Поцелуй через стекло (СИ)

Хватит разводить бодягу. Пора что-то делать!
Обозрев двор, он приходит к выводу: лучше сортира тайника не найти. Тем более что за минувшие годы содержимое выгребной ямы в значительной степени усохло или ушло вглубь земли, став пищей её обитателям. Между дном ямы и стульчаком образовалось пространство. Отличный схрон, если приложить руки. Инструмент нашёлся. Ну а материал в виде доски валяется здесь же. Остаётся примастрячить куда надо.
Гумер уже приблизился к сортиру, когда какая-то неведомая мушка врезалась ему в щёку, а потом в панике юркнула между губ. Рефлекторно мужчина исторг летуна и рвотный позыв тоже обуздал. Это мелкое происшествие могло бы послужить неким красным флажком. Но в тот час Гумеру казалось: всё идёт как по накатанной. И остаётся лишь поставить жирную точку. Или восклицательный знак.
Да, ему нельзя отказать в умении сочетать методический подход к делу со скоростью принятия решения ему нельзя отказать. Тем более что на его лице читается такая решимость! Такая бывает у мужиков, когда они работают с дрелью.
Навыки не забылись. «Как умение ездить на велосипеде». Правда, времени на всё про всё ушло достаточно. Так что когда он вышел на воздух, багровый мазок на небе исчез, и купол его погас.
Физическая работа пробудила аппетит, и он подкрепил силы «бич — пакетом» и хлебом. И то, и другое показалось чрезвычайно вкусным. Покончив с хозяйственными делами, он по давней привычке к чтению, взялся за купленную накануне местную газету. К его изумлению, в ней обнаружилась такая немодная нынче рубрика, как «Литературные заметки».
«Живой человек ушёл из нашей литературы, — так начинался текст. И Гумер не мог не согласиться с этим утверждением. — Точнее сказать, этот осколок прошлого отправлен в бессрочный отпуск. Современные тексты не ставят и не решают человеческие проблемы. Точно они уже решены. А когда у литераторов „болит и не стыдно“, остаётся только развлекать и забавлять читателя».
Гумер глянул на подпись — «Вилен Адаев». «Что ж, с тобой не поспоришь, Вилен Владимирович!» — покивал головой читатель и по совместительству издатель. — «Вот только вы упускаете из виду, что спрос рождает предложение. И как бы ни пыжился, как бы ни тужился издатель…» — Здесь газеты выпала из его рук — усталость сморила Гумера. Он задремал. А во сне привиделась ему девушка- дерево. Она тянула к нему свои руки — ветки. Он пытался отмахнуться, но они каким-то образом дотянулись до его кадыка.
— Где мои деньги? — взревел голос над ухом.
Он предпринял попытку освободиться, но пальцы ещё крепче вцепились в горло.
— Отвечай!
Он попытался ответить, но получилось лишь жалкое бульканье.
Гумер осознал: это не кошмар, а самая что ни на есть реальность. А потому самый лучший исход — это потерять сознания. Что он и сделал.
  
Глава 26
 
Натюрморт с козлиной ногой
 
Третий день второй карантинной недели.
Настаёт черёд и платяного шкафа. Супруга извлекает из него платье с рюшами нежного персикового цвета:
— Помнишь?
— Свадебное, — без запинки отвечает супруг.
Такое не забудешь. За этим нарядом жених и невестамотались в Москву, ибо в свадебном салоне, куда им выдали карточки покупателя, не нашлось ни подходящего размера, ни фасона.
«Да, капитализм не всегда с человечьим лицом, но народ по крайней мере сыт и обут».
Некоторое время Вилен наблюдает, как Вера бросает в мусорный мешок свои девичьи наряды, после чего замечает с деланной грустью в голосе:
— Не жалко? Вещицы-то памятные.
Но жена начеку:
— На такой случай фотки имеются.
Возразить тут нечего, и супруг направляет свои стопы к книжному шкафу.
До карантина дверца его открывалась нечасто. А нынче всё поменялось. Вилен наугад берёт книгу. Паустовский!
 
«Мгновение назад её ещё не было. Но вот она вошла, она есть, и уже ясно, что твой мир, конечно, не мог существовать без неё, что она давно жила в нём и владела твоей покорной душой».
 
Прямо про них с Верочкой.
 
В квартире слишком жарко для костюма, и он идёт на первый компромисс: снимает пиджак и вешает на спинку офисного кресла- сыновний дар на третий день карантина.
Он и не думает возвращаться к делу режиссёра народного театра. У него на уме другое. Однако рука- предательница жмёт не туда и — оп-ля! — Перед ним кухня в «Голубятне». Готовят поминальный обед. Вот и продукты припасены: овощи-для салатов, мясо- для горячих блюд. А это что? — Свиные ножки? Если задумали варить холодец, то поздновато спохватились. Рядом с ножками ещё какой-то продукт животноводства. Похоже, на чью-то конечность, скорее всего, какого-то жвачного.
Вилен отпускает «мышку» и откидывается на спинку. Видимо, чересчур резко: колёсики приходят в движение, и сиденье начинает дрейф прочь от компа. Журналист прикрывает веки. Однако вместо расслабления- зудящее беспокойство. Ему знаком частный детектив, у которого в момент инсайта начинали чесаться фолликулы давно утраченных волос. Вилен ничем подобным удивить не способен. Ну, не считать же этот ушной звук, напоминающий гудение электропроводов под напряжением, признаком озарения!
Он тупо смотрит на светящийся монитор, на котором во всём великолепии располагается натюрморт в стиле фламандских мастеров. А вголове всплывают, кружатся и пропадают всякие образы. Похоже на дымок от ароматических палочек. Помедитировав так некоторое время, он отталкивается ступнями, одетыми в домашние шлёпанцы — ну не в туфлях же по квартире ходить! — и причаливает снова у монитора.
Следующий шаг — закатывание рукавов сорочки. Это уже чёткое подтверждение: инсайт свершился. Оголив предплечья- очень белые после зимы-он набирает Сыропятову.
— Зин, а кто готовил на поминках?
«Ни тебе здрасьте, ни тебе спасибо»! — надулись на том конце, но вида не подали.
— Старшая по дому.
— Имя известно?
Последовало молчание. Вилен выжидал, и только пальцы, елозившие по столешнице и оставлявшие на ней следы, выдавали его нетерпение.
— По правде сказать, не озаботилась записать, но помню, что старинное.
— Аграфена, Апполинария, Устинья?
— Похоже на Устинью, но…
— Ульяна?
— В точку! И как вы угадали, Вилен Владимирович?
— А тут и гадать нечего. Ульяна трудилась в «Голубятне» испокон веков.
Вилен не стал уточнять, что познакомился с женщиной ещё мальчишкой, когда они с матерью, сбежав от отчима-алкоголика, нашли приют в общежитии. Ульяна в ту пору числилась воспитателем. Да, имелась и такая должность в штатном расписании «Голубятни». В её обязанности входила организация досуга жильцов, а также общий пригляд за порядком. Позже, когда советскую власть отменили, Ульяна переквалифицировалась в коменданта. Ну а далее её карьера пошла по наклонной- вплоть до вахтёра. А когда с началом приватизации отменили и вахту, Ульяна Сергеевна оказалась на выборной должности старшей. В последний разАдаев встречался с ней уже в качестве журналиста, когда занимался вопросами экологии, в частности раздельного сбора твёрдых бытовых отходов.
Ясное дело, что женщина должна его помнить. Правда, телефоном Зина его не обеспечила, но порывшись в своих блокнотах, он обнаружил номер упразднённой вахты. К его изумлению, ему ответили. Правда, не с вахты, а из комнаты самой старшей. Нынешняя владелица старого номера вспомнила журналиста и даже без ошибок назвала его имя. Однако несколько туманная цель его обращения вызвала у старшей по дому недоумение: для какой такой надобности потребовалась она редакции. Однако советское доверие к печати сработало и здесь. Ульяна Сергеевна добросовестно перечислила блюда поминального стола. Последующие вопросы-ответы пошли ещё легче. Скажем, те же свиные ножки.
Известно ли Вилену Владимировичу, что суп из них- известный на Кавказе как «хаш»- превосходное средство при переломах? А учитывая то, что Олечка (Царство ей Небесное!) в минувший гололёд сломала запястье, свиные ножки в их с Колей холодильнике не переводились. Она свято верила в целебную силу этого «хаша». И не обманулась. Что? Ещё одна нога? Ну да, всё верно. Имелась и такая. Нет, не телячья. Козлиная! Но выдавали за телячью. А вот так! Как такое может быть? В театре и не такое случается. Особенно, когда требуется экономить на реквизите. Изготовление настоящей телячьей ноги обошлось бы Дому культуры в круглую сумму. Вот и заменили ногой старого козла. За бесплатно. А морозильная камера у Оленьки- всем на зависть. Так что и сэкономили, и премьеру с блеском отыграли. — Здесь в трубке раздался всхлип. — Да, осиротели артисты. Такого режиссёра — ещё поискать.