Друиды (ЛП)

— Какие? — Сулис, похоже, надоело тащить из меня ответы клещами. Она смотрела на меня сердито, сжав губы в тонкую линию. 
Но я не дал ей выйти из себя и все-таки смог назвать компоненты, сочетающиеся с отваром из ягод омелы. Я хорошо понимал ценность отвара; умирать от внутреннего огня, съедающего тело человека, мучительно. Я видел, как это происходит, если человек не сразу обращался к целителям. Уж лучше сгореть в ивовой клетке! 
Друиды умели лечить горячку с помощью омелы, поэтому среди нас никто не умирал от этого недуга. Используя магию целителей, Сулис обычно справлялась с горячкой, особенно на убывающей луне.
Вообще Сулис казалась мне почти совершенством. Ее умелые руки касались головы человека, и боль сразу уходила. Она могла легкими поглаживаниями сращивать сломанные кости... она могла бы погладить и мои ноги, например...
— Айнвар, ты опять не слушаешь! 
— А? Да. Я задумался об исцелениях. Скажи, а можно использовать магию пола, чтобы лечить людей?
— Знаешь, Айнвар, по-моему, пора тебе поучиться еще у кого-нибудь! Шел бы ты лучше к Диану Кету учить законы, вместо того, чтобы тратить зря мое время. 
— Но почему бы нам с тобой не воспользоваться этой магией, чтобы восстановить силы, например? Что тут такого? 
— Может быть, весной и придется прибегнуть к этой магии. Если Менуа посчитает нужным.
— А сейчас? — продолжал я приставать. — Сейчас же тоже есть разные задачи. Ну, например, можно было бы сделать шерсть овец погуще? 
— Да они и без того обросли настолько, что еле ноги таскают. Им же тяжело! — засмеялась Сулис. — Слушай, если тебе нужна женщина, так и скажи. А чего зря говорить? Выйди за стену, поищи кого-нибудь из другого клана, наверняка найдутся желающие. 
— И ты думаешь, это будет магия? 
— Нет, Айнвар, — грустно улыбнулась Сулис, — не так-то просто найти волшебство! 
Я был высоким статным парнем, и когда воспользовался ее советом, обнаружил, что женщины действительно улыбались мне. Некоторые, встречаясь со мной глазами, облизывали губы, некоторые, правда, отворачивались, но неизменно оглядывались потом. Среди них попадались женщины земледельцев, девушки, достигшие брачного возраста, вдовы, вошедшие в пору зрелости. Со временем я переспал со всеми, кто соглашался, на расстоянии в полдня ходьбы от стены.
Но Сулис была права. Магию я так и не нашел. Зато получал немалое удовольствие и старался изо всех сил доставлять удовольствие моим женщинам, то есть никогда не брал больше, чем мог отдать. Женщины уверяли меня, что я очень хорош, некоторые были даже не прочь потанцевать со мной на Белтейн и родить от меня детей. Меня пытались привлечь неплохим приданым. Но друиду нет дела до собственности. Его потребности обеспечивало племя в обмен на его труды. Если бы я собрался жениться, взял бы в жены девушку по сердцу, не думая о том, сколько ее семья дает за ней коров, и есть ли у нее вообще что-нибудь, кроме иглы и ткацкого станка.
Зима готовилась уступить место весне, и мы, чтобы поторопить ее приход, повторили тот же ритуал, ради которого умерла Розмерта. Но теперь никто не умер. Старик, которого мы выбрали еще зимой, только притворялся мертвым, но зима все равно послушно умерла, и ее сменила яркая, бурлящая весна. Жизненные соки бурлили и во мне. Я потерял счет своим женщинам и различал их разве что на ощупь. У одной кожа была более гладкой, у другой — рыхловатая и в ямочках, но ощущения каждый раз оказывались разными. Мой опыт рос. Каждой новой партнерше я был благодарен, но никакой магией наши отношения и не пахли.
О браке с Сулис не могло быть и речи. Ее клан мастеров не был для меня кровным, здесь бы препятствий не возникло. Но когда я предложил ей стать моей женой, она отказалась. 
— Женщина выходит замуж, чтобы иметь детей, Айнвар, а я не собираюсь их заводить, — решительно сказала она.
— Но почему?
— Постарайся понять. Я много думала об этом. Мое тело, я сама — это инструмент исцеления. Ты же видел, как я втираю мочу в обожженную плоть, и волдыри исчезают. В лечебных препаратах я использую и другие свои выделения. И всегда достигаю результата. Если бы я носила ребенка, свойства моего тела изменились бы. Мой пот, моя слюна, мои слезы утратили бы силу. Мой дар может пропасть, и я не хочу рисковать. Если это ритуал, связанный с энергией пола, я принимаю меры предосторожности, зачатия не случается; но если я выйду замуж, мне придется рожать мужу детей, если я смогу, конечно. Видишь, этому не бывать. Твоя просьба невыполнима. 
 
— Но ведь у других целителей есть дети. Ты же сама говорила, что бабушка у тебя тоже была целительницей.
— Она сделала свой выбор, а я — свой. У меня свой путь, и, знаешь, Айнвар, в обычае друидов уважать решения собратьев.
Я был слишком молод, чтобы понимать, как на протяжении жизни человек меняет отношение к тем или иным вещам. Независимость от семьи, которую выбрала для себя Сулис, когда-нибудь сильно скажется на ней. Я просто принял ее слова на веру, но мне было грустно. 
Время от времени Менуа все же использовал нас двоих для ритуалов с использованием энергии пола. Однако с каждым разом процесс становился для меня все более болезненным. Но я никогда не отказывался. Я понял, что происходящее между мужчиной и женщиной в ходе ритуала — это священное действо такой силы, что все остальное меня уже не удовлетворяет.
Вот Тарвос Бык не искал в своих женщинах никакой магии. Когда у него возникало желание, он готов был жениться на ком угодно. Я был уверен: даже такой брак стал бы удачным. Жена восхищалась бы его шрамами, его мужской силой и рожала бы ему детей, которым предстояло пополнить ряды наших воинов. Все были бы довольны.
Как-то раз я шел ночью под звездами. Со мной были только темнота и ветер. Из открытых дверей до меня долетали обрывки разговоров. Ни одной законченной мысли. Людям, давно и близко знавшим друг друга, не было нужды выстраивать речь, как на сходе. Достаточно было пары слов, остальное угадывалось. Да и говорили-то о самых простых вещах: о работе, о еде, о погоде, о каких-то совершенно личных делах. Кое-где ссорились, кто-то смеялся... Люди в домах были просты и понятны. Они были навсегда встроены в обыденное. Я так не мог. Даже огромного ночного неба с яркими звездами мне было мало. Впереди меня ждали магические свершения. Возможно, Сулис права, подумал я. Я шел под звездами, мечтал, и никто не слышал, как я прохожу мимо. А время текло вокруг и сквозь меня. 
Тридцатилетие считалось у нас возрастом зрелости. Но время измерять было непросто. Я долго изучал бронзовые листы, на которых был вырезан наш календарь. Размечал год, чтобы праздники всегда приходились на нужное время, соотносясь с периодами на земле и на небе. Календарь состоял из шестнадцати столбцов, представляющих шестьдесят два лунных цикла, разделенных на светлую и темную часть, с двумя дополнительными циклами, чтобы привести все в соответствие с солнечным годом. Наука давалась трудно, не всегда хватало слов для обозначения нужных понятий. А ведь это только часть из того, что мне предстояло освоить. Голова пухла от знаний. Учителей у меня было не сосчитать. Я должен был понимать, о чем говорят пшеничные колосья, что означает расположение речной гальки на берегу, чего ждать от построения гусиной стаи в небе. Но главным моим наставником все же оставался Менуа. Я учился и учился и, в конце концов, изучил его приемы лучше, чем собственный плащ.
Ход времени сказывался и на нем. С каждой новой зимой главный друид становился более раздражительным. Его суставы хрустели все громче. 
— Ты станешь моим последним учеником, — как-то раз сказал он мне. — Тебе предстоит сменить меня.
Конечно, я возрадовался и возгордился. У меня появился мощный повод еще более прилежно постигать науку друидов. Я, наконец, научился сосредоточиваться настолько, что без труда запоминал законы, изложенные в длинной песне, сложенной бардами. Повторив ее несколько раз, я пришел к выводу, что законы мудры и прекрасны.