"Аратта". Компиляция. Книги 1-7 (СИ)
Сестры сидели за накрытым столом, лакомились сладостями и отдыхали за беседой от утомительного и важного дела – обсуждения приданого. Повсюду в покоях стояли распахнутые сундуки, а их содержимое было расстелено и развешано где только возможно. Руководить этим почти ритуальным действом должна была мать невесты, но та давно уже покинула мир, и из старших родственниц у Аюны осталась только сестра Джаяли. Когда-то такая же тонкая и порывистая, как и младшая, она с годами пополнела благодаря спокойствию и довольству, обретенному в счастливом браке с вельможей-арием. Она с улыбкой любовалась сестрой, которой две служанки заплетали великолепные волосы цвета меда в длинную и сложную, почти до колен, косу в двенадцать прядей.
– Понимаю, что во время обручения ты его толком не разглядела, – говорила Джаяли. – Это обычное дело. Да в сущности, ничего и не потеряла.
Аюна, вытянув перед собой руку, задумчиво рассматривала тяжелый золотой браслет в виде обвивающей руку змеи. Другой такой же оттягивал второе ее запястье. Браслеты были грубоватые, дикарского с виду литья. Царевне было немного неловко носить их при дворе.
– Рассказывай, Джаяли. Ты обещала спросить у мужа о Шираме.
– Ну-у, кое-что я разузнала, – протянула Джаяли, обмахиваясь веером из пышных перьев. – Твой саарсан весьма богат… Для накха, конечно.
– Богатый накх. – Аюна пренебрежительно фыркнула. – Смешно.
– Не скажи! У него огромная крепость в Накхаране, дворец в столице…
– Видела я тот дворец: две каменные стены углом и ни одного окна, даже ворот нет. По воздуху они туда попадают, что ли? Что еще, сестрица?
– У него шесть жен. – Джаяли покосилась на сестру с лукавым видом. – Достанет ли у него на тебя времени и сил?
Аюна беспечно махнула рукой:
– Да хоть двенадцать, мне-то что?
– Ах, Айя, ты так самоуверенна! Говорят, накхи держат своих жен в строгости, запирают на женской половине и запрещают выходить из дома даже в сопровождении слуг…
Царевна расхохоталась:
– Ха-ха! Запирают? Запрещают? Какие страшные слова!
– Так что жены?
– Да пусть себе живут в своем Накхаране. – Аюна бросила на сестру нарочито недоумевающий взгляд. – Или ты полагаешь, Ширам увезет меня туда?
– А разве нет?
– Конечно нет. Мой нареченный уже лет как семь служит в столице и на родину не собирается. Да и что бы ему там делать? Проводить впустую дни в горной крепости на краю земли?
Царевна с безразличным видом отпила ароматного напитка, поданного расторопной служанкой. Где-то слышалась перекличка стражников. Из сада волнами накатывало благоухание ночных цветов.
– Ты меня утешила, – вновь заговорила Джаяли. – Очень было бы грустно расстаться с тобой и увидеть, как тебя запирают, словно в темнице, или отправляют пасти коз, – уж не знаю, чем там занимаются накхини в горах… А про погребальные обряды накхов ты, разумеется, слышала?
– Я смотрю, ты немало разузнала про их обычаи!
– Конечно, милая, я же о тебе забочусь! Так вот – когда погибает знатный накх, соратники отрубают ему голову и привозят сей мрачный дар его семье. После чего разводят большой костер, и безутешная супруга бросается в пламя с головой мужа в руках…
– Но это же просто древние легенды, – недоверчиво ответила Аюна. – У нас тоже рассказывают, как преданные супруги вместе уходили в вечное пламя Исвархи, но то было во времена богов!
– У накхов это никакие не легенды, милая сестричка. Когда твой суженый вернется из похода, порасспроси его о смерти матери.
– На что ты намекаешь?
– Я не намекаю, а прямо говорю – она покончила с собой, как и положено супруге погибшего главы рода.
Царевна, хмурясь, глядела на сестру.
– Да, я слыхала, что мать Ширама ненадолго пережила его отца… Но я думала, она умерла от горя… И разве тот не исчез бесследно в морских волнах?
– И что с того? На костер возложили его меч, и вдова взошла туда же с именем супруга на устах.
Аюна призадумалась.
– Я не верю! Но даже если так, она разве не могла отказаться?
– Отказаться? – Сестра усмехнулась. – Айя, это великая честь! Причем не только честь, но и долг. Если жена саарсана не последует за умершим мужем, то дух великого воина обратится в злобного дива. И из незримого защитника Накхарана станет его проклятием.
– Какой ужасный долг! – пробормотала Аюна, осмыслив слова сестры.
– Вот-вот. И твой Ширам при этом наверняка присутствовал. Спроси-ка его при встрече, каков наиболее достойный удел для вдовы накха?
– Но я-то буду не первой женой! Ты сама сказала, что их шесть!
– Зато ты будешь самой знатной – а значит, самой главной. Так что подумай об этом, когда тебе в следующий раз подадут жареное мясо…
– Какая ты злая! – с досадой воскликнула царевна.
– Наоборот, я пытаюсь открыть тебе глаза, – проворковала Джаяли.
С мгновение Аюна испытывала горячее желание запустить в сестру расшитой подушкой, но удержалась.
– Открыть глаза на то, что мой суженый – накх? Я знаю это и без тебя! – запальчиво отозвалась она. – А еще я знаю, что он прославленный воин!
– Это хорошо, – снисходительно кивнула старшая дочь государя. – Умелый и преданный маханвир отцу не помешает.
– А что касается их диких обычаев, – даже если твои слова и правда, отец не дозволит ничего подобного, – сердито продолжала царевна. – Уверена, что отец оставит Ширама при дворе здесь, в Лазурном дворце, а значит я просто перееду в другие, еще более роскошные покои…
– Все-то ты продумала.
– Это отец, – скромно сказала Аюна. – Перед обручением он призвал меня и поделился со мной своими намерениями. Я горжусь его доверием. Если ему нужны накхи – они у него будут.
Сестра поглядела на девушку пристальным, изучающим взглядом, припоминая свой обстоятельный разговор с мужем, перед тем как пойти во дворец.
– Кто знает, как пойдет дело, – протянула она. – Накхи последнее время обнаруживаются где угодно – на высших должностях, при дворе, а скоро даже и в спальне дочери государя. Не придется ли нам всем скоро темнить кожу и подводить глаза зеленым? Брр! – Красавица с удовольствием поглядела на свое отражение в серебряной чаше. – А ты слышала эти уличные проповеди, что из-за их колдовства море затапливает северные уделы?
– Ерунда! Разве Исварха ежегодно не побеждает Первородного Змея в день солнцеворота?
– Кстати, о змеях… Про отца твоего суженого, Гауранга, рассказывают жуткие вещи, – понизив голос, продолжала Джаяли. – Дескать, в Ратхане он устроил многотысячное жертвоприношение Первородному Змею…
– Ты точно наслушалась уличных проповедников! – рассердившись не на шутку, резко оборвала ее Аюна. – Неужели ты полагаешь, что наш божественный отец выжил из ума и не ведает, что творит?
– Кто я, чтобы усомниться в его мудрости! – замахала руками Джаяли. – Ты права, милая, это просто сплетни. А может, мне просто не очень нравятся их мужчины. Уж очень они неказисты. Впрочем, твой жених на церемонии надевания браслетов выглядел неплохо. Если бы он был повыше хотя бы на полголовы и не такой смуглый…
– …то он был бы арием, сестрица, – со смехом ответила Аюна.
Несколько мгновений они молчали. Царевна злилась на старшую сестру, отгоняя от себя навязчивые видения накхского погребального костра. Джаяли смотрела на нее загадочным взглядом, не спеша делиться потаенными мыслями. Она и так сказала достаточно.
Что ж, если Аюна не желает слышать, ей же хуже…
– А что это у тебя? – спросила Джаяли, заметив вдруг длинный потрепанный свиток, покрытый пестрыми рисунками и записями. Свиток лежал на каменном полу, развернутый вдоль окон от стены до стены.
– Это? Заметки о путешествии в полуденные страны, – оживленно заговорила царевна, радуясь, что сестра решила сменить неприятную тему. – Мне дал их почитать дядя Тулум.
Аюна любила дядю-жреца – он часто приносил ей что-нибудь занимательное из истории или древних героических легенд, порой подолгу беседовал о божественном и человеческом и вообще относился к царевне и ее младшему брату Аюру куда внимательнее и сердечнее, чем родной государь-отец.