Лето наших надежд (СИ)

— Извини, — шепчет Александрова, смущенно улыбаясь. — Мне пора.
Но до того, как она убегает, я говорю ей, чтобы у нее не осталось шансов отвертеться:
— Завтра, Лера, мы будем играть в баскетбол.
Что бы это ни значило.
  
20
 
Ночью я почти не сплю. Воспоминания о вчерашнем вечере и мысли о Лере бомбардируют голову, не позволяя мне забыться. Ощущения для меня совершенно новые — хочется все, сразу и быстрее, а ведь раньше я считал себя рационалистом, который не любит спешить.
Раз за разом воскрешаю в памяти сцены, от которых сладко тянет в груди: вот Александрова берет меня за руку, когда мы медленно возвращаемся из парка, вот пьет пиво из моей банки, дерзко улыбается, флиртует, просит научить ее бросать мяч в корзину. Это все ведь не просто так? Не странная игра моего воображения, которому хочется больше того, что есть на самом деле?
Забываюсь беспокойным сном лишь на рассвете и встаю вместе с горном, вынужденно пропуская пробежку. Ругаю себя и злюсь: зная любовь Леры к ранним подъемам, я мог бы встретить ее у озера или где-то на территории, а вместо этого проспал. А мне не хочется терять ни минуты — настолько я жадный до общения с ней.
Долго сожалеть не в моих правилах, поэтому я заставляю себя сконцентрироваться на завтраке. Она будет там. Возможно, я поговорю с Пашей и Матвеем, чтобы прикрыли меня, и после столовой уговорю Леру сразу пойти на баскетбольную площадку. Не играть даже — просто поговорить. Выяснить все между нами. Разобраться с демонами прошлого. Понять, что дает нам настоящее.
Да, вчера мы много времени провели вместе, но этого кажется поразительно мало теперь, когда я знаю, каково это — когда к тебе обращена ее улыбка, как идеально ощущается в ладони ее рука и как волнительно касаться губами алюминиевой банки в тех метах, которых до этого касались ее губы, мечтая о настоящем поцелуе.
За завтраком я никак не могу расслабиться, бесконечно стреляя глазами по сторонам. Почти все отряды уже поели, а Леры все нет, и мне начинает казаться, что она нарочно от меня прячется. Это паранойя, я знаю, но ничего не могу с собой поделать — подобная какофония чувств и эмоций для меня в новинку.
Нетерпеливо сканирую входы и выходы в столовую в надежде увидеть белокурую головку, но натыкаюсь на внимательный взгляд Кати. Может быть, она что-то знает?
Я едва дожидаюсь, пока закончится завтрак, чтобы встать из-за стола и, не привлекая к себе повышенного внимания, подойти к темноволосой девушке.
— Так-так, — говорит Катя, хитро щурясь. — Дай угадаю? Леру ищешь?
— Знаешь, где она? — спрашиваю я, не пытаясь делать вид, что я здесь по другому поводу.
— Была рядом, когда мы вели отряд на завтрак. Потом ей кто-то позвонил, и она отстала.
— Кто ей звонил? — вырывается у меня.
Катя удивленно смотрит на меня и качает головой.
— Я не лезу в ее личную жизнь. И тебе не советую.
Мне хочется ответить что-то вроде «Я сам разберусь, куда мне лезть», но вслух этого не произношу. Возможно, Катя права — пока у меня нет никакого права вмешиваться в дела Леры. Надеюсь, что «пока» здесь ключевое слово.
— Скажу ей, что ты ее искал, — бросает Катя, вставая из-за стола.
С неприятным сосущим ощущением в животе я выхожу из столовой, в дверях сталкиваясь с Ларисой.
— О, Кир, привет. Матвея не видел?
— Он уже позавтракал и ушел. Ты ему звонила?
— И звонила, и писала, — разочарованно отвечает Лариса. — Ладно, когда увидишь его, скажи, что я с отрядом буду занята до 11.00.
На улице светит яркое солнце, но мне отчего-то становится не по себе. То, что Матвей и Лера пропали в одно и то же время, начинается казаться мне подозрительным. Я стараюсь успокоиться и мыслить логически — Волков говорил мне, что с Лерой у него просто дружба и у меня нет причин ему не верить. И она… То, что было между нами вчера, нельзя просто так сбрасывать со счетов.
— Ты чего потерянный такой?
Не сразу понимаю, что обращаются ко мне, но сквозь нервозность, в конце концов, различаю голос Паши.
 
— Слушай, присмотри за отрядом буквально двадцать минут, ладно? — прошу я. — Я подтянусь к походу на озеро.
— У тебя все нормально? — подозрительно глядя на меня, уточняет друг.
— Да, — делаю попытку улыбнуться. — Есть одно срочное дело.
Несколько мгновений я смотрю в удаляющуюся спину Паши, который уводит за собой ребят из отряда, а сам думаю, куда мне идти дальше. Если мыслить логически, Лера должна быть где-то поблизости. Катя сказала, что она отстала на пути в столовую, а значит, она не могла уйти далеко. К тому же, она еще не завтракала…
Куда бы я пошел, если бы хотел поговорить по телефону и меня не тревожили?
Я вдруг вспоминаю про склад за столовой. Когда я сам был ребенком, мы там часто курили с парнями, прячась от вожатых. Потом там поставили камеру, и мы нашли новое место за забором, но за столовую по привычке часто ходили поболтать или уединиться с девчонками среди дня.
Решительно направляюсь в нужном направлении, но, не пройдя и половины пути, натыкаюсь на картину, от которой вдруг застываю, как вкопанный, и не сразу верю своим глазам. Лера, что я так настойчиво искал, и мой друг Матвей, встречающийся с Ларисой, прилипли друг к другу прямо у технического входа в столовую.
Словно затвор фотоаппарата срабатывает перед глазами: за одно короткое мгновение я вижу все — то, как доверчиво ее голова лежит у него на груди, как крепко обнимают ее талию его руки, как тесно их тела прижаты друг к другу, разделенные лишь тонкой тканью его и ее одежды…
Сердце рефлекторно сжимается, потом ухает куда-то вниз и начинает бешено биться в желудке. В душе расползается черная дыра, размером с океан, во рту появляется неприятное ощущение горечи и ощущение такое, будто бы мне дали под дых.
Черт возьми, какой же я дурак! Я ведь знал о том, какая она. Знал и видел, что она сделала пять лет назад с Вадимом, обещал себе, что не попадусь на ее уловки и все же… и все же попался.
Сука. Как же больно.
Хочется крушить все вокруг, чтобы стереть из памяти видение сладкой парочки, и одновременно выть от разочарования, смешанного с почти физически осязаемой болью. Но я не делаю ни того, ни другого.
Хорошо, что и Матвей, и Лера в этот момент смотрят в другую сторону — так я хотя бы могу сохранить свое лицо и уйти, оставаясь незамеченным.
  
21
 
Наверное, так чувствуешь себя, когда тонешь. В голове гудит, грудную клетку распирает и кажется, невозможно вдохнуть. Это шок. Но, боже мой, почему я вообще удивляюсь чему-то, связанному с Лерой Александровой?
В поисках временного убежища, где я смогу привести себя в чувство, я сбегаю на стадион. После завтрака здесь никого нет — отряды разошлись по домикам планировать день, и у меня есть минимум полчаса в одиночестве. После того, что произошло, побыть наедине с самим собой мне необходимо как воздух.
Странно так: Александрова ничего мне не обещала, Волков ничего мне не должен, но я себя ощущаю так, словно они меня предали. Хотя, на самом деле, это я выставил себя круглым идиотом, который не в состоянии учиться на собственном опыте. Всего-то нужно было сопоставить прошлое и настоящее, чтобы сделать верные выводы, а я позволил себе увлечься. И кем? Девушкой, которая уже однажды предала моего лучшего друга!
Какой дурак.
Сжав пальцы, в сердцах сталкиваю кулак со стволом близлежащего дерева. Руку пронзает боль, но я ее почти не замечаю: это ничто по сравнению с бурей, которая бушует внутри.
Присев на лавочку, прячу лицо в ладонях. Темнота под закрытыми веками вспыхивает яркими кадрами, на каждом из которых я вижу Леру. Вот она улыбается, вот хмурится, даже тихонько плачет, а потом оказывается в объятиях Матвея. Неконтролируемая ярость, подобно потокам горячей лавы, снова разливается по венам, кровь громко стучит в висках, грудь стискивает в болезненном спазме. Я чувствую себя так, словно получил нокаут на ринге.