На дальних берегах. Том первый (СИ)
— Какой ты… Э-э-э… «Прынцыпыальный»!
Куба нырнул за фальшборт и некоторое время там сидел. Потом осторожно всунулся.
— Че? Это в натуре не ругательство?
— «Принципиальный»? Неа…
— Бля… Чеж тогда у Семеныча такая рожа была, когда он это говорил? Кстати — а где Семеныч? СЕ-Е-МЕ-НЫ-Ы-Ы-Ч!!!
— Нахуй пошел, говнопидор злоебучий! — донеслось в ответ, — Еще раз меня разбудишь, я тебе ебало расхуярю на лонгский герб и через сраку наизнанку выверну, уебан охреневший! Поспать нормально не дадут блядины разъебаные, чтобы вас всех дрищем кровавым пополам порвало…
Все присутствующие замолчали и даже помпа, по ощущениям, начала работать тише.
— Во! Учись как ругаться надо… — Бьернсон дернул головой в сторону кубрика, а Тролль назидательно поднял палец, — Аж краска облезает. А ты просто слова плохие перебираешь.
— Вы че — Семеныча не подняли? — удивился Куба, — Ты-ж сказал, что вы не спите — никто не спит?
— Ты сам сказал, что мы — партнеры. А Семеныч — просто пассажир. Ему на наши общие дела насрать.
— А че не предупредили?
— Ты его боишься что ли?
— Семеныча?! Да хули его бояться?
— Это че за хуй горбатый там настолько осмелел!? — снова донеслось из кубрика, — Ты че, хуйло пидарастическое, настолько охуел от собственной невзъебенности!? Или список проебал кого бояться!? Я сейчас подымусь, я тебе новый список по всему ебалу накатаю, чтобы точно не проеб!
— Он пил? — шепотом поинтересовался Куба.
— А че ему еще тут делать?
— Ох еб… УВАЖАЮ!!! Я ТЕБЯ НЕ БОЮСЬ, А ОЧЕНЬ СИЛЬНО УВАЖАЮ!!! БЛЯ БУДУ!!!
«То-то же…» — донеслось из кубрика, а потом послышался богатырский храп. Куба с облегчением выдохнул и утер выступивший пот. Тролль с Бьернсоном, глядя на его испуг заржали. Брава тоже хотел посмеяться, но заметил, что сигнальный трос дергается и, судя по всему, уже давно. Поднятый Слободан, который устал вышеупомянутый трос дергать, узнав причину заминки, обложил всех присутсвующих не хуже Семеныча, отобрал у Бьернсона две бутылки пива и пошел спать. Остальные хотели отваливать следом, однако Брава заставил сперва помочь ему разложить детали костюма для просушки, обслужить помпу и свернуть шланги. Куба попытался заявить, что нехер этим заниматься, если завтра снова лезть в воду, но Бьернсон выразительно взвесил в руке медный шлем и Кубе пришлось покорится.
* * *Первым решено было обследовать судно, лежащее на сравнительно небольшой глубине. Слободан откровенно дрейфил, понимая, что водолазная подготовка у него нулевая, однако, все прошло гладко. Куба сказал, что сейф прикручен внутри рубки, но волнами надстройку разбило, так что, немного прогулявшись по следу из обломков, Слободан нашел его полузарытым в песок, прицепил к проушине трос и дал сигнал поднимать добычу. Куба, поняв что сейф, после штормов, тупо валялся в стороне и они с Мугом могли его поднять без привлечения водолазов, попытался использовать это как аргумент по пересмотру доли в добыче и получил в репу. Муг, после ночного разговора, вспоминавший все разы, когда у него без причины болела жопа, Кубу тоже не поддержал, от чего тот обиделся окончательно.
— Да ну и идите все нахер! Наверняка там хлам один! Хули еще на банановозе найдешь?
— А вот сча и поглядим…
— Да хули глядеть — я тебе говорю…
Бьернсон, который еще на Интернационале показал себя профи в работе с зубилом, принялся срубать петли. Куба, шарахался рядом и бухтел под руку. Наконец дверцу вскрыли. Внутри плескался кисель. Большинство островитян относилось к судовым документам как к не особо обязательной формальности, а те, что ими таки обзаводились, вели судовые журналы и прочие записи на обычной, не влагостойкой бумаге. Так что в негерметичном сейфе, который еще и покатало штормовыми волнами, все это превратилось в жижу.
Брава приволок корзинку из мелкой сетки, в которой отмывал детали, и через неё процедил содержимое сейфа, после чего начал разбирать, что осталось. Исладоры, с изготовлением которых тоже никто не заморачивался, пришли в совершенную негодность и годились только в мусор. Зато пачка квинфлоринов чувствовала себя неплохо — купюры до сих пор были скреплены банковской ленточкой, надорванной, но не побежденной и всем своим видом демонстрировали превосходство Лонгской педантичности над островным разгильдяйством. Куба с трепетом взял её в руки…
— Это-ж… Охуеть!!! А вы, уебки, мне не верили!!! Мы богаты!!!
— Ты дебил?
— Ты дебил! Это-ж, пять голдмарок, если золотом!
— Нет — ты дебил. Ты квинфлорины с кингфлоринами перепутал.
— Че? — Куба внимательнее присмотрелся к номиналам, — Да ну ебаные пидары… Тут просто свет падал под дурацким углом…
— Башка у тебя под дурацким углом.
Бьернсон отобрал у него пачку и положил к остальной добыче — нескольким купюрам разного достоинства и кучке монет. Брава еще раз перетряхнул сетку, убедившись, что выгреб все и они приступили к дележу. Куба, увидев наглядно, как выглядят десять процентов относительно девяноста, долго ругался и угрожал разорвать договор.
— Это все полная хуйня! Я так вообще не играю! Это наебка какая-то!
— Во первых — ты нам сам это дело предложил. Во вторых — хули ты недоволен?
— Тем что мало! Вот хули я не доволен!
— Мало за что?
— Ну за… Э-э-э… — Куба оглянулся напряженно размышляя над масштабами его вклада.
— Вот и не пизди. Нихуя не сделал, просто в карту ткнул. За один тычок пальцем даже лишка. Будешь пиздеть — срежу вдвое.
— Да я че! Я ниче… Давайте уже дальше попиздуем, а то время идет.
За следующие дни им удалось обследовать два десятка мест. Куба, от жадности, указывал как потенциально интересные, вообще все места кораблекрушений, надеясь, что Слободан в снаряжении хоть что-то полезное да найдет. Остальные эту хитрость быстро просекли и Бьернсон даже хотел ему за это врезать, но передумал. Причины было две: Куба, несмотря на кажущуюся дурость, знал все места крушений в округе наизусть. Вторая — дотошный Слободан в водолазном костюме и правда обследовал затонувшие суда куда тщательнее. Поэтому там, где Муг поднимал несколько гнилых железяк и кусок каната, у него находились залитые маслом и через это сохранные запчасти, инструмент, керамическая посуда, стеклянные емкости которые, в совокупности, были ценнее, чем содержимое судовых сейфов.
Правда «Ёж» быстро оказался набит под завязку, так что пришлось складировать часть доли на «Икане», тем более, что Слободан, набравшись опыта, начал отделять и готовить к подъему все боле крупные вещи вроде бочек с маслом найденных в трюме баржи и электродвигателей, которые Брава разбирал, сушил, проверял и приводил в товарный вид.
— Так — надо бы уже всё это куда-то отвезти да продать… — Бьернсон, который чуть не навернулся об очередную груду «сокровищ», деловито осмотрелся, — Где это проще всего сбыть?
— А хули думать, епт! — Куба, впечатленный кучами барахла, втрое превышавшими количеством его добычу за сезон, слегка оттаял и снова был готов сотрудничать, — На Два Рога, идем и там все сдаем.
— Там возьмут?
— Там какое только барахло не берут! Даже у меня!
— Почему «даже»?
— Ну так енто! Знают меня!
Бьернсон, которому это ничего не объяснило, покосился на выползшего покурить Семеныча. Тот согласно кивнул.
— На Двух Рогах мастерские. Латают разные корыта тем, чем найдут. Возьмут все, даже у такого мудака как Куба. Меня к себе звали, но в деньгах не сошлись. Там, в основном, саргаши заправляют, а они с деньгами того. Не дружат… Вы меня, лучше, на Гарбаруку закиньте. Откуда забирали. Мне, с тамошними рукожопами, работы на сто лет вперед найдется.
* * *После закупки продовольствия и пополнения запасов, Капитан снова пересчитал судовую кассу и подрядился сопровождать еще один караван. Это их замедляло, но крупный корабль деньги на свое содержание поглощал ведрами, так что перебирать не приходилось. Правда информаторы налетчиков успели известить свою клиентуру, что легкой добычи в этот раз не предвидится, так что бороться экипажу приходилось в основном с жарой. Когда «Интернационал» мог развить хотя-бы половину от полного хода, ситуация была еще терпимой, но сейчас они тащились со скоростью тихоходного транспорта, груженного рудой по ноздри, вентиляторы не справлялись, так что в помещениях стояла влажная вязкая духота. Что бы было, не придумай Боцман завесить корабль брезентовыми тентами и экранами, оставалось только догадываться.