Неблизкие (СИ)

Я лежу, застыв и слушаю неизвестно откуда взявшийся голос Максима.
Запись начинает воспроизводиться во второй раз, но на середине обрывается. Судя по звукам, кто-то подошел и отключил её.
Поворачиваю голову налево.
— Мама?
— Доброе утро, — звучит недовольно.
Вероятно, это чувство у неё вызвала запись.
— Включи еще раз.
— Зачем? Не думаю, что это пустословие стоит твоего внимания.
— Я сказала — включи, — требую, снова улегшись прямо.
Внутри меня выжжена дыра. Я проснулась полчаса назад, но сил на какое — либо движение не нашла. Даже не физических, а моральных. Макс — неизвестно где и как. Я — здесь, снова в ненавистной повязке и ничего не вижу. У меня сломана рука и болит бедро.
Я будто оказалась в какой — то прослойке атмосферы, окутанной безнадежностью. И тут, сквозь эту безнадежность внезапно пробился голос Макса. Как лучик света. Как нечто, что дало мне силу, а главное желание — выплыть из этой прослойки и вернуться в себя.
— Лиза…
— Дай телефон, — протягиваю руку и шевелю пальцами, давая понять, что я жду.
— Обойдёшься! — мама отходит, и я слышу, как ударяет им по какой — то поверхности.
Бессилие, что все это утро окутывало меня коконом вдруг начинает трансформироваться в тихую злость.
— Я тут ищу где денег взять тебе на операцию, а ты думаешь только о мальчишке, которого вчера привели в сопровождении полицейского. Бессовестная! Из-за него все это произошло, а ты все никак успокоиться не можешь. Вот где мне брать деньги? Я еще за прошлую операцию кредит не выплатила. Борису тоже не дадут, потому что, как оказалось, он не так давно заложил дом, когда покупал какие — то там картины. Где мне теперь их искать, Лиза?
— А ты не ищи, — выдавливаю сквозь плотно сжатые зубы. Потому что из всего сказанного я услышала только то, что Максим приходил сюда. Не знаю как, но приходил, а это самое главное, — Я лучше буду слепой. Уже привыкла. Главное, чтобы меня потом не попрекали в том, что я требую слишком много денег и внимания.
— Это что за разговоры? Совсем уже умом тронулась?
Мама что — то еще говорит, но я перестаю слушать этот монотонный шум. Отворачиваюсь к стене, чувствую, как по щекам текут слезы.
— Уходи, мама, — прошу, понимая, что выдерживать её присутствие у меня нет никаких сил.
— Что ты сказала? — с неверием переспрашивает она.
— Я сказала — уходи! Я устала от тебя. Прости, но я больше не могу жить так, словно я тебе всю жизнь обязана за твою заботу и материнскую любовь. Если она так дорого стоит, то она мне не нужна. Лучше я буду одна!
— Да как ты смеешь мне такое говорить, неблагодарная? Я тебя воспитывала, хочу, чтобы ты была счастлива, а ты…
— Здра-а-а-асти, — тираду мамы неожиданно прерывает бодрый мужской голос. — Что за шум, а драки нет?
— Вы кто? — слышу, как опешивает мама.
— Друг. Брат. Всё и сразу. Спишь, Лизка? — кровать прогибается от тяжести тела Дана.
Отрицательно мотаю головой, испытывая неподдельное облегчение от того, что он здесь и мне не придется дальше выслушивать обвинения в свой адрес.
Быстро стираю со щек выступившие слезы и чувствую, как его пальцы сжимают мои.
— А я тебе вкусняшек принес. Тебе же можно?
— Да.
— Не против, если мы тут пообщаемся? — обращается к маме.
— Вообще — то против. Я Вас не знаю.
— Ну так я и не к Вам пришел. Лиза меня знает очень хорошо.
На то, чтобы уйти у мамы уходит несколько секунд. Только после того, как за ней закрывается дверь я могу выдохнуть скопившийся в легких воздух.
— Привет, — пытаюсь улыбнуться, — спасибо, что пришел.
— Ты чё это удумала себе очередной внеплановый отдых устроить? — Дан встаёт, и я слышу, как притягивает к кровати стул.
— Не дай Бог такой отдых. Врагу не пожелаешь. — морщусь, потому что я опять улавливаю происходящее слухом, а не глазами. Но сейчас это меня волнует не так сильно, как Максим, — Дан, лучше скажи, как там Макс?
— Да как. Тоже в отпуске, валяется на койке, как и ты.
— Не смешно!
— Знаю. — Вздыхает, убирая весь этот бодрящийся тон, — Как тебе сказать? Бакеев, судя по всему, подкупил хозяина покерного клуба. Сам вряд ли, потому что он же вроде без денег, поэтому скорее всего попросил своих друганов.
  
Чувствую, как горло опоясывает невидимой рукой и сжимает.
— И как теперь быть? — сипло шепчу, сгорая от тревоги за Максима.
— Кир должен был в систему к ним залезть. Я пока еще ему не звонил. Как проснулся, так сразу в магазин и к тебе. Будем искать любую возможность, чтобы вытащить Мага, не волнуйся. У него там адвокат есть, ты знала?
— Да, — киваю, — Борис сказал, что к Максиму приехал его брат.
— Ну видишь. Он там не один. И ты не одна.
Он снова подбадривающе сжимает мои пальцы. Вручает мне дольку шоколадки, и бутылку йогурта. Пытается поднять настроение болтовней ни о чем и обо всем. Но собеседник из меня получается так себе.
Не думать о Максе у меня не выходит. Что, если у них ничего не получится, и его посадят в тюрьму? Моего Максима… самого нежного разгильдяя из всех, кого я когда — либо знала. Самого замечательного. Я же с ума сойду, если это произойдет.
Перед тем, как Дан уходит я прошу его подать мне мой телефон. Объясняю где включить голосовое управление и оставшись одна, прошу голосового помощника запустить последнюю записанную аудиозапись.
Пространство взрывается немного хрипловатым, приглушенным голосом, будто Максим говорил тихо, чтобы его не услышали:
«Лиз, я запрещаю тебе расклеиваться. Слышишь? Я с тобой, и хоть еще не говорил тебе этого, но я тебя люблю, стесняшечка. Пиздец как сильно»
— И я тебя люблю, — шепчу, прижимая телефон к груди. В глазах снова собираются слезы, а горло разрывает ком.
Так сильно хочется позвонить ему и сказать это, но абонент, естественно, недоступен. Поэтому я просто проигрываю всю запись от начала до конца снова и снова.
— Я буду держаться, — говорю так, как если бы он меня слышал, — и ты там держись, главное, родной. Ты так нужен мне, Макс… так сильно нужен.
  
44. Макс
 
— Откуда это у вас? — Леонидов исподлобья смотрит по очереди то на меня, то на Тимура.
Перед ним на столе лежит флешка, которую он, судя по всему, уже посмотрел.
— Какая разница? — отвечает Тим. — Главное, что на этих записях доказательство того, что ваш Бакеев оклеветал моего брата. По клубу он щеголяет, как по собственному дому. И деньгами разбрасывается, как зерном на свадьбе.
Киру зачёт. Как выйду, самую лучшую девочку ему в стрип-баре сниму и бутылку Баллантайнса поставлю.
Сощурившись, следователь откидывается на спинку кресла. Скрещивает руки на груди и сосредотачивает взгляд на мне.
— С Бакеевым будем разбиться. Как достали видео?
Театрально развожу руками.
— Я ночевал всю ночь в вашем обезьяннике. Ко мне никаких претензий.
Ночевал — это сильно сказано, конечно. Все бока ломит. Глаз сомкнуть вообще не получилось.
— Я сегодня утром был в клубе. Записи они мне показали совсем другие.
— Не удивительно. Если у них договор, они их легко подменили.
— Я тоже об этом подумал. Поэтому наши программисты сегодня взломали их систему видеонаблюдения. Архив удаленных записей был пуст.
— А архив архива?
— Это что такое?
— Когда кто-то удаляет ненужную информацию, она попадает в архив. Архив чистят. А куда попадает он? В другой архив. Если капнуть глубже, можно таких архивов штук десять найти. Главное знать где искать.
— Хм, — во взгляде Леонидова мелькает то ли заинтересованность, то ли что — то очень похожее на нее. — А ты, значит, знаешь…
— Я много чего знаю. Только больше половины не применяю на практике, потому что не хочу потом попадать к вам или вашим коллегам. Всё, что мне нужно было от Бакеева — это наказать его. До его бабла мне фиолетово.
— Твои мозги бы да в нужное русло, — задумчиво почесывает подбородок, — У меня стопка висяков по кибер-преступлениям висит, а новые кадры как показывает практика, умеют не больше меня. Только и делают, что косячат последнее время.