Ты моя, Птичка! (СИ)
— Скажите уже, мне кажется меня ничем уже не удивить. — тогда я почему-то подумала, что у меня нашли опухоль, что у меня метастазы по всему организму, вплоть до ушей и языка, как бы это глупо не звучало, и осталось мне два часа.
— Вася, зачем же ты сделала аборт в таком возрасте? Неужели помочь бы поднять ребенка никто не смог?
— Без вариантов. Сама дура. — что есть, то есть.
— Девочка, ты больше не сможешь детей иметь. Процента три могу только дать. И то если две планеты вокруг луны хороводы водить начнут наперегонки.
Я ошиблась. Удивить смогли меня и сильно.
Однако, я еще держалась. Вечером того же дня позвонил папа.
— Вася, ты охренела, сутки дома не появляешься, на учебе не была. Какого хера. Где ты?
Ах да, я же никому не сказала, что в больнице.
Рассказала отцу, где я и что со мной. Умолчала, правда, про беременность, аборт и последствия.
Он приехал через час. С боем но вошел в палату, часы посещения закончились к тому времени, но ему попался на пути мой врач и разрешил на пять минуточек заскочить.
— Василиса, ну ты чего не сказала то? Я ремень дома готовлю, а оказывается нужно бульон куриный для больной дочери. Сейчас-то нормально все? Болит?
— Нет, не болит. Все нормально. Дней через пять выпишут. По поводу учебы я предупредила девочек, они скажут, что я на больничном. Все хорошо.
— Надо чего? Завтра приеду, привезу.
— Да, — говорить отцу о том, что мне нужно нижнее белье, прокладки, ночнушки и по мелочи, было неудобно и, когда я замялась, он все понял.
— Так, приеду домой, скажу матери, чтоб набрала тебе и собрала все, что ты скажешь, а завтра на работу с собой пакеты возьму и в обед все привезу, договорились?
— Спасибо, пап. — хотелось обнять, прижаться к нему и почувствовать тепло тела другого человека, близкого и родного. Потому что я уже несколько месяцев не чувствовала тепла, я мерзла, будто в купальнике по Антарктиде гуляю. Но папа этих обнимашек не любил до чертиков.
Позже позвонила мама. Не спрашивая, что со мной и как чувствую, как то не довольно начала собирать мне поклажу. Слава Богу, все положила хоть.
— Что у тебя там опять случилось? — напоследок бросила она в трубку.
И, наверное, в меня кто-то вселился, потому что сама я бы никогда так не ответила.
— Мои похороны.
За день до выписки пришли Лиза и Коля.
— Привет, систер. — как ни в чем не бывало, проговорила сестра и разулыбалась. — Как здоровьице?
— К делу Лиз, что хотела?
— Ой, ой, ой. Злишься что ли все еще? — если бы мне не было больно вставать и делать резкие движения, она бы к концу своего вопроса наполовину облысела. — Вась, можно мы в твоей квартире поживем?
— Какой? — удивилась я.
— Ну ладно тебе, не прикидывайся, тебе же тетка свою подарила в Краснодаре.
Про это знали не многие. Лишь тетя, я и… Коля. Я посмотрела на него, но он так и держал взгляд на обшарпанном линолеуме.
Трус!
Впервые всплыло это слово у меня в голове, глядя на него.
— Я хочу поговорить с твоим парнем, — делая ударение на слове «твоим», сказала я.
— Зачем это? — напряглась сестрица.
— А потом я подумаю над твоей просьбой.
— Ну ладно, только не долго.
Лиза вышла, а Коля так и подпирая стену стоял.
— Почему ты так со мной поступил? Почему сразу не сказал про сестру, ты же знаешь, я истерик не устраиваю?
— Прости, Вась. Не знаю, как все получилось. Прости меня и за сестру и за ребенка. Мне Лиза про аборт сказала.
— Я тебе кое-что еще скажу, Коль.
— Что?
Он поднял на меня глаза и сделал несколько шагов вперед. Глядя на него, в груди что то екнуло, и я поняла. Не отпустило, люблю его. До сих пор.
— Я больше никогда не смогу иметь детей, потому что ты и Лиза захотели быть вместе, а я оказалась слишком слаба, чтоб противостоять всем вам и своим страхам.
Коля заплакал. Я видела. Глаза стали влажные и, моргнув, из них потекли две слезинки. Жаль, что не кровавые.
Я не хотела давать разрешение на проживание в моей квартире. Не хотела, пока не попросил Коля.
— Вась, разреши нам проживать там. Потому что… потому что… я не хочу обижать твою сестру, когда буду приходить сюда и не спускать с тебя глаз. Я еще ничего не забыл…
В животе что то заворочалось. Потеплело. Наверное, вернулась одна из стаи бабочка.
Три месяца Коля мне писал, интересовался моими делами, здоровьем. Я училась на факультете своей мечты, начала знакомится с людьми. Хорошо общалась с тем престарелым врачом, что жалел меня в больнице после операции.
С каждым новым смс внутри меня что-то порхало.
Бабочки и птички! Думала я, отвечая на его смс.
Он жил с Лизой в моей квартире в Краснодаре, они учились в институте. Перевелись из нашего захолустья и наслаждались городской жизнью.
Он писал, что скучает и хотел бы со мной увидеться. Правда, и Лизу хвалить не забывал. Умница, красавица. Жили они на деньги, что им высылали наши и Колины родители.
Сидя дома как-то вечером за учебниками, я услышала мамин радостный голос, которым она рассказывала радостную весть папе.
— Коля сделал предложение Лизе, они скоро поженятся!
— Сначала Васе, потом Лизке, странный этот Коля! — нахмурился папа.
Вот только для меня его слова были где-то на периферии сознания. После слов мамы я плохо, что соображала.
Через два дня в ванне ночью я порезала себе вены кухонным ножом. Порезала… это, конечно, не то слово, потому что я их кромсала. Рвала, я бы даже сказала. Наверное, специально выбирала самый тупой нож из всех имеющихся.
Пока обрезала одну руку, для второй уже не было сил. Зато крови на полу, хоть отбавляй.
Я крещенная и прекрасно понимала, что самоубийство грех, который искупить нельзя. Проще было бы убить Колю и замаливать всю оставшуюся жизнь свой грешок.
Но нет. Я то буду и дальше мучиться. Буду все помнить, понимать. Я стала пустышкой, которая никогда не сможет осчастливить не только какого-то мужчину или родителей внуками, но даже себя. Пустая, грязная, испорченная…
Меня никогда не любила мать, я всегда выполняла грязную работу, я чуть не убила сестру в детстве, меня предал один, потом второй.
Самой от себя было противно. Настолько противно, что ноги понесли меня сначала на кухню, чтоб руки взяли нож, а потом в ванну, чтоб уже там мои собственные руки…
Греха не вышло,… через какое-то время, когда я начала терять сознание, вломился папа. Что-то кричал, ругался, даже, по-моему, маму оттолкнул от меня так, что она села на задницу. На руках донес до нашей старой «девятки» и погнал в больницу. Там меня привели в норму. Шрамы остались страшные. И снаружи и внутри.
Две недели отец держал меня под своим неусыпным оком, потому что взял на работе отпуск. Матери в доме не было. На мой немой вопрос через три дня после приезда домой, он ответил.
— Пусть пока с Лизкой своей поживет.
Мы с папой не говорили по душам, он не спрашивал в чем дело, что со мной и почему я решила так поступить. Он просто молча находился со мной рядом.
Смс от Коли закончились в тот день, когда мама уехала к ним в квартиру. Точнее, в мою квартиру.
Прошло три недели, и я подошла к отцу для разговора.
— Я хочу уехать.
— Куда это? — прищурился он.
— На квартиру. В Краснодар. Лиза с Колей пусть съезжают. Мне помогут с переводом по учебе, я буду подрабатывать. Не смогу здесь.
— Клянись мне. — сказал он после долгой паузы.
— Я больше никогда так с собой не сделаю, чтобы не случилось больше в моей жизни. Клянусь.
— Завтра позвоню матери и скажу, чтоб собирала этих тунеядцев и освобождала квартиру.
Глава 18
Василиса
Я слышала, как папа взял телефон, набрал номер и сказал.
— Так, Вася будет жить на своей квартире.
Ответа слышно не было.
— Собрались и приехали в деревню, я сказал. В конце концов, ваш Колька мужик или так… пусть и думает, как будущую семью обеспечивать. Не за счет сестры невесты.