Пока растет терновник (СИ)
Она, как бы поняла моё намерение о встрече, и скрылась. Я обежал быстрым шагом дом, но нигде никого не было. Перекрестился, естественно. Ушел оттуда. А потом пожалел, что в церковь не вошел.
Я к чему клоню, когда о человеке думаешь, он может показаться вот так, на улице.
– Ты все сказал? – нетерпеливо спросила мама.
– Нет, она позвала меня, – сказал отец.
– Ты в своем уме? Что ты несешь? У тебя дочь взрослая.
Вот здесь я поняла, что мама что-то знает. Но сейчас она захлопнет свой ящик Пандоры.
– А чего скрывать? Это не скроешь. Я виноват перед Зойкой.
– Ну иди, не пугай дочь, она просто хотела поделиться, а ты пугаешь.
Опа! Мама думает, я ничего не просекла.
– Ты знаешь, папа, я в той арке тоже остановилась один раз и простояла долго-долго, я была уверена, что она появится.
Я не смогла больше общаться с родителями. Они как будто не догоняли, что нам угрожает опасность.
Снова-снова, за «откровениями» отца у меня зрело подозрение: что-то самое важное о тетке он не договаривает, и стремится показать, что выкладывает все, как на духу. Поэтому боится, что она его зовет. Мама в свою очередь действует по принципу «не навреди».
Ага! Все начинают играть каждый в свою игру.
И вот в ближайший вечер один член нашей семьи уже отыграл первый тайм своей игры. Мама затащила в квартиру избитого отца. Он наотрез отказался от «скорой» и рассказа, что с ним произошло. Хотя по ходу маме тоже нужна была «скорая».
На следующий день в одном из московских блогов я увидела знакомую рожу того отморозка с Таганки и прочитала текст.
«Избиение в лифте попало сначала на видеокамеру наблюдения, а затем в сеть Интернет. Полицейские установили адрес дома, в котором это избиение произошло. В данный момент ведутся поиски подозреваемого.
На видеозаписи видно, как двое мужчин – один босиком и в спортивных шортах, а второй одетый в зимнюю одежду, заходят в лифт и пока лифт поднимается, молодой человек в шортах, обладающий спортивным телосложением и, судя по всему, навыками рукопашного боя, наносит несколько ударов руками стоящему мужчине, который не оказывает сопротивления. А затем, когда лифт останавливается на шестнадцатом этаже, вытаскивает из кабины обмякшее тело жертвы, оставляя кровавые следы на полу лифта.
В полиции по этому случаю никаких заявлений не регистрировалось, но, правоохранительные органы возбудили уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ст. 116 Уголовного кодекса Российской Федерации – "Побои".
Напомним, наказание по этой статье предусматривает лишение свободы на срок до двух лет».
Еще раз прокрутила видео. Ошибки быть не могло.
В лифт к отцу вошел тот самый человек с ирокезом по центру головы и татуировкой на левой половине выбритой головы, который домогался меня тогда, в квартире соседа. И также он был в шортах, хотя не май месяц.
Как такое могло быть, если расстояние между нашей квартирой и «таганской» больше часа? Он что, зимой в шортах ехал через весь город?
Глава 25
Отец слег на «больничном». Он по-прежнему молчал как партизан. Правда со следователем, который приходил по этому делу, отец партизаном не был, и охотно делился подробностями дела.
Я тоже молчала, как партизанка, о том, что видела видео, и что еще раньше старуха-вещунья меня обо всем предупредила.
Я посмотрела на его красную куртку, пакет из химчистки был заткнут в угол коридора, будто ждал отца для скорейшего выхода на улицу. Я искала момент, чтобы расспросить отца, когда не было мамы. Рассмотрела для себя несколько вариантов: в одном я признаюсь, что мне страшно, тогда он замкнется и скажет «не боись», другой вариант был похож на шантаж, у меня фотографии украшений его любовницы, ну а дальше мои действия как по нотам, – но это могло вызвать ярость, поэтому я остановилась на третьем варианте чисто рационального разговора, который по моему мнению позволял мне максимально до всего докопаться.
– Отец, как я поняла тема твоей драки закрыта, но скажи, пожалуйста, тетя Зоя тебе раньше звонила?
– Ты мне скажи, ты что, следствие проводишь?
– Папа, ну, так несерьезно, лежишь весь побитый с выбитыми зубами, прячешь глаза, все скрываешь, увиливаешь от ответа. Когда ты скажешь правду? Квест у тебя такой?
– Ага, квест.
И он сделал вид обиженного.
– Папа, не знаю как, но то, что с нами происходит…, такого же раньше не было, она нас точно достает. Она в последние годы не работала, на что она жила?
– Ну, гаданиями подрабатывала, если тебя это устроит. Со свечами и всеми причиндалами, как положено. После истории с сыном она замкнулась и еще больше ушла в себя, на мои звонки не отвечала. Ругала меня так, что словами не передать.
– За то, что не помог?
– Да при чем здесь это?
– А при том. Теперь нас будут всякие гопники караулить в подъездах, да?
– Тебе ничего не угрожает.
– Ты все знаешь, да?
– Я тогда увидел похожую женщину и про встречу в арке просто пошутил.
– И вижу дошутился.
– Ну да…
– Ага, «бывают в жизни злые шутки, сказал петух, слезая с утки».
– Так, эту пошлятину чтобы я от тебя больше не слышал. Ты поняла меня!
И он закашлялся, как чахоточный. Видно было, – всерьез испугался.
– Ты даже не был на похоронах ее сына.
– Да сколько в тебе зла, упреков… Откуда взялось? Она меня не звала.
– На похороны сами приходят. Мы должны были все вместе приехать, поддержать ее тогда.
– Еще раз повторяю тебе, она нелюдимая была, понимаешь.
– Я все выяснила. До сороковин душа покойной остается в квартире, а перед сороковинами покойница приходит прощаться. После похорон в квартире надо было завесить зеркала, поставить фотографию, иконки, зажечь свечу, молиться за упокой ее души. Мы ничего не сделали для нее. Ты выбросил тогда зеркала, но ты видел, какими они стали?
– Ты же сама не веришь в чертовщину, чего ты прикидываешься?
– Хорошо, тебе традиции о чем-то говорят?
– Ты не учитываешь, что человек был болен психически. С такими очень сложно.
– Папа, в сотый раз тебе объясняю. После ее похорон надо было шевелить клешнями. Она умерла в феврале, а восьмого марта мы поехали в ресторан «Бостон» есть креветки, прекрасно же ты нас поздравил.
– Ты уплетала креветки за обе щеки.
– Прекрасно, но полгода нельзя веселиться. У тебя что в голове?!
– Давай голос на меня не повышай. Ага? Не полгода, а сорок дней. Я тогда и вот недавно еще раз Сорокоуст заказал.
– Это все, на что ты способен.
Я внимательно на него посмотрела. Ну же, давай, колись, расскажи, что между вами произошло раньше? Как водил туда женщин? Но он молчал, – настоящий партизан.
– Постой, скажи, она умерла под дверью?
– Какая разница? Зачем этот разговор? Зачем плохое притягивать? Лучше перекрась волосы.
– На ее могиле лежит камень?
– Ты там была?
– Зачем ты его сбросил с могилы?
– Он сам скатился. Я его вернул на место. И не лезь не в свои дела.
– Но я не увидела под снегом могилы мальчика.
– Это общий камень у них.
– Ты знал, что она умирает и не приехал ее спасти, не похоронил. Потом приехал покаяться на могилу и сбросил камень, – так это было?
– Думай, что хочешь.
– Но в квартире не будет нам счастья. Она же тебя не простила, что нас ждет теперь?
– Я звонил. Она ответила. Я ей все предложил, лечение, деньги перевести, «скорую» вызвать. Знаешь, что она мне сказала? Да лучше не передавать ее слова!
– Может это были ее эмоции.
– «Будь ты проклят! Умру, как черепаха», – это эмоции? А потом добавила: «И тебя, и твою семью достану. Еще встретимся». Это нормально, скажи? Все! Ты удовлетворена?
– Она точно сказала: «Умру, как черепаха»?
– Куда уж точнее. Такое не выдумаешь.
Она повторила ту же мысль, что написала на полях книги. Она, брошенная и беспомощная, ползала по квартире, как черепаха, и ждала как сосед-алкаш принесет ей буханку хлеба. А фразу «Еще встретимся» я тоже видела, в той записке, написанной неизвестно кем и вложенной в чужой документ. Сколько совпадений. Голова идет кругом. Покойница заберет чью-то жизнь. Неужели это правда? Как вымолить прощение?