Друиды (ЛП)
Земля — богиня, она не сентиментальна. Получая должное, она не спрашивает имя жертвы. Цезарь готов пожертвовать сотни тысяч жизней, он заплатит их кровью за Галлию. Способна ли его жертва перевесить нашу? Будет ли принята римская кровь в Потустороннем мире?
Я вернулся в Герговию и разыскал Секумоса. На этот раз он был мне нужнее, чем Рикс. Время милосердно обошлось с главным друидом арвернов. Волосы оставались такими же темными, как прежде, тело и руки — сохраняли гибкость и силу. О прожитых годах говорили лишь глаза — в них читалась мудрость. Интересно, каким он видел меня? Я рассказал ему о своих опасениях.
— Нам нужно разработать ритуал, чтобы свести на нет влияние всей этой римской крови, — сказал я.
Секумос пережил много зим, намного больше, чем я. Но я был Хранителем Рощи. И не удивился, когда главный друид арвернов совершенно спокойно и убежденно сказал:
— Ты отнял у Цезаря эдуев, Айнвар; ты разработаешь нужный ритуал. Потусторонний ведет тебя, он подскажет, что сделать. — При этом он смотрел на меня так, как воины Рикса смотрели на своего вождя после победы в Герговии. Бремя веры может быть очень тяжелым.
Вскоре после полудня до нас дошли вести об ожесточенных боях на землях паризиев. Четыре легиона, отправленные Цезарем на север, атаковали укрепление паризиев на острове, посреди русла Секваны. Узнав о поражении Цезаря и восстании эдуев, соседние племена во главе со свирепыми белловаками восстали против римлян.
Мы с Секумосом отправились в священную рощу арвернов. Там, среди деревьев я дал своему духу полную свободу и попытался достичь Иного Мира. Но мои босые ноги касались не той земли, которую я знал. Деревья наблюдали за мной, но ни одно не прошелестело моего имени. Нет. Надо возвращаться в свою Рощу.
Но я не мог обмануть ожиданий Секумоса. Вера тоже магия, ее силой ни в коем случае нельзя пренебрегать, поэтому я послал за местным мастером жертв. На роль жертвенных животных были назначены коровы, красные петухи и одна из африканских кобыл Рикса, хотя он был очень этим недоволен. Мы пели, призывая Источник.
В крепости события развивались, как я и ожидал. После победы паризии настойчиво требовали у Рикса отпустить их домой, защитить свое племя. В этом не было ничего удивительного: каждое племя думало прежде всего о своих интересах. Угроза взрыва, вновь разбросающего племена по своим землям, тлела в нашей армии, не затухая.
Но и на этот раз Риксу удалось удержать своих воинов. Он собрал людей и произнес перед ними большую речь, воздав должное доблести своей армии, потом сосредоточился на неожиданном для кельтов качестве, без которого победа становилась сомнительной.
— Вы сумели победить себя и принять дисциплину, — кричал Верцингеторикс. — Вы сумели сохранить спокойствие и порядок, заманивая римлян в ловушку. Теперь они попробуют проделать то же самое с нами, но мы их перехитрим. Ответьте мне: какая польза для паризиев, если они сейчас уйдут домой? Как бы быстро они не двигались, к тому времени, когда они доберутся до берегов Секваны, все сражения давно закончатся. Дайте себе труд подумать, не поддавайтесь мгновенным настроениям! Сумейте обуздать свой характер, как всадник обуздывает норовистую лошадь. Скоро нам снова предстоит битва с Цезарем! Не с его командирами, а именно с самим Цезарем. Вы должны оставаться со мной, если хотите победить в битве за свободную Галлию! Какие бы победы мы не одержали, главная победа — впереди, когда на поле боя сойдутся Гай Цезарь и Царь Воинов!
Поначалу я удивился, услышав от него такое свое официальное прозвание, но потом понял, что с воинами следовало говорить именно так. Он опять сумел воодушевить их. Они опять кричали до хрипоты и колотили копьями о щиты. Даже после того, как узнали о победе Цезаря на севере, они не потеряли веру в Верцингеторикса.
— Он великолепен! — восхищался Ханес. — Он может сделать что угодно!
Разделавшись с паризиями, Цезарь приказал четырем легионам прибыть в постоянный лагерь на земле лингонов. Им надлежало пополнить запасы продовольствия и оружия, после чего идти на соединение с главнокомандующим в земли сенонов.
Восстание эдуев оказалось очень серьезным. По возвращении на родину Литавикк был встречен в Бибракте, главной крепости эдуев, как герой. Главный судья племени назвал его братом. Приказав легионам ждать в лагере в полной готовности, Цезарь занялся дипломатией, пытаясь восстановить отношения с князьями эдуев, но они решительно отвергли эти попытки. Эдуи грабили римские поселения на своих землях, и очень скоро вошли во вкус: еще бы! замечательные римские товары доставались им даром. Наша победа в Герговии воодушевила их, поэтому они не захотели говорить с посланцами Цезаря. Но он пока не оставлял надежды договориться с эдуями миром, и не спешил нападать. Ему очень нужны были припасы, и он опасался, как бы эдуи не начали уничтожать провиант, как уже случалось в других землях. Цезарю предстояло выбрать из двух вариантов: он мог уйти в Провинцию или пойти на север. Он выбрал второй. Во главе четырех легионов он пошел к сенонам.
Тут же в нашей армии поднялся стон: сеноны требовали либо отпустить их, либо двинуться навсречу римлянам и защитить их племя.
Ночью Рикс собрал в своем доме совет. Он задумчиво посматривал на князей сенонов и напряженно думал. Повинуясь его незаметному кивку, я подошел.
— Прибыл гонец из Бибракте, — тихо сказал он мне. — Эдуи клянутся в верности нашему союзу и зовут приехать, чтобы выработать план изгнания Цезаря из Галлии.
— Эдуи предлагают помощь? Мне казалось, что ты на это и надеялся?
— Так-то оно так, но... не доверяю я эдуям.
— Может быть, дело в том, что ваши племена издавна враждовали? Но ты же лучше других знаешь, что пока жива межплеменная вражда, Галлия не станет свободной! Ты же сам говоришь об этом людям чуть ли не каждый день!
— Советы давать куда проще, чем исполнять их, — проворчал Рикс. — Ладно, делать нечего. Пойдем в Бибракте.
Я ощутил слабую дрожь в голове. Обычно так давала о себе знать интуиция.
— Подожди. Мне нужно время, сходить в рощу, прочесть знаки и знамения...
— Нет, Айнвар, — он выпятил челюсть. — Если я что-то решаю, то действую сразу. Обойдемся без твоей магии. Мы идем. Мы победили Цезаря однажды; сейчас самое время нанести ему окончательное поражение. Он ведь обычно так и поступает? Не правда ли? Как только враг бежит, он преследует его и безжалостно уничтожает!
Да, это так, мысленно согласился я. Это римский образ действий. Но мы-то всегда действовали иначе. Что-то внутри не давало мне покоя.
Вечером, перед тем как наша армия собиралась уходить из Герговии, я расхаживал под стеной наедине со звездами и собственными мыслями. Здесь меня нашла Онуава. Я еще раз подумал: какая же она большая женщина! Мы с ней были одного роста.
— Хочешь просить защиты для своего мужа? — спросил я, все еще пребывая в размышлениях. — Это я уже сделал...
— Нет. Я здесь не для этого, — прервала она меня. — Не останавливайся, продолжай прохаживаться. Я хочу поговорить с тобой... о себе.
Неподалеку горели несколько факелов. Воины собирали, считали и складывали римское оружие. С дротиков они снимали наконечники, а разбитые древки бросали в огонь. Иногда они начинали спорить, кому достанется какой-нибудь особый меч или копье.
Онуава решительно подошла к ним. Мужчины остановили работу и уставились на жену короля. Она с улыбкой оглядела их и повернулась ко мне.
— Видишь, как смотрят на меня мужчины? — Она не спрашивала, она утверждала. — А ты что скажешь?
Я ответил невразумительным бормотанием.
— Я тебе нравлюсь, Айнвар?
И на этот вопрос у меня не нашлось внятного ответа.
— Думаешь, я обычная женщина, так? Большая такая отзывчивая женщина, которая любит мужчин, хорошо поесть и, скорее всего, храпит по ночам?
В общем-то, она угадала, и от этого мне почему-то стало неловко.
Онуава рассмеялась.
— Да, мужчины мне нравятся. И хорошая еда тоже. Но никто еще не жаловался на мой храп. И я не такая уж обычная. Моей голове, конечно, далеко до вас, друидов, но я прислушиваюсь ко всему, что творится вокруг, и я думаю. Я внимательна к людям. Я наблюдала за тобой ночью после битвы. Сначала ты праздновал вместе с другими, а потом вдруг задумался. У тебя стало такое лицо... Как будто изнутри тебя поднялась тьма. Ты перестал обращать на меня внимание, но меня не это беспокоило. Куда важнее мне показалось твое выражение. Ты же думал: победит ли Цезарь? А может быть, ты знал, что он победит?