянулись.
— Да вы угощайтесь, — подвинула Софи круасаны поближе к Юргену.
— Необычный, не правда ли? — отпил из чашки Шмидт.
— Я даже знаю, откуда это, — сказала хозяйка, посмотрев в сторону дочери.
— Мама, зачем? Кому это интересно? — махнула рукой в ее сторону Селина.
— Напротив. Продолжайте, пожалуйста, — хотел услышать эту историю Юрген.
— Когда мы жили в Триксиле, наша маленькая Селина дружила с дочерью лавочника, у которой были красные туфельки. Она очень хотела иметь такие. Знаете, как у детей бывает? Мы с отцом решили сделать ей такой подарок и приурочили его к Рождеству. У Селины было столько радости, когда она открыла коробку с подарком! Этот момент я запомнила на всю жизнь, — прослезилась Софи.
— Я тоже, — тихо сказала летчица, опустив голову.
— Значит «красная туфелька» это мечта детства? Ну, ты и романтик! — улыбнулся Шмидт девушке.
— Суровая летчица с сердцем ребенка, у которой за плечами четыре сбитых вражеских самолета.
— Не делай из меня героиню. Мне очень далеко до тебя. На самом деле я обычная трусиха, — заявила Дюран, обращаясь к отцу.
— Совсем не трусиха. Разве могла бы трусиха выпрыгнуть из горящего самолета, не зная даже толком, что ждет ее на земле? — поддал жару Юрген.
— Селина, деточка! — мать, прикрыв рот рукой снова заплакала.
— Зачем ты так? — огорчилась девушка зыркнув в сторону товарища.
— Это правда? — слегка дрогнувшим голосом спросил отец.
— Папа, самолеты тоже сбивают. Думаешь Юрген, никогда не падал? Не берите близко к сердцу.
Софи бросилась к дочери и заключила ее в объятия.
— Может, останешься? Не станешь возвращаться? Я так боюсь за тебя!
— Как я могу остаться? Я ведь офицер и давала присягу, — ответила Селина, гладя руками мать по спине.
— Но ты у меня одна! Если тебя не станет, для кого нам жить с отцом?
— Успокойся, Софи! — хотел облагоразумить супругу Штефан.
— Это все ты! — неожиданно повернулась к нему жена.
— Ты позволил ей пойти в армию! Если бы не твой дружок из министерства пропаганды, то сидела она бы дома!
— Фрау Софи, еще неизвестно где безопасней, на фронте или в тылу. Я за своих близких переживаю не меньше. Эти ночные налеты на Берлин! Лучше погибнуть от пули в лицо, чем под обломками дома, от американской бомбы, — заступился за девушку обер-лейтенант.