Венец терновый (СИ)
Еще бы – волынские гусары, или «вольные», как их тут с восторгом все называли, от хмурого взрослого мужика, до смотрящего со стороны горящими глазами мальчишки.
Достались они по случаю, в последнем месяце прошлого года – пришли на отощавших лошадях, сопровождая большой обоз с беженцами. Как смогли дойти по промерзшей земле, при наступивших холодах, одним им известно. Два православных русских шляхтича привели полтора десятка своих «пахоликов», да без малого три сотни беглецов разоренной Подолии, по которой трижды прокатились волнами турецко-татарские полчища.
Оказалось, что до них осенью докатился слух, что на востоке войска запорожского есть «вольные земли», и где правит потомок королей Галиции и Волыни, что не только принимает православный люд, но всячески привечает несчастных. Народец, совершенно осатаневший от «Руины», разоренный и оставшийся без урожая, а потому обреченный на голодную смерть, от полной безнадеги тронулся в далекий путь, в поисках счастья, понимая, что скорее найдут в дороге смерть.
И каково же было их изумление, когда они не только дошли, но собственными глазами увидели Галицкую «Вольную» Русь!
И «доброго короля милостивца, защитника обиженных и угнетенных», о котором в правобережье уже начали слагать сказки и рассказывать их по вечерам детям!
Сам Галицкий от массового наплыва людей чуть ли не впал в полное отчаяние – за зиму на Донбасс пришло более трех тысяч переселенцев, с весной их поток изрядно увеличился – разорение и голод царили в прежде благодатных и хлеборобных краях.
В Поместном приказе дьяки и подьячие трудились круглосуточно, переписывая прибывающие толпы. И направляя по слободам для расселения – там хотя и построили дома в расчете на новых переселенцев, и запасли зерна, но никто не ожидал такого «пришествия». Старосты и старейшины взвыли, но сердцем никто не очерствел – принимали всех несчастных, делились куском хлеба в домах. Да и памятку князя все помнили хорошо – «вас приняли и кормили, теперь и вы обязаны так сделать!»
Впрочем, здесь присутствовал нехитрый крестьянский расчет – рады были не только новым рабочим рукам, благо земли вокруг непочатый край, но и защитникам. Ведь каждый мужчина должен был получить оружие и научится стрелять – без всеобщей воинской службы выжить населению на краю «Дикого Поля» невозможно. С первой травой все жители с напряжением в душе каждый день ожидали прихода ногайцев – а их набеги могли продолжаться чуть ли не круглогодично.
«Если так дело пойдет и дальше, а к этому и идет, турки и татары готовы к большой войне, то к концу года население моего княжества, как минимум, удвоится. Но лишь бы не утроилось – людей кормить будет нечем, хотя я приказал засевать все что можно и чем можно. Вместо ружей на «славянской» мануфактуре всю зиму сельхозинвентарь ковали бесперебойно, все запасы железа извели.
Вон как целину бодро распахивают – гектаров, чур, тут все в десятинах измеряют, тридцать уже отработали, и это, судя по охвату, только начало. Торопятся люди с посевной – сейчас каждый день на вес золота. А вон и детки трудятся, никак кукурузу сажают?»
Юрий остановил лошадь рядом с полем – действительно, ребятишки довольно быстро копали ямки и бросали в них желтые крупные зернышки. Народ из Подолии прекрасно знал кукурузу и давно ее выращивал – так что можно было не сомневаться, что урожай заботливо вырастят и тщательно соберут. Запасы велено подготовить на пять тысяч человек – хотя переселившегося сюда люда едва на пару тысяч.
На неизбежный вырост народа, который сгонит с родных мест надвигающаяся скорая и жестокая война!
Юрий тронул кобылу, решив объехать округу. Гусары снова окружили его, внимательно рассматривая окрестности. И хотя они имели обычный для польских «крылатых гусар» вид, вот только пик не наблюдалось вовсе. Главным оружием, кроме тяжелого палаша, разумеется, были два длинноствольных пистоля в кобурах.
Вот только это не «гладкостволы», а штуцера с пулями Минье – для нынешних времен супероружие. Еще бы – триста сажен дальность стрельбы, девятьсот шагов. На двести саженей можно уверенно попасть в такую крупную мишень как конь. Безлошадный татарин и не противник вовсе, а жертва для палаша. К тому же Галицкий разработал «ноу-хау» – приставной приклад, на манер привычной кобуры к «стечкину», только цельный и с простым зажимом-защелкой.
Понятно, что время «крылатых гусар» уходит, на смену им придут в европейских армиях кирасиры, если уже не пришли – Юрий точно не знал, когда появятся новые латники, но в том был уверен.
«Вольных гусар» у него ровно две дюжины – не столько для войны, их ничтожно мало, сколько для показа «величия». «Боярская Дума» буквально потребовала от него завести именно такой эскорт. И он понял их доводы – и в этом мире понты дороже денег!
Люди умелые, и что главное – лояльные, преданные и надежные, присягу принесли, крест целовали. И в основе этого отношения не только доверие к ним, но их семьи, жены и дети, у некоторых и родители – а тут предательство может выйти боком. Таковы жестокие нравы этого мира – круговая порука не зря в ходу!
Юрий посмотрел на едущего впереди гусара. Тот держал пику с развевавшимся на ветру прапором, что был поделен наискось. На верхней половине, на синем фоне – вставший на лапы золотистый лев с королевской короной – герб Галиции. На нижней половине изображен старинный герб Волыни – на красном фоне белый скачущий витязь…
Глава 3
– Изменился ландшафт, изуродовали край в мое время…
Юрий долго смотрел на карту, склеенную из листов бумаги. Требовалась особая внимательность, чтобы нанести на ней все нужные обозначения. Недельная поездка принесла для него немало значимого и интересного. Заложен на месте Донецка город Владимир Ново-Волынский и семь переселенческих слобод – они, за исключением Иловайска и Макеевки, вытягивались укрепленной цепью на юг, закрывая от татарских набегов самое уязвимое место – водораздел верховий Кальмиуса и Торцов.
Осуществлять привязку на местности было невероятно сложно – отсутствовали многочисленные отвалы, терриконы, пруды и прочие следы хозяйственной деятельности человека. Иной раз ему казалось, что он попал в какой-то иной мир, настолько были неузнаваемы вроде бы привычные для него окрестности. А ведь изъездил Донбасс в то свое время вдоль и поперек, считал не без основания, что хорошо знает родной край. Но теперь приходилось давать «новые-старые» названия, чтобы самому не запутаться и иметь какое-то представление о существующих реалиях.
Сейчас, тщательно нанося на карту значки, и старательно выводя пером, макая его кончик в чернильницу, знакомые с детства названия – Ясиноватая, Авдеевка, Красногоровка, Марьинка и Докучаевск – Галицкий сомневался, а точно ли слободы находятся на том же самом месте. Совершенно незнакомые балки и овраги, множественные перелески и рощи, заросли кустарников и ручьи – тут нужно прожить немало лет, чтобы разобраться во всем хитросплетении рельефа.
Взяв в руки «карандаш», стерженек графита, обмотанный тканью – Галицкий стал штриховать очерченные овалы, рисуя внутри маленькие деревья. Лесов и перелесков, дубрав и рощ хватало с избытком, но к 21-му веку они были выведены практически напрочь, сохранившись в немногих охраняемых природных зонах.
Теперь такого безобразия он здесь постарается не допустить – слободы обязывались взамен каждого срубленного дерева высаживать пару саженцев, дабы зеленые массивы не только не оскудели в размерах, но и увеличились хоть на немного.
Более того, Юрий прекрасно понимал, к чему может привести бесконтрольная распашка земли, как говориться, от края до края. Потому принудительно обязывал старшин и старост следить за размерами полей, чтобы они не превышали двадцати десятин. И обязательно разделялись лесополосами, которые должны были высаживать сами хлеборобы. За отсутствие таковых обкладывался двойным сбором не только злостный нарушитель княжеского указа, но и вся слобода.