Ребёнок моего мужа (СИ)

− Как прошёл твой день?
− Устала.
− Ты сегодня долго. Я заждался.
− Поздно пришла на работу. Кое-кого навещала. Начальник попросил задержаться.
− Кого?
− Вику. Она из роддома никуда не делась и проситтебяо помощи.
Влад насупился.
− Пусть живёт, как жила. И выкручивается своими силами. Больше к ней не ходи!
− Я и не собиралась. Это ты у неё постоянно околачивался.
Примостив сумку на тумбочку, Лана бросила мимолётный взгляд в зеркало. Ещё утром на нём виднелись жирные следы от пальцев, сейчас же оно сияло чистотой так, будто его языком вылизали. Пол под ногами блестел, на коврике под порогом не было ни соринки, все тапочки у стены стояли параллельно друг другу, и даже зонты висели на одном уровне.
− Ты сделал в прихожей уборку?
− Не только в прихожей, во всей квартире. Я же в отпуске. Хотел быть полезным.
− Славно.
− А ещё я приготовил равиоли. Они получились лучше «Шарлотки». Я проверял.
− Спасибо. Ты умеешь быть очень милым, когда хочешь.
Других слов у Ланы не нашлось. Поставив на платформу для обуви сапоги, она тщательно вымыла руки, причесалась и собрала волосы в низкий хвост. Переодеваться в домашнее не стала. На всё про всё у неё ушло минут десять, и за это время Влад успел вернуться на кухню, снять проклятый фартук, выключить свет, зажечь свечи и разложить по тарелкам обещанный ужин.
− Раз уж сегодня пятница, а впереди выходные, мы могли бы сходить в кино. Я нашёл несколько неплохих фильмов.
Голос его звучал вкрадчиво. Горелым на кухне уже не пахло. Теперь там пахло дорогим мужским парфюмом с нотками апельсина и миндаля. Лана обожала этот аромат, и Влад знал об этом. Когда она вошла, он встал и отодвинул для неё стул, а, когда села, по-джентельменски придвинул стул обратно.
− Не задирай его! Он пытается заслужить твоё прощение, − просипел внутренний голос. Лана не стала с ним спорить.
− Да, он действительно пытается попросить прощения.
− К тому же он тебя не изменял. И вернулся, как только узнал, что ребёнок не его.Вернулся к тебе.
− Верно, он мне не изменял.Физически. Только вот, где бы он был сейчас, если бы ребёнок оказался его? Делал бы равиоли, зажигал бы свечи, суетился бы над пирогом? Нет! Он бы был при Вике. Занимался кроваткой или ездил по магазинам, а может, забирал её из роддома.
Внутренний голос пристыженно умолк. Наверное, обиделся. Попыток защитить Влада он больше не делал. Зато сам Влад говорил не переставая. Жестикулировал и часто смеялся. Лана из его монолога не поняла ни слова. Она думала о своём, думала о том, как больше двенадцати лет назад поставила ему одно важное условие. Ни при каких обстоятельствахне поднимать на неё руку. Это было главное правило в их семье, и Влад его придерживался. «Пальцем меня заденешь, и я сразу уйду», − пообещала Лана в тот день, когда они приняли решение жить вместе. И она не шутила. Ударь он её, и она бы хлопнула дверью в тот же миг. Потому что знала: один раз стерпишь, и битьё станет нормой. Мужчина, ударивший женщину, не мужчина. По крайней мере, Лана считала так. Нет, в детстве её не били и в юности тоже не трогали, но это был её ещё один жизненный принцип. Даже при самой отвратительной ссоре, даже во время самого жгучего занятия любовью. Не бить! Никогда! К счастью, они оба были сторонниками классического секса. «Пожёстче» любили другие. Например, одна из Ланиных школьных подруг. Та буквально визжала от восторга, когда её душили. А её бойфренд визжал от восторга, когда душил сам. Закончилось в итоге всё печально. Подруга лежит в могиле, а её бойфренд сидит в тюрьме. Как говорится, доигрались. Именно поэтому первый фильм «Оттенков» Лана смотрела с ужасом и беспрестанно волновалась за Анастейшу. Она боялась, что Кристиан в какой-то момент не рассчитает силы и убьёт её, а героиня даже слово «красный» сказать не успеет. Грея и БДСМ Лана никогда не романтизировала, но понимала в чём успех истории. По сути, это обычная сказка про красавицу и чудовище, просто на новый лад. Для взрослых. И Лана, сказать по правде, никогда не думала, что в её жизни случится нечто подобное. Не физический, но моральный садизм. Без плёток, без шлепков, без креста и цепей, но с уровнем боли, которую бы не причинили даже все перечисленные предметы разом.
 
− Лана?
− Что?
− Ты слышала меня?
− Слышала.
− О чём я говорил?
− О билетах в кино.
− Нет. – Влад устало вздохнул и потёр висок. – Я говорил про Париж. Я в отпуске, и мы могли бы уехать. На неделю или даже дней на десять. Взять тур по всей Западной Европе. Посетить Вену, Брюссель…
Лана качнула головой.
− Я не хочу.
− Хорошо. Может, тогда махнём в Испанию?
− Я никуда не хочу. С тобой уже никуда. Я от тебя хочу только развод.
В правой руке Влад держал вилку с равиоли. До рта он её так и не донёс. На секунду вилка замерла, а затем упала в тарелку.
− У нас был трудный период. Я вёл себя, как последний кретин. Особенно в ресторане, поэтому я прошу прощения. Я сильно тебя обидел, но давай не будем пороть горячку. И не будем повторять второе февраля.
− Я его и не повторяю. Второго февраля я была на эмоциях. Сначала «пролёт», потом Валя со своими рассказами, бесчисленные лекарства во мне, гормоны скакали… Сегодня ничего этого нет. Тогда это произошло спонтанно, а сейчас… Я не первый день думаю о разводе. И даже не первый месяц. И жить с тобой больше не хочу.
− В тебе говорит обида. А ещё ревность, злость, уязвлённая гордость, боль… − Через весь стол Влад протянул к Лане руку, но она её не коснулась. Их пальцы так и остались лежать в нескольких миллиметрах друг от друга.
− У меня к тебе ненависти нет. Но и любви тоже не осталось. Ты всё вытравил. Всё уничтожил. Вчера у меня к тебе была только жалость, а сегодня и она прошла.
Чтобы не смотреть на мужа, Лана отвела взгляд и отыскала глазами испорченный пирог. Влад не успел его выбросить. Многострадальная «Шарлотка» стояла на плите. Сверху чёрная, внутри сырая.
− Наверняка найдутся люди, которые в два счёта её сожрут и даже спасибо скажут. Едят же некоторые обои со стен и ремни кожаные. Когда в желудке пусто, жрут даже землю. Голод не тётка. А тут что? Всего лишь сырая и горелая. Если выбора нет, любая еда – милость. Но я не до такой степени нищая. Мне не шестьдесят и даже не сорок. Как сказала твоя мать, мне всего-то тридцать пять − я красавица и умница, и у меня выбор есть. Мне ни к чему уплетать горелое и сырое. И ни к чему жить с таким, как ты.
Отодвинув тарелку, Лана встала из-за стола и стряхнула крошки с подола в раковину. Равиоли действительно были ничего. Она всё-таки успела их попробовать.
− Послушай, Лана, послушай! – Влад метнулся к ней, как искра пламени. Обнял и, прижав к себе, принялся гладить по волосам. – Родная моя, хорошая! Не покидай меня! Не уходи! Второго февраля я тебя не остановил, и вот что вышло. Прошу, давай хоть сейчас глупости делать не будем.
Лана осторожно высвободилась из его объятий. Если бы он держал её так в прошлый раз… Если бы предпринял хоть что-то, она бы ни за что не ушла, и всё действительно могло сложиться по-другому. Но сейчас… Сейчас это было уже не то.
− Я больше не могу тебе верить. Ты столько раз обещал, а потом нарушал все свои обещания. Что, если мы опять поссоримся, и ты вновь проснёшься в чьей-то постели, и та женщина на самом деле окажется от тебя беременной. Мне снова придётся проходить весь этот ад? Снова, да?
Желваки на скулах у Влада задвигались. Лицо покраснело. Лана видела, как он отчаянно пытается найти слова. Пытается и не может.
− Не убивай нас, − наконец выдавил он. Чтобы сформулировать эту фразу у него, казалось, ушла целая вечность. − Всё ещё можно исправить. Я ошибся, но ведь это случилось всего единожды. Первый раз за двенадцать лет.
− Нас уже нет, Влад. Давно нет. Измена, оказывается, не самое страшное. Есть вещи куда хуже.
Она прошла мимо него и взяла сумку с полки в прихожей. Проверила телефон, паспорт, наличные деньги и банковскую карту. Голова у неё была как никогда холодной и ясной. Мысли – спокойными. Думая о такси, Лана провела пальцем по экрану и увидела сообщение от Юльки: