Друиды (ЛП)
Обычный римский легион включал примерно 5300 человек, разделенных на девять боевых когорт. Десятую когорту составляли не воины, а всякая обслуга. Лагерь перед нами насчитывал в лучшем случае три когорты и некоторое количество слуг. Его выстроили по типовому плану. Римские строители не признавали разнообразия. Лагерь окружал защитный ров, сообщавшийся с притоком Лигера, снабжавшего римлян водой. Земляные стены укрепляли заостренными наверху мощными кольями. Внутри стен стояли одинаковые казармы примерно на сотню воинов со слугами и снаряжением. В отдельном помещении жил, видимо, сотник. За ним располагались склады конской сбруи, оружия и длинный ряд мастерских. Лагерь напоминал город, но все же городом не был — ведь в нем никто никогда не рождался. И предназначался он вовсе не для жизни.
В центре располагался штаб, на это ясно указывали штандарты легиона. Я заметил еще одно здание, странную постройку с колоннами, наверное, походный храм. Интересно, какой мертвый бог стоит там внутри на пьедестале?
Сзади послышался шорох. Мы быстро обернулись, готовые сражаться, но это оказался Котуат, поднимавшийся по склону.
— Мои люди находятся вон там, в лесу, — сказал он, кивнув головой назад. — Мы тебя, конечно, заметили, Айнвар.
— Главное, чтобы не заметили римляне, — ответил я.
Он ухмыльнулся:
— С этой стороны охраны нет. К тому же сейчас все заняты: там на реке купаются женщины из ближайшей усадьбы. Даже для римлян безопасность отступает на второй план перед желанием поглазеть на голых женщин.
— Природа способна победить даже камень, — прокомментировал я.
Котуат не понял. Он вообще был невеликого ума человек, но зато рожден вождем и кельтом, потому и пошел за мной, а римлян считал врагами.
Я еще понаблюдал за лагерем, а он просто сидел рядом на траве. Потом мы спустились с холма, и я вместе со своими воинами отправился к людям Котуата в лес.
Я рассказал князю о своем разговоре с Тасгецием, и он в ответ поведал то, что узнал о римлянах.
— Они возвели лагерь очень быстро. Даже ночами работали при факелах. В лагере есть все: и строители, и плотники, и землекопы и, веришь ли, Айнвар, это все те же солдаты. Просто они обучены всему необходимому. Они могут построить что угодно и где угодно. Прямо как черепахи, которые таскают свои дома на себе. У каждого легионера, кроме оружия, есть пила, топор, серп, цепь, веревка, лопата и корзина. И соломенный тюфяк, хотя спят они мало. Просыпаются на восходе. А видел бы ты их тренировки! Настоящий бой! Только без крови.
Рикс, внимательно наблюдавший за тренировками римлян в Провинции, говорил то же самое. В этих учениях царил порядок, ничего похожего на кельтскую свалку во время боя, быстро разбивавшуюся на отдельные поединки, демонстрацию изощренных приемов боя, свойственных только именно этому воину. Здесь ничего подобного не было, наоборот, все делалось для того, чтобы отучить действовать поодиночке и выработать единый для всех порядок, независимо от того, как складывалось сражение.
В этом может заключаться слабость, отметил я про себя. Надо не забыть сказать Риксу. Той ночью мы долго совещались под звездами. Огонь разводить не стали, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но среди моих деревьев я чувствовал себя в безопасности. Похолодало. В кронах гулял ветер.
Котуат заметил:
— Эх, сейчас бы одну из тех отважных женщин, которые сегодня в такую холодину полезли купаться! Вот бы уж она согрела меня! — Он со смехом повернулся к двоюродному брату. — У тебя ведь нет жены, Конко? Хочешь, возьмем одну из этих в Ценабум?
— Это же дочери фермеров, — ответил Конконетодум. — А я бы все-таки предпочел женщину-воина, жену, подходящую для вождя.
— А по мне так любая женщина, готовая влезть в холодную реку, вполне годится для вождя, — настаивал Котуат.
Я заметил, что он начал относиться к делу серьезнее. Если уж во что-то вцепился, то не отпустит.
— Можно обойти лагерь и наведаться на ферму завтра утром, — продолжал развивать свою мысль Котуат.
— Ты сначала попробуй вернуться в Ценабум, — остановил я его. — И уж во всяком случае, с женой для Конко надо погодить.
Наступила тишина.
— А кто нам помешает вернуться в Ценабум? — настороженно поинтересовался Котуат. — Римляне нас не видели. Мы разузнали о них все, что хотели, а они по-прежнему ничего о нас не знают.
— Я-то считаю правильной идею разведать, что здесь к чему. — Я помолчал. — А вот Тасгеций так не считает. Он начал звать Цезаря «другом». Если он узнает, что ты отправился на вылазку, у него хватит характера, что закрыть для тебя ворота Ценабума.
Конко прокашлялся.
— А как он узнает? — хрипло спросил он. — Мы потихоньку выбрались из города до рассвета, с нами всего несколько воинов, и мы никому не говорили, куда собираемся.
— Никому, кроме ваших собственных людей, — ответил я. Пришлось напомнить о Кроме Дарале. При этом я чувствовал и свою вину. Я вообще всегда ощущал вину, когда думал о Кроме. И сам на себя досадовал за это. Ни волки, ни лисы вины не знают. А Кром будто оплетал меня паутиной вины, в нее вообще попадали все, кто хотел ему добра, так что, в конце концов, возле него не оставалось никого.
Котуат разозлился.
— Если он такой шустрый, почему ты меня не предупредил, Айнвар? Я был бы поосторожней.
— Откуда мне было знать, как он поведет себя в такой ситуации?
— Ну, ты же друид. Должен был знать.
Я собрался.
— Хочешь поучить меня, Котуат? — холодно спросил я.
Он смутился.
— Я... да нет же! Конечно, нет...
— Вот и правильно. А теперь послушай меня. Когда мы вернемся в Ценабум, и к сожалению, без женщины для тебя, Конко, мы не пойдем сразу в город. Отправим моего Тарвоса на разведку. Надо выяснить, что там творится. Сколько твоих людей сейчас в стенах?
Оба князя посмотрели друг на друга.
— Я полагаю, — тихо сказал Котуат, — по крайней мере, половина населения города. Может, больше.
— Против вождя должен подняться народ. Большинство народа, — подчеркнул я. — Орден не станет вмешиваться. Если вы кинете клич по окрестностям, хватит ли вам людей, чтобы одолеть Тасгеция?
— Ты, правда, думаешь, что он закроет ворота?
— Я бы на его месте закрыл. И это нам на руку. Если Кром доложил вождю о вашей вылазке, а ваши люди придут к закрытым воротам, думаю, они возмутятся?
Конко рассмеялся.
— А как же!
Еще до восхода мы возвращались в Ценабум. Пока мы не удалились от римского лагеря на приличное расстояние, я не решался петь гимн солнцу, но зато потом пел в полную силу, и воины присоединились ко мне.
Лагерь разбили поодаль от крепости, и я отправил Тарвоса на разведку. При всех его размерах и силе Бык мог выглядеть совершенно безобидным. Был у него такой дар, я это уже раньше замечал. Он мог протолкаться через любую толпу и остаться незамеченным благодаря своему рассеянному виду и простоватой физиономии.
Вернулся он довольно быстро и весьма довольный.
— Кром Дарал донес, все в порядке, — доложил он. — Тасгеций в ярости. Вход в Ценабум для князей Котуата и Конконетодума запрещен!
— А что люди говорят?
Тарвос ухмыльнулся.
— Там все гудит, как будто гнездо шершней разворошили. Торговцы орут про предательство, поддерживают вождя и обвиняют Котуата и Конко во всяческих злодеяниях. Тасгеций запретить-то запретил, а вот объяснять причину не стал. Ну, раз так, я сделал за него эту работу. Поговорил кое с кем из тех, кого давно знаю. Про римский лагерь на нашей земле рассказал, объяснил, что отважные князья отправились на вылазку, чтобы разведать, значит, планы коварных захватчиков. Так что теперь город бурлит и считает их героями.
Я похлопал Быка по плечу.
— Тарвос, ты — сокровище!
Смутившись, он поковырял землю ногой.
— В общем, это похоже на мятеж. Ты же вроде этого хотел, Айнвар? — пробормотал он. — Ну, Тасгеций сам виноват. Мне и делать ничего не пришлось. Он сам все сделал.