Король Теней (ЛП)

Посетителей провели мимо парадной лестницы через арку направо, а затем в большой банкетный зал с высоким потолком, где двенадцать человек сидели на стульях за длинным праздничным столом. Последним порог зала переступил ДеКей. Шествие замыкали музыканты. Как ни странно, никто из островитян не выказал явных признаков любопытства при виде вычурной маски ДеКея. 
При появлении гостей изысканно одетые горожане — разных возрастов: от двадцати до шестидесяти — встали и начали приветствовать гостей звоном маленьких колокольчиков, что напомнило Мэтью бой курантов. Мелодия музыкантов и звон слились в необычную какофонию, заставившую Брэнда и Фалькенберга снова потянуться руками к оружию. 
Из островитян за столом присутствовали восемь бородатых мужчин и четыре женщины с цветами в волосах. В дальнем конце стола стоял такой же стул, как и все остальные. Он не был ни специальным образом украшен, ни увеличен в размерах, но Мэтью предположил, что именно он зарезервирован для короля, который еще не прибыл. Фрателло, который, очевидно, был правой рукой короля, обратился к островитянам на их родном языке. После этого звон колокольчиков стих, и голгофяне заняли свои места. 
— Садитесь! Садитесь! — уговаривал гостей Фрателло. Он сновал от одного пустого стула к другому, рассаживая посетителей в произвольном порядке. Мэтью посадили ближе к королевскому месту, чем ДеКея, Хадсона и Профессора Фэлла. Последний с хмурым видом сидел в дальнем конце стола напротив Фалькенберга. 
Островитяне переговаривались между собой, бросая быстрые взгляды на посетителей. Наверняка они старались держаться уважительно, но Мэтью казалось, что их осматривают, как диковинных тварей в зверинце. Фрателло и двое других мужчин были заняты тем, что разливали красное вино в деревянные кубки из глиняных кувшинов. На столе пока не было никаких праздничных яств, однако деревянная посуда была подготовлена. 
Пока музыканты продолжали играть на флейтах и колокольчиках, прогуливаясь вокруг стола, у Мэтью появилась возможность детальнее изучить обстановку. Он отметил, что беглые взгляды стали чуть дольше, за счет чего Фалькенберг и Брэнд чаще поглаживали свою одежду, под которой было спрятано оружие. Островитяне продолжали переговариваться, но, очевидно, никто, кроме Фрателло, не владел английским языком. Местное наречие все так же напоминало смесь итальянского, французского и греческого языков с отрывистыми фразами и щелкающими звуками. 
Мэтью заметил еще одну интересную особенность: при ближайшем рассмотрении костюмы местного населения не казались такими уж изысканными — плащи и рубашки с оборками казались поношенными, на некоторые из них были поставлены многочисленные мелкие заплаты. По-видимому, на острове был более-менее компетентный портной, который поддерживал поношенную одежду в сносном состоянии, но здесь точно был дефицит одежды из магазинов Афин или Милана. Это подтверждало утренние слова Фрателло о том, что здесь у островитян «свой собственный мир», и торгов с другими странами они не ведут. И вопрос «почему не ведут?» занимал Мэтью едва ли не больше всего. Островное государство находилось достаточно близко к большой земле, чтобы до него можно было добраться вплавь в течение нескольких дней. 
Мэтью встревожился, вспомнив те брошенные суда, мимо которых они проплывали на закате. Там был один французский и один итальянский корабль, оба напоминали торговые суда и были в два раза больше «Немезиды». Экипаж должен был составлять… человек десять-двенадцать. Так почему же они бросили здесь свои корабли? И еще более тревожный вопрос: что с ними стало? 
— Вот, юный сэр, — сказал Фрателло, чей английский теперь звучал вполне свободно. — Вам это понравится. — Сказав это, он начал наливать вино в кубок Мэтью из кувшина, который держал в руках. Как только его рука оказалась перед лицом Мэтью, юный решатель проблем заметил остатки татуировки, почти стертой возрастом и солнцем, на тыльной стороне ладони. Знак напоминал якорь, а под ним значилось имя «Руби». 
 
— С наших собственных виноградников, — хвастливо сказал Фрателло, собираясь перейти к следующему кубку. — У нас большой запас, так что пейте, не стесняйтесь. 
— Подождите минутку, — сказал Мэтью. — Ваш английский заметно улучшился с нашей последней встречи. Утром вы ведь едва могли на нем говорить. 
— Предположим, — последовал ответ. 
— Ваш быстро растущий навык похвален. Но… кто вас обучил? 
— Обучил? 
— Да, — кивнул Мэтью, не желая пить вино, пока не услышит конкретный ответ. — Кто-то должен был научить вас языку. И я предполагаю, вы совершенствовали навык весь день до сегодняшнего заката. Так кто это был? 
— Никто, юный сэр. Я просто вспомнил его. 
— Но… кто изначально вас учил? 
На смуглом лице Фрателло проступила ухмылка. Темно-карие глаза в пещерах морщин искрились неподдельным весельем. 
— Юный сэр, вы говорите загадками! — После чего он ушел, чтобы наполнить кубок островитянина, сидевшего справа от Мэтью. Он что-то сказал ему на местном наречии, что вызвало смех и кивок головы. 
Странно, — подумал Мэтью. Он огляделся и увидел, что почти все пьют вино, за исключением Хадсона и Профессора Фэлла. Первый был озадачен мрачными мыслями, явно продумывая свой план побега, а последний смотрел на кубок так, будто из него вот-вот могла выползти ядовитая змея. 
В следующий миг Мэтью заметил пожилую женщину с длинными седыми волосами, украшенными венком из голубых цветов, наблюдавшую за ним с дальнего конца стола. Когда он посмотрел на нее, она отвела взгляд, однако вскоре снова принялась разглядывать его, уже не страшась быть в этом уличенной. Она подняла бокал, видимо, чтобы произнести какой-то тост. Мэтью тоже поднял бокал, но пить не собирался: он знал, что в напитке может быть какой-то яд, которым островитяне собирались отравить своих гостей. Мэтью, конечно, видел, что ему наливали вино из того же кувшина, что и многим островитянам, но все же осторожность была не лишней. 
Он как раз размышлял об осторожности, когда дверь в левой части банкетного зала открылась. Среди собравшихся тут же воцарилась тишина. Все, как один, поднялись со своих мест и принялись звонить в колокольчики. В комнату вошел человек, который мог быть только королем Фавором и никем другим. В знак уважения ДеКей снял свою треуголку и поднялся со стула, как и другие гости, за исключением Профессора Фэлла, который сидел, скрестив руки на груди, словно под тяжестью Божьей наковальни. 
Итак, король Голгофы предстал перед своими гостями. 
Это был высокий худой седобородый старик, одетый в то, что можно было назвать плащом из грубой заплатанной и перекрашенной мешковины. Он медленно продвигался вперед, словно испытывая боль от каждого шага, опираясь на длинный сучковатый посох. Фрателло и двое других вышли вперед, чтобы помочь старику, но он махнул им слабой рукой, и они почтительно поклонились, попятившись. На голове Фавора, покрытой редкими пучками седых волос, красовалась медная кривоватая корона, украшенная не королевскими драгоценностями, а множеством мелких ракушек и точеных морских камней. У него был высокий лоб, покрытый грубыми морщинами, и большой крючковатый нос, густые белые брови хмурились над темными глазами, на лице застыла печать усталости. Он прошел к своему стулу во главе стола, и Фрателло задвинул его, когда король сел. Затем Фрателло взял посох и отдал его одному из прислуживающих островитян, чтобы тот поставил его, куда следовало. 
Музыка прекратилась, но голгофяне продолжали стоять, пока Фавор не сказал что-то на родном языке. Голос у него оказался надтреснутый и скрипучий. Все сели, Фрателло занял место по правую руку от короля и тихо заговорил с ним, пока Фавор переводил взгляд с одного гостя на другого, начиная с Мэтью, который сидел к нему ближе всех. 
Фавор задал Фрателло какой-то вопрос, и тот бегло перевел: 
— Король Фавор хотел бы знать ваши имена. Не могли бы вы начать, молодой сэр? 
Мэтью представился. Настал черед других участников пиршества: Страуд, Тэллоу, пять членов экипажа, Фалькенберг, Брэнд, Хадсон и ДеКей. Когда очередь дошла до Профессора, он резко поднялся со своего места и хриплым от ярости голосом сказал: